«Пророк» оставляет следы - Фесенко Игорь Михайлович - Страница 6

У него тогда не хватило духу отказать ей. А позже находил он и у себя в ящике конверты из плотной бумаги. Мучительно раздумывал, как быть: вскрывать их или не вскрывать. Испугался и решил не вскрывать. А в сердце закрались страхи. Правильно ли он истолковал появление Тамары Павловны. Что она за птица такая? Припомнила лагеря… А может быть, решили прощупать его старые хозяева. Подумалось: еще вскроешь конвертик, а из него пшик какой-нибудь ультрановый газик, и заказывай по Кисляку панихиду. Только, собственно, кому нужна его смерть?

В третий раз обнаружив бандероль, он все же не выдержал, вскрыл. Внутри оказалось опять Евангелие, карманное, в прекрасном переплете, с суперобложкой, отпечатанное на мелованной бумаге. Его он оставил, а листовки, не читая, порвал и выбросил в мусоропровод. Потом, когда приходили новые посылки, он поступал с ними так же, чертыхаясь на приятельницу жены, таким странным образом проявляющую заботу о его душе.

Многое передумал Вадим Петрович в ту ночь. Вспомнил, как стараниями Горбачева попал в эту проклятую разведшколу, как в осенней сумятице сорок четвертого заместитель начальника той школы капитан Редер намекнул, что личное дело его отправлено куда надо. Тогда дал ему документы на имя Кисляка, все родственники которого, мол, погибли в Киеве, а сам он расстрелян. Редер перевел его в лагерь при Магдебургской железнодорожной дирекции, откуда в январе сорок пятого его отправили на сельскохозяйственные работы к бауэру. Потом все крутилось само собой. После войны был в проверочно-фильтрационном лагере. Женился. Жена тоже работала у бауэра. С ней и приехал в Москву к ее родителям. Получили даже новую квартиру. Долго жил в страхе. Но время шло, и все обходилось. Все поумирали, остался он совсем одиноким. И вот теперь, надо же, нашли, вспомнили, сволочи.

Словно на казнь собирался Вадим Петрович на это свидание…

2

— Не волнуйся, Мод. Пока все о’кэй. Здесь на площади поворот и сразу направо вниз, — руководил Готье. — Правильно, теперь опять направо.

Готье посмотрел назад — отлично, нет ни одной машины… Их серый «фольксваген» стремительно спустился по метромосту, торопливо пробежал по Комсомольскому проспекту, пересек виадук, на какое-то мгновение остановился у входа в метро «Парк культуры», потом рванулся вперед в поток машин на Садовом кольце.

Выскочив из автомобиля в намеченном месте, Готье спустился в метро и на следующей же остановке вышел. Поднялся наверх. До встречи с «Купцом» оставалось несколько минут. Он медленно пошел по тенистой аллее бульвара, миновал группу сосредоточенных мужчин, окружавших скамейку: там шло шахматное сражение. Мельком взглянул на часы. Стрелки показывали десять. Прошагав еще метров сто, Готье стал возвращаться.

В это время со стороны метро, откуда еще несколько минут назад прибыл он сам, к третьей скамейке слева от входа на бульвар приблизился человек. По его поведению, по тому, как он внимательно оглядывал прохожих, Готье понял: это тот, кто ему нужен.

Незнакомец достал из кармана пачку папирос «Казбек» и спички, положил около себя, а сам развернул газету.

«Сельская жизнь», — увидел Готье название. — Все как договаривались. Ну, с богом», — подстегнул он себя. Опускаясь рядом на скамейку, негромко спросил:

— Вадим Петрович?

— Верно, Вадим Петрович.

— Я Антон Васильевич.

— Стало быть, познакомились, — отозвался Вадим Петрович.

— Давайте уйдем отсюда, — предложил Готье. — Для встречи это место хорошее, но говорить здесь неудобно.

Они поднялись со скамейки, неторопливо, по одному, перешли площадь и оказались, наконец, в большом малолюдном в это время дня сквере, окружающем жемчужно-серебристую чашу бассейна.

— Расскажите о себе, — сказал Готье, усаживаясь на скамейке, подходы к которой хорошо просматривались.

— Где я был во время войны, вы, конечно, осведомлены.

Вадим Петрович внимательно посмотрел на Готье. Тот промолчал.

— Когда я стал Кисляком, рекомендовали мне осесть в Москве. Женился на москвичке еще в лагере. С тех пор здесь. Никаких сигналов о себе не подавал. А вот нашли…

— А жена жива?..

— Схоронил. — Кисляк был несколько удивлен, что его собеседник не знает об этом. Ведь год назад об этом было известно Тамаре Павловне и тем, кто кидал ему в почтовый ящик бандероли. Но выяснять ничего не стал. Наверное, им так нужно, решил он.

— Значит, вы совсем одиноки? А родственники жены? — продолжал Готье.

— Никого нет. Один как перст. — Кисляк посмотрел на свои крупные, светло-желтые от въевшейся в них краски руки. — Работаю полотером. Спокойно и никакой ответственности. Да и кто заинтересуется полотером?

— Это прекрасно, что вы живете один, — весело сказал Готье.

— Еще бы, — осклабился Кисляк, — в двухкомнатной.

— Прекрасно, — повторил Готье, все еще привыкая к манере Кисляка говорить. — Может так случиться, что к вам придет один мой человек и его нужно будет приютить и помочь.

— Но… — Глаза Кисляка испуганно забегали.

— Никаких «но», — жестко сказал Готье. — Пароль для связи: «Вы Вадим Петрович, верно?» Ваш ответ: «Верно, а вы от Антона Васильевича?» — «Да, от него. Он говорил, что вы обещали дать приют его племяннику». Очень просто запомнить.

— Подходяще, верно, запомню, — тихо сказал Кисляк и повторил пароль.

Удовлетворенный Готье продолжил свои наставления.

— Подыщите пару хороших и надежных тайников. Встречаться будем крайне редко. Я в любой момент могу оказаться под наблюдением. Вы понимаете, что я имею в виду?

Кисляк молча кивнул.

— Теперь о вашем НИИ, чем он занимается?

— Радиотехникой. Подробностями не интересовался…

— Неважно. Поинтересуетесь теперь. Может быть, что-либо представляет интерес.

— Но я не больно разбираюсь в таких делах, что интересно, а что нет. И в беседы ни с кем не вступаю, кто в этом сведущ. Так что увольте…

— Такой ответ мне не нравится, Вадим Петрович. Вас многому учили. Короче, в этом свертке фотоаппарат, инструкция, как им пользоваться, средство для тайнописи и две тысячи рублей денег. Расписку в форме рапорта подготовьте к следующему разу.

Услышав о такой сумме, Кисляк засуетился, но задал вопрос:

— А чего мне писать этой тайнописью? И что снимать?

— Это объясню потом. А пока вернемся к вашему прошлому. Вы помните человека, завербовавшего вас? Узнали бы теперь?

Кисляк прикрыл глаза рукой, помолчал минуту.

— Если бы он остался таким, как тридцать лет назад, то, пожалуй, да, — раздумчиво произнес он. — Давно ушедшие остаются в нашей памяти молодыми, а тот был не старше меня. Теперь вряд ли узнаю его.

— Это пустяки. Он хорошо знает вас. И, представьте себе, он вас видел и узнал. Сейчас он Попов Николай Васильевич. Вот его фотография. Так вот… Завтра-послезавтра выедете в Приморск. Причину для временного отсутствия на работе найдете сами. — И, не давая Кисляку опомниться, Готье назвал адрес и стал излагать задание: — Передайте от меня привет, пятьсот рублей денег. Скажете, чтобы постарался установить и отметить на карте расположение военных объектов, которые обнаружит. Поделитесь с ним материалами для тайнописи, там есть кое-что новенькое для него. Как пользоваться, он знает. Что касается связи между вами, договоритесь сами. Важно, чтобы было просто и удобно. А меня, если потребуется, он найдет сам.

— Скажите, а этот человек меня никуда не пошлет? Знаете, есть в русском языке довольно крепкие выражения? — мрачно спросил Кисляк.

— Если услышите, то только в мой адрес. А выполнять все будет как шелковый. Я полагаю, вы вернетесь дней через десять. Вам позвонят. С этим все. Теперь о тайниках. Какие у вас есть соображения?

— Колумбарий.

— Не понял?..

— У меня в Донском монастыре урна супруги. В колумбарии. Я врезал в окошечко замочек. Между прочим, ключ с собой, а запасной дома. По утрам там почти никого не бывает. Может быть, поедем туда сейчас, это недалеко.