Комбинация (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 38

Да, свет клином на каучуке не сошелся.

В теории, конечно, он мог изготовить краску на основе пикриновой кислоты, которую Алексей знал, как сделать «на коленке». Однако связываться с пикратами не хотел. Просто опасался всяких эксцессов. Слишком они были нестабильны и опасны. Да и ядовиты, чего уж греха таить? Особенно в имеющихся у него технологических условиях.

Попытаться создать анилин?

Так он не знал его формулы и даже полного правильного названия. Куда копать? Бог весть.

Искусственные красители действительно были бы золотым дном. Но он ими никогда не интересовался. Так как кроме общих знаний по химии, имел специальные как Шерлок Холмс, только в отделах, связанных со взрывчатыми веществами и ядами. К последним он старался не приближаться из-за ненужных политических последствий. А взрывчатые вещества хоть и выглядели крайне перспективно, но не имели под собой подходящей технологической и промышленной базы. Пока во всяком случае.

Его голову посещала мысль о так называемой парижской зелени — яркой зеленой краски, сделанной на основе соединений мышьяка. Но он и ее знал, как один из ядов. Да, в XIX веке во Франции этой гадостью красили даже детские игрушки. Но когда поняли, что это за дрянь, оставили только для покрытия днища кораблей — морские обитатели пухли и дохли от попыток пробраться через такой лакокрасочный слой, что недурно защищало от обрастания.

Вариант?

Может быть. Очень может быть. Но опять-таки — яд.

Царевич находился не в том положении, чтобы бравировать такими открытиями. Разве что для российских кораблей сделать какой-то состав защитный. Или нет?

В любом случае парижская зелень не решала вопросов с каучуком. А он его уже купил. Хуже того — разместил заказы еще. Отец одобрил те сделки, не сильно вникая. Сын ведь никогда не покупал ничего ради пустой забавы. А вникать самому не хотелось.

Доверился…

И стоил этот каучук немало…

По большому счету куда не кинь, каких-то особых, уникально прибыльных вещей он не мог предложить в ближайшее время. Да, пудлингование. Да, дешевая селитра. Но все это шло на внутренний рынок. И аукнулось бы позже… много позже. А так, чтобы привлечь в Россию много денег из-за рубежа, дабы быстро утолить «монетный голод» и создать запасы для серьезной войны, ничего не подходило. Ведь этот самый «голод» проистекал, среди прочего, и из нехватки золота с серебром. Оно было привозным.

Керосиновые лампы?

Да. Он над этим работал. И у него в расширившейся химической мастерской уже проводили опыты по разложению нефти. Благо, что ее поставки с Каспия стоили очень недорого. Но опять же, чтобы на керосинках заработать требовалось время и достаточно большой объем производства…

— Алексей Петрович, — произнесла тихо вошедшая Арина, отрывая его от размышлений, — к тебе гость.

— Кого там нелегкая принесла?

— Яков Вилимович.

— Опять? — царевич удивился.

На самом деле его в известной степени эти визиты Брюса стали раздражать. В силу профессиональной подозрительности, выработанной за трудовые годы там, в прошлой жизни. Здесь, правда, он в основном, занимался чем угодно, кроме вопросов безопасности. Так сложилось. И приходится выезжать на общем уровне эрудированности, том еще образовании, из будущего, и большим объемом работы. Однако кое-какие особенности профессиональной деформации никуда не делись. А этот «крендель» наведывать к нему стал часто. Слишком часто. Особенно после опыта с электрофорной машинкой…

— Доброго здравия, Алексей Петрович. — произнес отвратительно свежий и бодрый Брюс. — Рад вас видеть.

— Взаимно Яков Вилимович. Взаимно. — излишне сухим тоном ответил царевич.

— Я… мне кажется вы не в духе.

— Есть немного. Сплю мало. Учеба. Опыты. Да еще и отец загрузил так, что голова пухнет. Иной раз хочу напиться как свинья и полежать немного в какой-нибудь канаве пуская пузыри. Но вовремя вспоминаю, что еще ребенок.

— Мысли у тебя… однако… — покачал головой Брюс. — Впрочем, именно из-за этого я и прибыл.

— Отец еще решил мне что-то поручить?

— Он направил меня помочь тебе с монетной машиной. Может быть это будет звучать слишком громко, но лучший в здешних краях инженер. А тут дело государственной важности.

— Понятное дело… — буркнул царевич.

— Все на него дуешься?

— У него земля под ногами горит… а он… — махнул Алексей. — Впрочем, его нельзя судить строго. Он продукт среды в которой вырос. А в протестантской части германских земель крепостничество обычное дело. Ничего дурного они в том не видят. Кукуй же нас как раз в основном выходцами оттуда и заселен.

— А ты разве вырос в другой среде? — улыбнулся Яков.

— У меня особый случай. — отмахнулся царевич. — Хотя, конечно, тут без всякой среды достаточно взглянуть на то, как расцвела экономика Франции, когда в ней еще 1315 году Людовик X отменил крепостное право в материковой части. А посмотри на Португалию? Крохотная страна, владеющая значительной частью мировых колоний. Голландия… Эх… — махнул рукой царевич. — Все это пустое.

— Отчего же. Твой отец не против отмены крепостничества. Он опасается последствий.

— Каждый год промедления будет их лишь усиливать, эти последствия. Сам посмотри. Поместное держание утвердил еще Иван Васильевич в последней четверти XV века. Начав выделять служивым землю и живущих на ней крестьян в пользование. За службу. Нет службы? Нет земли с крестьянами. А что было потом?

— Служба, — пожал плечами Брюс. — Долгие годы службы.

— Если бы. — буркнул Алексей. — Лет за двадцать русская армия деградировала до самого его позорного и отчаянного положения. Потому что дворянам приходилось выбирать между службой и ведением хозяйства. Поэтому и службу несли на отвяжись, и хозяйство находилось в запустении. Тем более, что оно выдавалось отчаянно маленькое. Но это ладно… это мелочи. Самое страшное то, что с каждым кризисом власти дворяне отжимали себе все больше прав и привилегий. Каждый раз, когда царь оказывался в сложном положении, к нему приходили и требовали, требовали, требовали… И вот минуло чуть больше двухсот лет с тех дней, когда это начали делать. И что мы видим? Поместья превратились во многом в вотчины. Старые смыслы утрачены. Служба дворянская, как и прежде, в основе своей бестолкова. А сами они… — ладно махнул рукой Алексей.

— Что они?

— Стрельцы недавно показали, чего стоит такая система. В очередной раз. Деградировав до уровня янычар, что ныне скидывают и ставят султанов по своему настроению. Со стрельцами вопрос решили. Так остались дворяне. В Смуту они себя показали в истинном виде. Думаешь дальше будет лучше? Сначала штаны дырявые, потом самоцветы мелкие. Аппетит приходит во время еды. Так что…

— Ты опасаешься дворянского восстания? — нахмурился Брюс.

— А почему нет? В Смуту они явили свое нутро и постоянно перебегали от одной стороны к другой. Словно перекати-поле. Кто больше им обещал, к тому и бежали. Думаешь, если у отца дела пойдут плохо и тот же Август или Карл предложат дворянам больше вольностей, они его поддержат? Думаешь им есть дело до клятв и державы? — широко махнул рукой Алексей.

— Ты не справедлив к ним. Среди дворян много достойных людей, верных клятве. Настоящих людей чести. Там есть хорошие люди.

— Хороший, плохой… — буркнул Алексей. — Главное у кого ружье. А ружье у них есть. И им даром не вперся сильный царь. Как и крепкое государство. А без сильной центральной власти не получиться добиться высокой концентрации ресурсов. Что, в свою очередь не позволить совершить рывок научно-технического развития. И чем дальше, тем больше это выражено. С каждым новым технологическим укладом требуется все большая масса людей и ресурсов для рывка.

— Технологические уклады? Что сие?

— Это комплексы технологий примерно одного уровня осмысления. Например, возьмем совсем древних людей, что жили охотой и собирательством. Это первый технологический уклад. Как ты понимаешь — возможности очень небольшие. Избытка еды нет. Наука не развивается. Орудия примитивные. Ремесленников нет. Переходим на второй технологический уклад. Это раннее производящее хозяйства. Оно было двух видов. С одной стороны — раннее земледелие. С другой стороны — кочевое скотоводство. Этот уровень уже позволил строить первые города, начать создавать и развивать некоторые ремесла. Потом был третий уклад. Когда произошло адаптация и слияние животноводства с более развитым и продвинутым земледелия. Это дало еще больше прибавочного продукта. И позволило еще больше высвободить людей для ремесел, войны и науки. Сейчас мы находим в четвертом укладе. Использование сил природы и разделения труда. Водяные колеса там и мануфактуры. Дальше идет пятый — механизация производств. Вон, — кивнул царевич на папку, — этим мы с тобой как раз и занимаемся. Механизация даст много однотипной мануфактурной продукции для которой потребуются покупатели. А какие покупатели из крепостных? — усмехнулся он. — Можно, конечно, драться за внешние рынки сбыта. И это будет правильно. Но без крепкого внутреннего рынка державу будет легко опрокинуть обычной блокадой. Приведя к полной разрухе и катастрофе… Крепостные же… это по сути пережиток третьего технологического уклада. Которые и в четвертом-то не нужны уже. Не говоря уже о пятом, в котором они прямо тормозят все что только можно. А дальше? Что там будет в шестом технологическом укладе? Вряд ли отжившие свое социальные институты там пригодятся. Чем дальше мы двигаемся, тем сильнее на наши плечи давят отжившие свое традиции. И тем больше обостряются внутренние противоречия…