Бесенок (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 27

— А это еще зачем? Дурь какая или что?

— В память о Герасиме. Да и остальным чтобы не повадно было. А то ведь по его следам могут и другие двинутся в погоне за длинным и быстрым рублем.

— Ты ведаешь, что о твоем вмешательстве уже в городе судачат?

— Да. По-разному говорят. Кто пеняет, что я доброго купчину сгубил, а кто-то, что я спас невинного. Людей не поймешь.

— А чего тут понимать? Одна молва народная, вторую подельники его распускают. И ты хочешь, чтобы она усилилась? Ведь с такой выжженной на заднице надписи многие болтать глупости станут. Да и утопление — негодная казнь для купца. Он ведь чай не колдун.

— Эх. Глуп. Прости. Иной раз всякая дурь в голову лезет. А Милославские уже подхватили распространение этих слухов?

— Пока нет. Но будь уверен — не пройдут мимо. — усмехнулся Ромодановский.

— Ну вот. Опять напортачил… Ты бы Федор Юрьевич подсказывал мне что ли? А то мыслить мыслю, а разуметь не разумею. Совсем жизни не знаю. Как слепой кутенок.

Князь-кесарь усмехнулся.

Царевич польстил ему. Сиречь подлизался.

Он отчетливо это понял. Но негативного ощущения не испытал. Да и приглашение это по сути стать его наставником было приятно и полезно.

Федор Юрьевич был человеком достаточно уникальным.

Начал свою службу он еще при Алексее Михайловиче в 1672 году, быстро став ближним стольником. И чин этот не переставал носить до конца жизни.

Потом царя сменил его старший сын — Федор Алексеевич. И что же? Положение Ромодановского только укрепилось. Он из просто приближенного к царю человека стал еще и вполне успешным воеводой, отличившись в Чигиринских похода.

Федор Алексеевич умер.

Это не стало помехой для карьеры Федора Юрьевича. Софья Алексеевна в период регентства поставила его главой созданного под него Преображенского приказа. Через что Ромодановский стал по сути главной МВД и ФСБ в одном флаконе, если переводить эту должность на реалии начала XXI века.

Но и потом он не унялся. Принял с самого начала в потешных делах Петра. Этот неугомонный и абсолютно непотопляемый человек, несмотря на смену монархов, только укреплялся в карьерном росте.

Удивительный талант.

Удивительное влияние.

При этом в явных предательствах в отличие от того же Талейрана, также славного своей непотопляемостью, он замечен не был. Даже когда переходил от Софьи на сторону Петра, делал это в рамках обычаев и держась законных оснований. Оттого Петр Алексеевич ему и доверял безгранично. Оттого во время Азовских походов и оставлял за себя державой править да Москвой управлять. И, удовлетворившись результатом, оставил его в том же положении и во время Великого посольства.

По мнению Алексея именно Ромодановский был тем человеком, который на самом деле правил Россией. А никак не Петр. Все-таки его отец отличался слишком буйным нравом и заниматься скучной текучкой дел совершенно не умел и не хотел. В то время как Федор Юрьевич тянул лямку повседневного управления.

Посему царевич и относился к нему с подчеркнутым уважением. И если и позволял себе шутки в его адрес, то крайне дозированно и взвешено. Вроде той истории с тезисами. В конце концов — если что-то случиться с отцом именно от Ромодановского будет зависеть — усидит Алексей на престоле или нет…

Глава 4

1697 год, май, 21. Москва

Царевич стоял на строительной площадке.

Просто стоял и смотрел.

Обеденный перерыв позволял оценить прогресс, не отвлекая людей от работы. Как именно люди трудятся он тоже поглядывал время от времени, но ему куда важнее было то, как продвигаются дела. То есть, результат.

Алексей в прошлой жизни не был производственником. Так получилось. Да, по роду службы он бывал на предприятиях самого разного профиля и какое-то представления о них имел. Но то — там — в XXI веке. А здесь производственные процессы находились на принципиально более низком уровне. На несколько порядков ниже. Из-за чего использовалось другое оборудование, в основном ограниченное ручным инструментом. Весьма скромного качества и малого ассортимента. Какие-то примитивные, по меркам царевича, станки, конечно, встречались, но в основном обходились без них.

Также наблюдался иной масштаб производств. А он в корне менял очень многое. И решения, оптимальные для выпуска чего-то огромной серией были не только лишены всякого смысла, но и откровенно вредны при по сути кустарном производстве. Ведь здесь, если глянуть даже на самую большую мануфактуру, не было ничего даже отдаленно похожего на промышленное производство будущего. В понимании Алексея — куда ни плюнь — всюду стояли мелкие мастерские «по выпуску сувениров». И как держава этим всем обходилась он не понимал.

Вообще.

Волосы дыбом вставали. Постоянно вспоминая как там — в XXI веке — вся действительно прогрессивная общественность ныла на тему деиндустриализации страны и того, что России остро не хватает производств. Да — века иные. Да — запросы не сопоставимые. Но даже при «поправке на ветер» выходило, что там, в будущем, наблюдалась если не сказка, то песня. А здесь… Царевич старался об этом не думать. Потому что в такие моменты ему становилась страшно. Очень страшно. Ибо зависимость от импорта выглядела тотальной в подавляющем большинстве ремесленных направлений. И чем больше он ходил по местным производствам, тем дурнее ему становилось. А зайти в этот мир с технологическим и промышленным прорывом царевич не мог. При всем желании. Это не его профиль.

Нет, конечно, массу всяких классных идей и концепций, совершивших чудеса в XIX и XX веках он знал. Как и любой более-менее образованный человек будущего. Ну и начитан был в известной степени. Но не более.

Именно по этой причине он так увлеченно лазил по местным мастерским и отдельным редким мануфактурам, до которых мог дотянуться. И конспектировал все, что там видел. А потом еще и анализировал как мог… Даже такие знания закрывали не то, что лакуны, а целые непаханые поля в его образовании. Он занимался в своей прошлой жизни слишком иным. Теперь же, по всей видимости, будет вынужден и с этим важнейшим и тяжелейшим сектором столкнуться. Лицом к лицу. Или скорее — морда к морде. Вот и учился.

Параллельно он создавал команду под свое маленькое дело. То есть, для производства железных походных печей. Хотя даже с этим возникали иной раз критические проблемы. Просто в силу того, что как-такового рынка труда не существовало. И просто взять да нанять подходящих специалистов не представлялось возможным. Все или почти все заняты. И за них требовалось бороться.

Брать же пример с отца и лично лезть с ручным управлением везде и всюду царевич не спешил. Это ему казалось безумием. Тем более там, где он не имел практического опыта, а нередко и знаний. Поэтому продолжал упорно формировать команду. Хоть как-то. Хоть по-колхозному: на подвязочках да завязочках, перетянув все это сверху для надежности синей изолентой. Образно говоря…

Каменный барак для будущей печной мануфактуры строила привлеченная для этого строительная ватага. Не самая толковая. Но тут особой архитектуры и не требовалось. Они возводили простой длинный одноэтажный кирпичный дом с крытой черепицей двускатной крышей. Ну и пол делали укрепленный, через заливку в утрамбованную щебенку известкового раствора.

Сам Алексей этого строительства непосредственно не касался. Никак. Вообще. Тем более, что своими руками он вряд ли смог бы даже небольшой участок стены уложить толково из кирпичей. Не потому что у него росли руки из задницы. Нет. Просто не умел и никогда не делал.

Так что он просто поглядывал за тем, чтобы все выполнялось в срок и надлежащим качеством. Это сам он кладку класть не мог, а вот оценить ее качество и аккуратность вполне был в состоянии.

Даже проектированием этого здания Алексей сам не занимался. Хотя руки чесались попробовать. Но он сдержался и нашел подходящего архитектора. И, пользуясь своим статусом привлек. Им оказался Осип Дмитриевич Старцев. Он, правда, в это время занимался руководством работ по перестройке палат польского и малороссийского приказов. Однако отказать царевичу в такой малости не смог. И не только спроектировал здание, но и находил время эпизодически приезжать и приглядывать за работами.