Любовь и корона - Езерская Елена - Страница 22

• Предыдущая
• 22/47
• Следующая

— В этом не было необходимости, — остановил его Корф. — И потом, еще не известно, чья вина сильнее.

— Я пришлю к вам своего доктора, — сказал Александр.

— Боюсь, что его к нам не допустят, — с сомнением сказал Репнин. — Наши прегрешения ужасны, а наказание здесь, как мы уже успели убедиться, следуют незамедлительно.

— Разве кого-нибудь недавно казнили?

— Да, — кивнул Корф. — Один несчастный старик поляк был расстрелян незадолго до вашего прихода.

— Отец ненавидит поляков. И поэтому моя любовь к Ольге для него — государственное преступление!

— Мужайтесь, Ваше Высочество, — поддержал его Репнин.

— Господа! — Александр встал. — Подозревая, что долее оставаться с вами опасно, я возвращаюсь во дворец.

И снова попытаюсь встретиться с императором. Я попробую переубедить его!

— Мы признательны вам за участие в нашей судьбе, — с благодарностью сказал Репнин.

— Довольно слов! Я должен действовать! Вашу руку, Репнин! Вашу здоровую руку, Корф! Забудем обиды!

Надеюсь вскоре увидеть вас при дворе.

— Даст Бог — увидимся… — проговорил Репнин.

— Даст Бог! Я не прощаюсь, — Александр еще раз бросил взгляд на друзей и вышел из камеры.

— Думаешь, ему удастся вытащить нас отсюда? — повернулся Репнин к Корфу.

— Сомневаюсь. Но попытка — не пытка…

Во дворце Александр не успел сделать и трех шагов, как был остановлен камер-фрейлиной императрицы. Государыня ждала его к себе для важного разговора. Не думая, что эта встреча займет у него много времени, Александр прошел вслед за фрейлиной в покои матушки и остолбенел при входе. У камина стояла Ольга — грустная и оттого, наверное, еще более прекрасная и желанная.

— Это сон? — бросился к ней Александр.

— Государыня отважилась устроить нам встречу, — тихим, почти безжизненным голосом сказала Ольга, уклоняясь от его объятий.

— Почему же ты так холодна? — недоумевал Александр.

— — Потому что иначе я не смогу найти в себе силы покинуть тебя.

— Но отчего? Мы ведь снова вместе!

— Лишь для того, чтобы попрощаться.

— Это свидание — ее подарок мне? — понял Александр и нахмурился. — А что взамен?

— Александр! Отныне моя жизнь не имеет ничего общего с твоей. Все против нас, и я не могу надеяться на счастье. Но ты… — Ольга старалась говорить убедительно и спокойно, — у тебя иное будущее. И ты сам это понимаешь. Я прошу тебя, верни себе расположение императора и прости его.

Чтобы и он мог простить тебя.

— К чему? Разве он любит меня?

— Любит и заботится о тебе.

— Но как же ты? Как же наши чувства?!

— Наша любовь останется с нами, в наших сердцах. Я хотела бы, чтобы вышло иначе. Но у меня нет другого выхода, кроме как расстаться с тобой.

Это мое решение. И, поверь, оно далось мне непросто.

— Ты оставляешь меня?

— Этого требует мой долг, долг вашей верноподданной, Ваше Высочество… — Ольга склонилась в глубоком реверансе.

— Я сделаю то, о чем ты просишь… — после долгой и напряженной паузы сказал Александр и отвернулся от нее. — Пожалуй, сударыня, мне лучше уйти.

— Я люблю тебя, — одними губами прошептала Ольга, но Александр уже не слышал ее — дверь за ним закрылась, как будто опустилась могильная плита.

Николай же тем временем ждал новостей из крепости. Наконец, адъютант доложил ему о том, что так ожидаемый им посетитель прибыл.

— Ваше Императорское Величество, к вам полковник Заморенов.

— Проси, — разрешил Николай.

— Ваше Величество! — в кабинет вошел седовласый старик с изможденным и серым от испытаний и возраста лицом.

— Полковник? — засомневался Николай. — Это действительно вы?

— Так лучше? — смеясь, спросил Заморенов, ловким движением снимая маску грима вместе с волосами.

Теперь он снова стал похож на себя — подтянутый, лысоватый, с жесткими холодными глазами и узкой черточкой губ.

— Намного, — кивнул Николай. — Ну что, помогла вам наша затея?

— Все вышло так, как мы и предполагали. Поручики Корф и Репнин приняли меня за приговоренного к смертной казни старика поляка. Я рассказал им страшную историю про глупца, вздумавшего потворствовать нелепой страсти наследника к «моей» дальней родственнице, фрейлине императрицы, и они прониклись к несчастному такой симпатией, что были откровенны во всем, рассказывая свою историю дуэли.

— Прекрасно! И каковым будет вердикт? Виновны ли они в заговоре против престола?

— Никак нет, Ваше Императорское Величество. Молодых людей волнует любовь, а не политика. И, надо сказать, я не без удовольствия провел время в их обществе.

— Стало быть, необходимости в казни нет?

— И даже в каторге, Ваше Величество…

— Советуете их отпустить?

— Уверен, они не представляют угрозы ни для государства, ни для Вашего Величества. Поручик Корф вместо того, чтобы стрелять в цесаревича, предпочел застрелиться сам. Разве это не доказывает его преданности российскому престолу?

— Вы так сильно прониклись уважением к этим господам? — Николай иронично приподнял брови — подобная сентиментальность была Заморенову несвойственна.

— Ваше Величество! Оба офицера на хорошем счету. Их родители…

— Мне известно, кто их родители.

Им стало бы стыдно, если бы они знали, что их дети участвовали в этой дуэли. В молодых людях отмечен дух бунтарства, и этого вполне достаточно, полковник, чтобы пока содержать их под стражей.

В дверь постучали, и следом в кабинет снова вошел адъютант.

— Ваше Величество, поручик Шубин просит разрешения сообщить господину Заморенову сведения по делу государственной важности.

— Пусть войдет.

— Разрешите доложить, — крепостной порученец выглядел запыхавшимся и заметно обеспокоенным.

Заморенов посмотрел на Николая.

— К чему такая спешка? — улыбнулся тот. — Рухнула Петропавловская крепость?

— Осмелюсь доложить, цесаревич обманом встретился с заключенными Корфом и Репниным. Но, по имеющимся у нас сведениям, во время их встречи произошел инцидент с рукоприкладством.

— Сведения достоверные? — с угрозой в голосе переспросил Николай.

Порученец кивнул.

— Что же… Ступайте! — велел император офицеру и, дождавшись, когда за ним закроется дверь, в раздражении обернулся к Заморенову. — Так вы говорите, полковник, что эти молодые люди не представляют опасности для государства? Распустили господ офицеров!

— Какие будут указания? — Заморенов придал своему лицу виноватое выражение.

— Вот вам мои указания, — Николай резким росчерком подписал лежавшую у него на столе бумагу. — У вас есть вопросы?

— Никак нет!

— Выполняйте! — Николай величественно взмахнул рукой.

Заморенов поклонился и вышел, столкнувшись в дверях с наследником.

Заморенов отступил на полшага, пропуская цесаревича вперед, и закрыл за собой дверь в кабинет императора, оставив отца и сына наедине.

А Корф и Репнин ждали своей участи, не подозревая о случившемся во дворце. Время, проведенное в крепости, еще более сдружило их. И Репнин смог в который раз убедиться, что за бравадой воинственного и задиристого Корфа скрывается верный и храбрый человек, умеющий даже в трудных обстоятельствах сохранять достоинство и выдержку.

— Как ты думаешь, нас отправят в Сибирь, в Шлиссельбург или вслед за стариком — в даль беспросветную?

— Ты отлично знаешь, что я тебе на это скажу, — отмахнулся от его шутки Репнин.

— Так нечестно, игры не получится.

Я думал — это ты у нас будешь оптимистом, а я — пессимистом.

— Если нас не прикончит рота солдат, это сделает моя сестра.

— Без обид, Миша, но я предпочел бы роту солдат.

— А я слышал, в Сибири природа потрясающая…

— Да?! — хмыкнул Корф. — Жду не дождусь случая в этом убедиться.

— А я бы хотел дождаться только одного — свидания. Ведь приговоренным полагается исполнение их последней воли.

— Надеюсь, ты говоришь не о владелице того платка, который едва не стоил тебе лица и нескольких переломов? Если бы я знал, что ты рискуешь из-за нее, я бы основательно подумал, прежде чем бросаться тебе на помощь.

• Предыдущая
• 22/47
• Следующая