Сказки о воображаемых чудесах - Госс Теодора - Страница 24

Все это время кошки бегали в комнату и из комнаты, что-то принося, что-то забирая. Казалось, они никогда не замедляют бега, никогда не отдыхают, не дремлют, что им некогда спать, некогда умирать, даже оплакать умершего — и то некогда. Они приобрели какой-то собственнический вид, словно дом уже принадлежал им.

Ведьму тошнит грязью, мехом, стеклянными пуговицами, оловянными солдатиками, совками, шпильками, кнопками, любовными письмами (непрочитанными потому, что на них наклеили неправильные марки — или слишком мало марок) и целой армией рыжих муравьев — в несколько полков, и каждый муравей — размером с фасолину. Муравьи переплывают полный опасности и зловония таз, взбираются по бортам и принимаются маршировать по полу, напоминая блестящую ленту. В жвалах они переносят кусочки Времени. Даже такие крохотные комки Времени весят очень много, но у муравьев сильные челюсти и сильные ноги. Вот они идут по полу, вот взбираются по стенам, вот выползают в окно. Кошки наблюдают за ними, но не вмешиваются. Ведьма хватает воздух ртом, кашляет, а потом замирает. Лишь раз ее руки ударяют о постель, а потом застывают и они. А дети все ждут: вдруг она еще не умерла? Вдруг ей еще есть, что сказать?

В доме у ведьмы мертвецы иногда довольно разговорчивы.

Но на этот раз ведьме больше нечего сказать.

Дом стонет, и кошки принимаются жалобно мяукать, снуя в комнату и из комнаты, будто потеряли что-то и должны пойти поискать — они так и не найдут свою пропажу. А дети наконец обнаруживают, что знают, как плакать. А ведьма остается совершенно спокойной и недвижимой. На ее лице застыла тень улыбки, словно все случилось в точности так, как она и хотела. А может, она просто с нетерпением ждет следующей главы этой истории.

Дети похоронили ведьму в одном из ее кукольных домов-недоростков. Они втиснули ее в гостиную на нижнем этаже и сломали внутренние перегородки, так что ее голова покоилась на кухонном столе в уголке жилой комнаты, а ноги лежали в спальне. Кроха причесал ее, но так как ему было неведомо, что ей следует носить после смерти, то он надел на ведьму все ее наряды, один на другой, так что едва различал ее белые руки и ноги под грудой нижних юбок, жакетов и платьев. Но это было не важно: как только они снова заколотили двери дома, на виду оставалось только ее пламенеющее темя в кухонном окне, да стоптанные каблуки танцевальных туфель колотились о запертые ставни в спальне.

Мастеровитый Джек приладил к дому колеса и надел на него сбрую — теперь дом можно было тянуть за собой. Они нацепили упряжь на Кроху, и Кроха тянул, а Флора толкала, а Джек говорил с домом, улещивая его и уговаривая проехать по дороге, через холм, вниз к кладбищу. Кошки бежали рядом.

Кошки выглядят немного потрепанно, словно начали линять. Их рты кажутся чрезвычайно пустыми. Муравьи ушли маршем прочь, через леса и в город, и построили в твоем дворе муравейник, слепили его из кусочков Времени. Если ты поднесешь к их жилищу увеличительное стекло, чтобы посмотреть, как они танцуют и горят, Время сгорит вместе с ними, и ты об этом пожалеешь.

За кладбищенской оградой кошки рыли ведьме могилу. Дети по склону столкнули туда домик кухонным окном вперед. Но потом они увидели, что яма недостаточно глубока: дом завалился на бок и торчит из нее. Похоже, ему так неудобно. Кроха принялся плакать (с тех пор, как научился, он, похоже, был готов практиковаться целыми днями). Он думал о том, как, должно быть, ужасно провести вечность вверх тормашками, даже не закопанным как следует, даже не чувствуя капель, молотящих по кровле; а вода просочится в дом, зальет тебе рот и утопит тебя, и тебе придется умирать заново всякий раз, как начнется дождь.

Труба кукольного домика отломилась и упала на землю. Одна из кошек подхватила ее и забрала в качестве сувенира. Эта кошка унесла трубу в лес и съела ее, кусок за куском, и перенеслась из этой истории в другую. Нас это совершенно не касается.

Другие кошки принялись носить во рту комья земли, а потом выплевывали их и, орудуя лапками, возводили вокруг дома курган. Дети помогали им, и когда работа была закончена, им удалось правильно похоронить ведьму: над холмиком виднелось только окно спальни: маленькое стеклышко, похожее на глаз.

По пути домой Флора начала заигрывать с Джеком. Может, ей понравилось, как он выглядит в трауре. Они обсудили, кем собираются стать, — теперь они были совсем взрослыми. Флоре хотелось найти родителей. Она была хорошенькой: наверняка кто-нибудь да захочет за ней приглядывать. Джек сказал, что женится на какой-нибудь богачке. Они углубились в свои планы.

Кроха шел немного позади, и скользкие кошки вились у его ног. В кармане у него лежала щетка ведьмы, и он, пытаясь утешиться, гладил резьбу на ее роговой рукояти.

Когда они подошли к дому, он выглядел устрашающе: потрясенный горем, он словно пытался вырваться из самого себя. Флора и Джек отказались возвращаться внутрь. Они ласково сжали Крохе бока и спросили, не захочет ли он пойти с ними. Он бы захотел, но кто тогда станет приглядывать за кошками ведьмы, за отмщением ведьмы? Поэтому он помахал им, когда они вместе отправились на север. Ну какой ребенок прислушается к материнским советам?

Джек даже не потрудился взять с собой ведьмину библиотеку; сказал, что в грузовике для нее не хватит места. Вместо этого он лучше будет полагаться на Флору и ее волшебный кошелек.

Кроха сидел в саду и ел травинки, когда чувствовал голод. Он притворялся, что трава — это хлеб, молоко и шоколадный пирог. Он пил из садового шланга. Когда темнело, он становился одиноким, таким одиноким, как никогда в жизни. Ведьмины кошки были не лучшей компанией: он ничего не говорил им, а им нечего было рассказать ему — ни о доме, ни о будущем, ни об отмщении, ни о том, где же ему следует спать. Он никогда не спал нигде, кроме ведьминой кровати, поэтому в конце концов он пошел через холм к кладбищу.

Некоторые кошки все еще сновали у могилы, засыпая основание кургана листвой, травой и перьями, а также собственным линялым мехом. Получилось мягкое гнездышко, куда можно было прилечь. Когда Кроха заснул, кошки все еще продолжали свою возню — кошки вечно чем-то заняты, — а он прислонился щекой к прохладному окну спальни, обхватил в кармане рукоять расчески… но, проснувшись среди ночи, обнаружил, что лежит, с ног до головы укутанный в теплые, пропахшие травой кошачьи тела.

Хвост веревкой оплелся вокруг его подбородка; тушки вокруг него дышали в такт, посвистывая, подрагивали лапки и усики, вздымались и опадали шелковистые брюшки. Все кошки спали яростным, деятельным и утомленным сном. Все, за исключением одной белой, которая уселась у него в изголовье и глядела на него. Кроха никогда не видел этой кошки, но все же она была ему знакома. Так вы знаете людей, что являются вам во сне: она была белой с ног до головы, за исключением рыжеватых кисточек на ушах и очесов на хвосте и лапках, будто кто-то вышил пламенеющий узор у нее по краям.

— Как тебя зовут? — сказал Кроха. Он раньше никогда не общался с ведьмиными кошками.

Кошка поднимает ногу и облизывает свои потайные места. Затем смотрит на него:

— Ты можешь называть меня мамой.

Но Кроха качает головой. Он не может называть так кошку. Внизу, под одеялом из кошек, под оконной рамой, высокий каблучок туфли пьет из лунного света.

— Ну ладно, тогда ты можешь называть меня Ведьминым Отмщением, — говорит кошка. Ее рот неподвижен, но он слышит слова у себя в голове. Голос у нее пушистый и резкий, словно одеяло, сплетенное из иголок. — И ты можешь причесать мне шерстку.

Кроха садится, перекладывая спящих кошек, и достает из кармана щетку. Ее щетина оставила зашифрованную надпись из вмятинок на ладони. Если бы он смог прочесть это послание, то в нем бы говорилось: «Причеши мне шерстку».