Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья - Страница 15

— Может быть и пробовали, может быть, и нет, — прошептал колдун. — Никто в Валемаре лучше них не разбирается в искусстве призыва мёртвых душ, и Арам поверил. Глупец.

— Они предали отца? — с потаённой злобой спросила Зиру.

— Думаю, прекраснейшая, они никогда не были ему верны. Оказывали какую-то поддержку, Второй Учитель познал многие тайны магии Смерти в Пирамиде Дешрета, но верны некроманты всегда были только Зенребу. И то с оговорками.

— Что это значит? — потребовала госпожа убийц.

Эгидиус Малодушный некоторое время собирался с мыслями, продолжая хромать к далёкому некрополю.

— Я владею некромантией, прекраснейшая, причём весьма недурственно, мог бы стать дланью Зенреба в местной магической школе, и я уверен, что с твоей помощью смогу отыскать дух Второго Учителя. Но мои таланты не годятся в подмётки могуществу Сорока Четырёх салиха. Они могли бы легко призвать тебя в Чёрные Пески, могли бы провести ритуал гораздо искуснее меня, но никто из них и костяшкой пальца не пошевелил. Потому что они не хотят. И потому что боятся.

— Я на их месте боялась бы отцова гнева за бездействие…

— Они боятся не Второго Учителя, прекраснейшая, но Зенреба. Боятся прикасаться к его посмертному покою больше, чем кто бы то ни было. Ибо сейчас он Вечно Спящий Фараон, символ, источник мощи, пребывающий в полном покое и статике. Нет ничего более ужасного для жреца, чем бог, который находится в мире смертных и постоянно отдаёт указания, карает, сам осуществляет свою власть. Нет уж, гораздо лучше для жрецов тот бог, который спит вечным сном.

Они приблизились к некрополю настолько, что четыре пирамиды, освещённые фосфорной зеленью, вознеслись над песками и закрыли остальной мир своими громадами. Они были гороподобны, не чета смешной маленькой пирамидке, стоявшей возле Аби Бахрата. Грань ближайшей — Пирамиды Дешрета — обращённая к чужакам, оставалась непроницаемо чёрной, но грани, обращённые к великой Пирамиде Зенреба, отражали её бледный свет полированным чёрным камнем; также зелень играла на громадных серебряных вершинах пирамид, между которыми в далёкой вышине то и дело появлялись и пропадали ломаные всполохи некротической энергии.

— Ещё один сборщик летит…

Колдун остановился, Зиру задрала голову, но не услышала ничего и ничего не увидела, пока огромные крылья не зависла на фоне Пирамиды Зенреба. Даже так нежить была видна едва-едва; она медленно опустилась, полностью скрывшись за пирамидами.

— Прекраснейшая, — Эгидиус обернулся к Зиру, — дальше мы с тобой отправимся вдвоём. Наши слуги остаются.

Из подкладки плаща колдуна стали выбираться пустоглазые. Вскоре десятки уродцев сопели во тьме, пыхтели и харкали, принюхивались к холодному воздуху.

— Это будет особенно нелегко для тебя, но мы должны проскользнуть мимо охраны, мимо некромантов намного более сильных чем я. Тьма поможет, но придётся очень постараться. И заплатить. Ты готова?

Она могла бы потребовать объяснить, к чему должна готовиться, но Зиру уже некоторое время ощущала стойкое желание отвечать на всё, что предлагал Эгидиус только «да».

— Да.

— Я буду рядом, приму на себя б о льшую часть платы и не позволю ничему плохому случиться. Но двигать нас к заветной цели придётся тебе, своей волей, сквозь боль. Рокурбус.

Над Эгидиусом поднялись две большие алые сферы, змей распахнул пасть и всё то немногое, что Зиру могла ещё воспринимать, померкло. А потом её сдавило со всех сторон, перекрутило и вместе с тем стало раздирать; тысячи острых твердокаменных зубов вонзились в живое мясо, проникли внутрь и сомкнулись на органах, костях, стали рвать их и крутить, обливая раскалённым ядом. Ни пошевелиться, ни вдохнуть, ни закричать Зиру не могла, агония схватила саму её душу и подтолкнула к безумию…

— Держись, — призвал бесплотный шёпот, прорвавшийся сквозь многоголосый вой, заполнявший её сознание, — не сосредотачивайся на мучениях, иначе Тьма поглотит тебя без остатка. Отвлекись, у тебя сильная воля, ты перенесёшь всё. Вот, смотри…

Холодные пальцы Эгидиуса коснулись её лица и в кромешной удушающей тьме проступило пятно. Отрывая сознание от бесконечных мук, Зиру сосредоточилась на тусклой картине мира, увидела гороподобные пирамиды и мысленно потянулась к ним. Песок пополз навстречу… нет, это она ползла по песку к пирамидам, огибала ту, что носила имя Дешрета и стремилась к самой большой, — смертному ложу Зенреба. Путь был бесконечно долог, потому что Зиру превратилась в маленькую чёрную змейку немногим крупнее дождевого червя; она сливалась с песком, то и дело ныряя в него и выныривая. Бесконечно долго она добиралась до обширного плато из тёсаных каменных плит, которое держало на себе весь некрополь и уходило под пески.

Меж четырёх пирамид простиралась площадь величиной с город, ровная и пустая, за исключением гигантского каменного шакала, лежавшего близ центра. Перед ним и под его горящим взглядом неживые слуги некромантов разбирали тела и тащили их с площади к подножью Пирамиды Дешрета. Вход в Пирамиду Зенреба предварял длинный путь мимо прямоугольными тумбами, на которых также восседали каменные шакалы, — малые копии гиганта с площади.

— Не думай о них, не смотри на них, они чувствуют жизнь, они чувствуют взгляд, они стерегут покой бога, нас нет, никого нет, не думай о них, не бойся их, забудь, что они существуют, их нет… — шептал Эгидиус.

Безумно медленно, чтобы не привлекать ничьего внимания, преодолевая бесконечную боль, Зиру ползла, огибая бесчисленные тумбы, покрытые иероглифами. Огромный портал, ведший внутрь пирамиды, украшенный орнаментом человеческих костей, приближался. Её муки длились уже многие месяцы как будто, и вся сила воли уходила на то, чтобы ползти, смотреть вперёд, ползти ещё дальше. Родившись без рук и ног, Зиру самой судьбой была предназначена для пресмыкательства, и сейчас ей уже казалось, что ничего иного никогда не было, — она ползала в мире пирамид со дня рождения и будет ползать так до самого конца, пока боль не прервёт это жалкое существование…

У портала замерли две статуи, два тощих великана из чёрного мрамора, облачённых в золотые доспехи. Они держали перед собой громадные башенные щиты, опирались на копья чёрного стекла, имели за спинами большие луки, а на ярких поясах — мечи, похожие на топоры. Вместо лиц у великанов были шакальи маски. Зиру очень медленно проползла рядом со стопой одного, осторожно обогнула пятку, чтобы не коснуться ни единой чешуйкой, и заползла в портал.

Внутри великой гробницы были длинные галереи, перемежавшиеся квадратными и прямоугольными залами. Колонны, исписанные светящимися иероглифами, уходили в тёмную высь. Громадные помещения были пусты, но стены покрывали прекрасные фрески из серебра, обсидиана, алебастра, золота и самоцветов. По напольным плитам передвигались только чёрные гиганты с шакальими головами, грозные, ужасающие, совершенно неживые. В некоторых залах находились большие квадратные бассейны, на поверхности воды зеленели листья гигантских кувшинок, а на бортиках, где плитку покрывал тростниковый узор, замерли ибисы. Не сразу удавалось понять, что кувшинки были нефритовыми, ибисы — яшмовыми, а вода — стерильной. Никакая жизнь не обитала в гробнице Зенреба, даже незримая.

Между залами и анфиладами находились всё новые массивные порталы, которые, один за другим приходилось преодолевать. Не прекращая агонизировать, Зиру ползла, прячась от стражей за колоннами, обползая помещения по краю, то и дело замирая, что было мучительнее всего, потому что тогда боль захватывала всё её естество. Если бы не касания Эгидиуса, его поддержка, вера в неё, сущность Зиру была бы разорвана в клочья. Но он всё время был рядом, проходил через это вместе с ней.

— Совсем немного, прекраснейшая, остался последний, сорок четвёртый.

Она хотела спросить, куда они движутся, что у них за цель, ведь за прошедшие эпохи госпожа убийц уже не помнила, кто она и зачем явилась в это проклятое место, почему ей так больно.

Зал за последним порталом был квадратным и находился на самой центральной оси пирамиды, прямо под грандиозной серебряной вершиной, накопившей за века колоссальный зарядю. По стенам зала в иероглифах и фресках струилась история Зенреба Алого, сначала просто великого мага с горячей кровью и живым сердцем, потом — ещё не бога, но уже не смертного. Великий волшебник своего времени, первый, кто ощутил тягу к силе не живого и разработал сложный метод выделения гурханы из смертельных эманаций. Даже Джассар Ансафарус не делал ничего подобного, а Зенреб додумался и смог.