Горящее небо Аорна (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 11

— Сразу видно, что актер, — вздохнула Вишева. — В самолетах не разбираешься совсем. Иначе б мчался, сверкая пятками, к своей родне, чтоб та давила на Дибруша, тот — на меня, чтобы киношному недоразумению доверили обратно Гладиатор.

— Позволь вопрос, мэм. На Рейнджерах воюют и приносят пользу?

Генеральша и капитан заулыбались. Ответил Немуш:

— Это настолько старый самолет, что многие о нем не слышали. Дозвуковой истребитель, убран с фронта в первый год войны, поскольку их сбивали пачками. Но самолетов не хватает, потери очень велики, и Рейнджеров снимают с консервации и переоборудуют в штурмовики. Хватает их на пару вылетов, ну, в лучшем случае — на пять. Укомплектовали два крыла по три сквадрона здесь и столько же на севере. Горят как спички. Не успевают поставлять модернизированные, чтобы заместить потери. Сажают в Рейнджеры пилотов, проваливших тест на Гладиатор или Рыцарь. Хороших не хватает, потому используем, что есть, включая третий или четвертый сорт. Например — тебя.

— Но ты погибнешь не как другие, — ядовито уточнила коммандер, — с особым героизмом. Все же легендарный Борюш из клана Аюшей. Я лично напишу тебе прочувственную эпитафию.

— Мне проще застрелиться, мэм?

— Ну что ты, сладенький Борюш! — коммандер хохотнула. — Живи, пока живется. Готовься к вылетам. Сначала тренажер. После — допуск к учебным полетам на Рейнджере. Фото для газеты, интервью. Люди должны видеть, как кинозвездочка воюет против оккупантов. Лишь после этого — рейс навстречу смерти. Я обязана выписать тебе билет на кладбище, не нарушая ни единой буковки устава и наставлений. Кстати… Немуш! Приведешь новенького на панихиду. У нас двое подтвержденных сбитых. Погибли парни…

— Есть, мэм!

Несмотря на всю сложность и серьезность ситуации, Борюш вдруг представил Вишеву в розовом пеньюаре, подаренном Айише. Начальница ушла и можно было не стесняться в выражениях.

— Вишенка…

— Что? — удивился капитан.

— Имя коммандера созвучно одному слову на языке далекого народа. Не бранному. Ладно… Куда идти на панихиду?

— Брось вещи в комнате, и двинем вместе, — предложил Немуш.

Комната была двухместной и пустой. Над левой койкой сохранились снимки прежнего жильца — он рядом с девушкой в красивом платье, похоже, свадебное фото, и она одна, но чуть постарше.

Почему же летчик не снял фото, уезжая? Мелькнула мысль: а потому, что сам погиб в кабине Рейнджера или Гладиатора. Уточнять у Немуша Максим не стал. Кинув свой рюкзак на правую кровать, вышел в коридор.

Собор авиабазы был полон. По дороге Немуш объяснил: здесь отпевают сразу, как только достоверно установлено — пилот погиб. Его останки, если самолет упал на нашей территории, отправят родственникам в металлическом гробу. Если Рыцарь или Гладиатор рухнули на земли под контролем оккупантов, оттуда тело не извлечь. Не отдадут — гоблинам наплевать на чувства близких летчика. Из разговора Борюш понял, что здесь молятся Всевышнему, но не слишком в него верят. А в церковь ходят по привычке.

Ритуал был прост. Священник пробубнел молитву, а командующая корпусом зачитала некролог. Погибшие пилоты были истребителями. Один погиб, поймав ракету от Дракона, второй пытался таранить бомбардировщик, но неудачно — сам погиб, а враг не пострадал. «Герои будут вечно жить в сердцах своих товарищей и близких», — заверила коммандер. Аминь. На сем прощание с погибшими завершилось. Максим представил, как однажды командующая корпусом произнесет в соборе имя Борюша. Чужое имя. Раба Божьего Максима давно отпели в православном храме родных Баранович…

От этой мысли стало грустно. Захотелось пошутить, разгоняя тучи на душе, но шутки приходили в голову одна мрачней другой. Тут толпа собравшихся повалила из собора и направилась в столовую, и Максим отвлекся. По дороге он разглядывал будущих сослуживцев. В летной форме со знаками различия, как у Борюша и Немуша, шло не более чем три десятка офицеров. Основная масса была одета в комбинезоны горчичного цвета без каких-либо нашивок. Но это не мешало им держаться друг с другом на одной ноге. Какой-то белобрысый офицер, наверняка не чистокровный панк, пристал к коммандерше, демонстрируя эпизод воздушного боя. Свой самолет и борт противника он изображал ладонями. Вишева отрицательно тряхнула густой, короткой черной гривой, и ее ладони пришли в движение.

На Земле такой разбор устроили бы в специальном классе. Каждый бы пилот сел перед экраном персонального компьютера с трехмерной симуляцией сражения. Здесь вряд ли найдется хотя б один стационарный компьютер на всю авиабазу, если и найдется — то займет большую комнату, а то и несколько.

Наконец пилоты добрались до столовой, походившей на солдатскую — с длинными столами на сквадрон, то есть на двенадцать летчиков, если самолеты одноместные. Кухонный наряд оперативно разнес еду. Порции нормальные, не гомеопатические как в столичном ресторане, но зато и без изыска. Жареное мясо, вареные овощи, хлеб, вино. Капрал раздал бутылки со спиртным, обделив дежурный сквадрон истребителей — им, если что, по тревоге в воздух.

— Пилоты корпуса! — коммандер взяла микрофон. — Сегодня мы потеряли боевых товарищей. Но врагов погибло вдвое больше! Один грохнулся прямо около ВПП, двое — близ аэродрома, четвертый на подлете. Главное, мы не позволили ударить по стоянкам и складам и тем самым вывести из строя авиабазу. Слава нашим истребителям! Слава зенитчикам! И от души желаю вам не пересраться между собой при дележке, кто больше завалил гоблинов Союза.

Офицеры рассмеялись. Конечно же, зенитчики претендовали на все самолеты, упавшие в радиусе поражения их пушек и ракет. Летчики — на те же самолеты, а также — на разбившиеся вдалеке. Такое повторялось не впервой.

— За героев — погибших и живых! За победу!

Командующая отпила из бокала. Все встали и осушили свои емкости с вином. Дешевым, кислым. Это вам не в ресторане Шардаша…

Коммандер поставила бокал на стол.

— Я продолжу, но уже без тоста. В наш корпус прибыло подкрепление. Да такое, что враг будет драпать к Эрдогашу, а оттуда — на восток, теряя снаряжение от страха. На базу к нам приехал… всем внимание… торжественный момент… непревзойденный ас, кинозвезда, любимец женщин Борюш! Ну-ка, лейтенант, давай-ка покажись народу. Иди ко мне.

Понимая, что краснеть приходится не за себя, а за предшественника, Максим, вздохнув, поднялся с места, и, провожаемый взглядами собравшихся, потопал к «Вишенке». Сейчас коммандер спляшет на его костях — по ухмылке видно. Придется потерпеть. Благодаря покойному актеру он возвратился к жизни. Сладко трахался и вкусно ел, денег не считает. За все приходится платить…

— Мэм! По твоему приказанию лейтенант авиации Борюш прибыл, мэм, — доложил Максим.

— Точно авиации? — сощурилась коммандер. — Я думала: ты офицер киноэкрана. И не лейтенант — полковник для своих поклонниц. Их у тебя побольше, чем войск на фронте — у Коалиции с Союзом вместе. Поведешь подружек в бой? Противник сразу разбежится.

За столами засмеялись и захлопали.

— Станцуй для нас свой сладкий танец! — продолжала Вишева. — Дайте музыку!

Из колонок зазвучала надоевшая ему мелодия. Но танца не последовало. Макс бесцеремонно забрал коммандера микрофон.

— Мэм! Я исполню твой приказ… — он сделал паузу. — После победы. Тогда я стану прежним и станцую на потеху публике. Сейчас — не буду, не могу. Погибли летчики. Я их не знал, но уверен — замечательные были парни. В такой день мне не танцуется, — он, вздохнув, добавил: — Виноват.

В наступившей тишине Максим вернулся к своему месту. Сел, взял вилку, нож. Капитан склонился к его уху.

— Тебе конец, актер. Леди не привыкла, чтоб ей отказывали. Ты ее унизил перед всеми — такого не было с тех пор, как Вишева возглавила авиабазу. А возразить ей нечего — правильно сказал. Она такое не забудет — злопамятная баба.

— Может от того, что спит одна? — шепнул в ответ Максим. — Насрать! Конец мне светит все равно. Так что не печалься. Выпьешь за меня, когда коммандер сообщит о гибели Борюша. Она ж некролог обещала…