Что-то между нами (СИ) - Резник Юлия - Страница 15

– Это что за раритет?

– Дедов. Он работает через раз, может, ничего и не вышло. Но другой камеры у меня нет.

– Ты учишься у Майкова с вот этим? – жестом велит отдать ему камеру. Совершенно беззащитная перед ним, я отчаянно трясу головой. – Да я просто гляну. Красивая вещь.

– Только не вынимайте пленку, пожалуйста. Я отдам негатив, если вы так настаивайте. Просто все не засвечивайте.

– Не буду. Не трясись ты, – рявкает.

– Я не трясусь! – возмущенно распахиваю глаза, и в этот момент камера снова щелкает. На этот раз, снимая меня.

ГЛАВА 10

– Вот это неплохо. Но, пожалуйста, держите в уме, что один и тот же кадр нельзя сделать два раза.

– Почему нет? Тарковский переснимал Сталкера трижды.

– Ну да. А Стругацкие его раз десять переписывали.

Бла-бла-бла. Опускаю голову на сложенные на столе руки. Как же я все это люблю! Невыносимо. Разговоры об искусстве, споры до хрипоты, интереснейшие лекции и сложные практические задания. Это абсолютно моя стихия. Здесь, среди этих ребят, я впервые в жизни чувствую себя на своем месте. А до этого… Не знаю даже, как объяснить. Многие годы мне внушали, что я какая-то ненормальная только потому, что могла запросто предпочесть виртуальную экскурсию по какому-нибудь музею прогулке с друзьями. Или, например, разреветься от невозможности увидеть выставку Вермеера в Амстердаме. Или просто слушая музыку. Конечно, моей опустившейся вечно пьяной матери этого было не понять. Пусть она и не чуралась понятия «культурный отдых», для нее оно скорее подразумевало пьяные посиделки на кухне, чем поход в оперу или театр. И не только для нее, боже. Я росла среди людей, для которых поход на балет был едва ли не стыдным мероприятием только потому, что там «скачут гомосеки в колготках». И мне, чтобы выжить, приходилось приотворяться, что я тоже такая. Смеяться над идиотскими и совершенно не смешными шуточками. Кивать, когда, какой-нибудь очередной забулдыга, поковырявшись в зубах, изрекал: «Да что вообще в этом Черном квадрате такого? Черный квадрат любой идиот может намалевать». Как тут не сойти с ума? Нарастить броню. Спрятать собственную уязвимость за маской язвительной стервы. Для себя я нашла такой выход. А теперь вот никак не могу эту броню снять. Будто она прочно в меня вросла.

– Эй! Эмилия!

– М-м-м?

– Спрашиваю, пойдешь с нами? Мы хотим в Родене упасть. Или тебе опять на работу?

Растерянно смотрю на Сережку. Симпатичного парня, с которым мы с первого дня сидим за одной партой. Если честно, я даже не знаю, почему он еще от меня не отсел. Я и так-то не самая лучшая собеседница, а уж после аварии… Сил хватает лишь на то, чтобы впитывать материал.

– Нет. В той работе пока отпала необходимость, – пожимаю плечами. – Можем сходить. А кто еще будет?

– Да все наши. Мы часто по пятницам собираемся. Если тебе потом далеко, я на колесах. Могу подбросить.

– Нет, я тут рядышком на Гранатовой живу.

– Ни хрена себе, – присвистывает Серега. – У тебя объявился богатый дедушка?

Смеюсь, запрокинув голову.

– Нет. Не угадал.

– Любовник? – поигрывает бровью Сергей.

– Да ну тебя! – толкаю Серого в бок и начинаю сгребать в сумку блокнот и ручки.

– У тебя телефон звонит.

И правда. Все никак не привыкну к рингтону. Звонят-то мне нечасто. И слава богу, конечно, я сознательно свела на нет почти все контакты из прежней жизни.

– Алло!

– Добрый день. У меня посылка на ваше имя. Удобно будет получить в течение часа?

– Я ничего не заказывала, – теряюсь.

– Эмилия Юмина?

– Да. Это я.

– Гранатовая, восемь?

– Кажется…

– Тогда никакой ошибки. Так я подъеду?

Конечно, можно и перенести встречу, но я почему-то не делаю этого. Сережа выглядит по-настоящему расстроенным. Жаль, он хороший парень. Но там посылка. И мне до жути любопытно, что в ней. Ведь о том, что я живу на Гранатовой, кроме меня, знает лишь один человек. Воинов. И, значит, эта посылка от него…

Домой едва не бегу. Набираю пароль от калитки, здороваюсь с охранниками и консьержкой. Безопасность здесь на должном уровне. И это не может не радовать человека, который рос в среде, в которой круглосуточно нужно было находиться на стреме. Прилететь могло откуда угодно. От пьяных друзей матери, от отчима, или от детдомовцев, когда я жила там.

Поднимаюсь в квартиру. Открываю дверь. Курьер, как назло, задерживается. От нечего делать мою руки и разогреваю себе поесть – Воинов забил холодильник под завязку, и можно не волноваться, что на ужин ничего не останется, даже несмотря на то, что вчера он и сам нехило так приложился к купленным, как я поняла, для меня припасам.

Это было так странно. Тайком наблюдать за тем, как он ест. Ведь обозначить свое присутствие я так и не решилась. И вроде не было в той картине ничего нового. Ну, ест человек, и ест. А мне почему-то хотелось к нему подойти и обнять крепко-крепко. Таким несправедливым мне показалось то, что олигарху не с кем разделить этот ужин.

Дурацкий порыв. Хорошо, что я этого не сделала. Вот бы он охренел.

Наконец, курьер объявляется снова. От нетерпения я едва не подпрыгиваю. Ого, сколько пакетов! Надеюсь, оно…

– …оплачено?

– Да, конечно, распишитесь в получении. На технику предусмотрена гарантия. Чек внутри.

На технику, да? Едва за курьером закрывается дверь, падаю на пол. Открываю первый пакет. В башке нескончаемым каким-то набатом звучит: божемой-божемой-божемой. Он не мог все это купить. Ну, то есть… Здесь ведь тысяч… На сколько? Семь-восемь долларов? Сонька… Моя Сонька. Ни Кэннон, ни Никон. А Сони, о которой я и мечтать не могла. Камера, объективы, вспышка, сумка для техники. Боже, он даже карту памяти купил. Здесь есть, кажется, все.

Сидя в ворохе из пакетов и упаковочной бумаги, диковато озираюсь. Что-то горячее капает на колени. Я плачу? Я плачу! Пытаюсь себя убедить, что это ни черта не значит. Для Воинова такая сумма – тьфу! Он и не заметит. И тут же ругаю себя за малодушие. В конце концов, олигарх ничего, ничего вообще мне не должен. А принимая такой подарок, я уподобляюсь детдомовцам, которые растут с мыслью, что раз уж им так круто не повезло в жизни, то им все на свете должны. Все бы хорошо, но эти ребята потом так привыкают к халяве, что когда она заканчивается, не могут встроиться во взрослую жизнь. Я же другая. Я привыкла рассчитывать только на себя! Наверное, поэтому меня разрывает на части два диаметрально противоположных желания.

С одной стороны, я хочу вернуть подарок.

С другой… Боже, это ведь Сонька!

Если у меня будет нормальная камера, я смогу подрабатывать. Пусть даже съемка свадеб или детских праздников – не то, о чем я мечтала, это неважно. Главное – с чего-то начать. А для этого всего-то и нужно, что перешагнуть через глупую гордость. Дают – бери. Бьют – беги. Это, между прочим, народная мудрость, Миля! Давай, уж не ломайся! – уговариваю себя. Миля меня никогда не подводит. У Мили все четко. Без сантиментов. Уснула она, что ли?!

Телефон тренькает. Краем глаза успеваю прочитать всплывшее на экране сообщение.

«Тебя посылка нашла?»

Надо ответить – да, спасибо! Но ведь я не решила, приму ли подарок. Я неожиданно для себя понимаю, что дело тут не столько даже во мне, сколько в Воинове. Вчерашняя сцена произвела на меня неизгладимое впечатление. И на многое открыла глаза. Я не хочу становиться в один ряд с теми, кто тянет из него соки, ничего не давая взамен. Я дура? Да. Тупая сентиментальная корова. Вроде бы и понимаю, что надо хватать, пока дают, а тут… Не могу. Не работают уговоры. Какой-то блок. Может, я хочу казаться лучше, чем есть. Не знаю…

Бросив пакеты посреди коридора, вылетаю на улицу. Надо проветриться. Пусть даже погода не особо способствует прогулкам. Ветер швыряет в лицо пожелтевшие листья и взвевает клубами пыль. Я делаю несколько фотографий на айфон. А потом вспоминаю о том, как фотографировала Воинова. Поддавшись порыву, прикладываю телефон к уху.