«Пророк» оставляет следы - Фесенко Игорь Михайлович - Страница 36

— Это, знаете ли, типография. Потом объясню, — сказал Фомин и обратился к арестованным: — Возьмите необходимые вещи.

Взяв у жены Волкова подписку о невыезде, оперативная группа выехала в управление. Фомин тотчас связался с Михайловым и доложил о результатах.

Глава XIV

1

— Не будем откладывать знакомства, — сказал Михайлов, — давайте начнем.

— Давайте, — Фомин раскрыл дверь.

В кабинет ввели молодого загорелого мужчину в сером костюме, светло-русые волосы выцвели, под глазами лежали темные тени.

— Садитесь. — Михайлов указал на стул у небольшого стола в углу кабинета. — Начинайте, Сергей Евгеньевич, а я послушаю.

Последовали первые формальные в таких случаях вопросы, и, когда Орлов ответил на них, Фомин спросил:

— Ваша экипировка — красноречивое свидетельство того, кем вы являетесь. Согласны?

— Да.

Далее Фомин повел следствие так, как они заранее спланировали с полковником.

— Хочу предупредить, — сказал Фомин, — нам удалось проследить ваш путь с момента прибытия в страну и до вчерашнего дня. Следов на своем пути вы оставили куда более чем достаточно. Итак, напоминаю, вы появились у нас в июне сего года в качестве спутницы… секретаря…

— Вернера Фукса…

— Кто он?

— Немец шведского происхождения.

Было видно, что Орлов сразу решил выкинуть «белый флаг». Все сказанное следователем, очевидно, не вызывало у него сомнения. А откровенность, это он хорошо знал, может принести смягчение наказания.

Чтобы Орлов еще больше утвердился в осведомленности органов государственной безопасности, Фомин добавил:

— В Москве вы под фамилией Юрьев остановились у Вадима Петровича Кисляка. От него, когда почувствовали, что почва заколебалась, перебрались к Дроновой. Затем, желая окончательно замести следы, женились на Локшиной…

— В женитьбе сыграли роль чувства, а не расчет, — сказал Орлов, решив выиграть время. А мысль работала лихорадочно. Игра проиграна. Тогда какой резон лгать и выкручиваться? На свою профессию он смотрел так же, как и на любую другую, только связанную с определенным риском, за который ему хорошо платили. Если бы «Славянской миссии» или тому же Брауну потребовалось, чтобы он поехал в Англию или куда-нибудь в Южную Америку, — он поехал бы. Работа есть работа. Но Орлов все же хотел убедиться: так ли уж известен этим людям каждый его шаг? Например, убийство Божкова. Там, казалось, было все «чисто» и без свидетелей, так что вряд ли они знают об этом. Если бы в тот раз шли по его следу, скрутили бы сразу. На остальное нужно соглашаться. И он подтвердил:

— Все верно. Кроме Ольги…

— Начало разумное, — одобрил Фомин и включил диктофон. — Вот и давайте подробнее, все с самого начала.

— Пожалуйста, я готов… — И он начал рассказывать о том, что было связано с заданиями одного из руководителей «Славянской миссии» Хааса. Рассказ продолжался более часа. В нем было много важных для следствия подробностей. Но начисто отсутствовал Божков.

— Хорошо, — сказал Михайлов. — Теперь я хотел бы уточнить лишь некоторые детали. Из ваших показаний усматривается, что вы являетесь эмиссаром-проповедником идей так называемой «Славянской миссии», центр которой находится в Стокгольме и ставит своей задачей распространение у нас евангелистского учения в своем, так сказать, толковании — я имею в виду антисоветчину. И еще — создание евангелистских общин путем вовлечения вновь обращенных в организацию. Печатание различных листовок, далеко не всегда религиозного характера, информацию центра о положении в нашей стране верующих и материалов, компрометирующих советский образ жизни. Да?

— Да, так.

— Вы, значит, представляете здесь, так сказать, центр «миссии». Вы воспитывались, как сказали, на евангелистском фундаменте, учились в их школе, готовясь стать проповедником. Меня, лично меня, будем считать это простым любопытством, интересует: вы сами, молодой образованный человек, верите в бога, в учение евангелистов?

— Я их знаю в совершенстве. В детстве и юношестве я искренне верил. Позднее, уже в школе, когда стал сыном, точнее, пасынком главных, так сказать, магистров, занимающихся распространением веры, она, признаюсь, несколько рассеялась. Ведь мне пришлось изучать мир еще и таким, каков он есть. Иначе бы я не смог существовать в новой обстановке. Общаться с людьми инакомыслящими. Я должен был изучать жизнь многих стран, их историю, основы различных идеологий. Я должен был, хотя бы в общих чертах, разобраться, что такое социализм, коммунизм. Мне были понятны перспективы: когда-нибудь я должен был нести веру сюда, в Россию…

— Ну и что же вы для себя открыли?

— Мне не нравится социализм. Я привык жить и мыслить по-иному. И несмотря на длительную подготовку к жизни в условиях России, не сразу воспринял ваши порядки, образ мышления людей. Невозможность все купить за деньги, фанатичную, если хотите, заинтересованность граждан в судьбе хозяйственных планов государства и пренебрежение к своей судьбе, к делу личного обогащения. Рядом с исполнением великолепных, на мой взгляд, законов можно встретить спокойное созерцание непорядков. Люди живут, не боясь экономических спадов, зная, что им обеспечено содержание в старости. Это, наверное, хорошо. Люди, как мне показалось, не боятся потерять работу, а это один из стимулов добросовестного труда. Я твердо усвоил это в странах свободного мира. Я не могу осознать спокойствия ваших соотечественников за личное будущее в расчете на одну только пенсию. Чепуха. Спокойным может быть только тот, у кого солидная сумма в банке.

— Ну что же, судя по вашим рассуждениям, наша действительность добавила пищи вашему уму. То, что для вас пока непостижимо, понятно нам, выросшим в этом обществе. Но мы отвлеклись. Вы-то засланы сюда изучать души людей, пытаться отравлять их тем ядом, которым наполнены ваши издания. Неужели ваши идейные вожди и в самом деле рассчитывали, что все эти гнилые зерна упадут на благодатную почву и взрастут?

— Попав сюда, я очень скоро понял, что это по меньшей мере наивно. Люди у вас, с нашей точки зрения, действительно «инопланетные» и заветы Христа, наше учение…

— Значит, Христа больше устраивают страны, в которых диктат капитала, монополий?

— Зачем же так? Христос думал о душах человеческих. Ему важны были лишь души людей, их духовная жизнь. Все остальное — материальная, мирская жизнь — так или иначе было злом, и заботу об этом можно было предоставить кесарю.

— Так кто же вложил в руки евангелистского проповедника пистолет: бог или кесарь? А если кесарь, то как же бог мог спокойно взирать на это? Ведь ему нужны души.

Орлов замолчал.

— Теперь другое. И советую быть здесь тоже откровеннее. Фукс, как нам известно, связан не только с «миссией», так же, как и ваш отец. Радиостанции, с которыми он сотрудничает, имеют вполне определенного хозяина. И тот, кто руководил Кисляком, не простой миссионер. Так что для вас же лучше, если начнете говорить сразу же, без игры в кошки-мышки, кто еще является вашим шефом.

Орлов ответил не сразу:

— Был еще некий Джон Браун. Он готовил меня для заброски в СССР. Скорее всего, он работник ЦРУ, так что одна из задач касалась непосредственно интересов «миссии», другая… Другая исходила от этого Брауна. Он на последнем этапе подготовки являлся фактически идеологом и проводником специальных акций, направленных против вашей страны. Интересовали его вопросы военно-экономического характера.

— Это ваше личное умозаключение или вы располагаете какими-либо конкретными сведениями? — спросил Фомин.

— Личное, основанное на собственных наблюдениях, плюс подготовка «Миссии Януса», как он зашифровал акцию по моей засылке к вам.

— Ладно, на сегодня достаточно, — сказал Михайлов.

— Так как ваше мнение, Сергей Евгеньевич? — спросил полковник, когда Орлова увели.

— Мне кажется, начало обнадеживающее. Надо будет как следует проанализировать показания. Не знаю, как подступиться к факту его кратковременной отлучки из Москвы. Об этом рассказывал Кисляк.