НеТемный (СИ) - Изотов Александр - Страница 39

Он уже буквально пожирал меня глазами, как пойманную добычу. Все его проблемы разрешились в один миг, ему даже не пришлось прикладывать усилия.

— Проповедник Малуш, — Вайкул великодушно махнул, призывая меня снова сесть, — Сядьте. Будь уверен, что я, наместник Нереуса Моредарского, обязательно помогу тебе.

— Знали бы вы, как я благодарен! Лиственный Свет явно указал вам дорогу к нам, по-другому и быть не может!

— Сядьте, сядьте… Приглашаю вас в своё имение, где мы подумаем, как остановить всё это. Тебя, твоего друга барда и… — тут его голос похотливо дрогнул, —…прекрасную чародейку холода.

Всё моё лицо выражало благодарность. Но надо было проверить ещё кое-что.

Я вскочил, озираясь по сторонам.

— Да сядьте же вы, проповедник Малуш.

— Не могу, — я покачал головой, — Вместе с нами в караване ехала девочка. Лучевийка, она испугалась, и убежала в поле. Надо её найти.

Я двинулся в сторону, перехватив топорище, а Вайкул беззлобно рассмеялся.

— Вам везёт, проповедник, — он потянулся к поясу, ослабляя завязки на едва заметном кармане, — Девочка жива. Вы увидите её в Солебреге, обещаю вам.

— Истинно, Лиственный Свет творит чудеса, — я радостно плюхнулся обратно.

Вайкул вытащил из кармашка тот самый браслет, с игральными косточками-бусинками на шнурке, с витиеватыми иероглифами. Протянул его мне:

— Это её браслет, воины Мирона нашли его. А девчонку схватили… то есть, кхм, нашли ещё раньше.

— Хвала Древу! — я протянул пальцы к браслету.

Вайкул без проблем отдал вещь, но его глаза в этот момент прищурились. А мои ноздри втянули и ощутили едва заметный запах чеснока, источаемый от пальцев мага.

Схватив браслет, я улыбнулся, а потом качнулся, чуть не завалившись на спину, и схватился за голову. Я успел подставить руку, но всё равно опустился на локоть.

— О-о-о…

Лицо у Вайкула было радостное, как у нашкодившего мальчишки, за шалости которого прилетело другому. Он несколько мгновений даже не верил своим глазам, и для верности понюхал пальцы. А потом спохватился, спросив участливым голосом:

— Что с вами, проповедник?

Я тряхнул головой, старательно изображая полуобморочное состояние.

— Не знаю… Тьма близко… Это наверняка её происки!

— А-ха-ха! — старший маг не выдержал, всплеснул руками от радости, и тут же осёкся, пытаясь стать серьёзным, — Это я радуюсь… кхм… да, что Тьму скоро остановим. Ха-ха… ну, то есть, проповедник, как я рад, что встретил тебя!

Он ещё раз махнул пальцами передо мной, я охнул, не отрывая руки от больной головы. Наместник снова чуть не сорвался на хохот, и аж задрожал от нетерпения.

Ему уже было трудно себя сдерживать, и он вскочил так резко, что отлетел складной стульчик.

— Надо готовиться к обряду… То есть, отряду надо приготовиться, да, — он чуть ли не пробежал мимо меня, — Располагайтесь, Малуш, я прикажу вас накормить!

И, чуть ли не напевая себе под нос, торопливо убежал. Я ещё полежал некоторое время, старательно изображая недомогание, потом сел у костра, задумчиво уставившись на огонь. Один мысленный приказ — и цербер смутной тенью юркнул обратно в топорище.

Главное, теперь бы самому не расслабиться.

Зашуршала трава, послышались шаги. Рядом плюхнулся бард, обнимая свою лютню. С другой стороны прошла Креона и тоже села напротив, сложив ноги в позе лотоса. Лица у обоих были вытянуты в немом удивлении.

— Вы, двое… — глянул я на них, — Всё в порядке?

Бард выпятил губы уточкой:

— В том-то и дело, что да! Громада, что ты такое сказал? Ты не… ну, то есть, обо мне вы не говорили, надеюсь?

— Да как смеешь, гря…? — я поморщился, — Ну, то есть, Ви… Виол…

Я аж запнулся. Впервые за долгое время мои губы произнесли имя другого человека. И ничего, небеса не разверзлись, Бездна меня не поглотила.

— Тогда вообще ничего не понимаю, — бард тряхнул головой, потом задумчиво дёрнул струну на лютне, — Креона, северные твои ляжки, а ты чего молчишь?

— Гусляр, мне понятно не больше твоего.

— Понятно… Ну, то есть, понятно, что тебе не понятно. Ааа, Маюновы слёзы! — бард отмахнулся, потом дёрнул ещё струну, и лукаво посмотрел в сторону Креоны, — Кстати, хладочара, для тебя вот шутку придумал.

Чародейка поджала губы, лишь едва покосившись в его сторону, и промолчала.

— Не сиди на холодном! — бард растянулся в улыбке, потом посмотрел на наши хмурые лица, и буркнул, — Да ну вас, Маюна на вас нет.

Море…

Когда я был Тёмным Жрецом, провинция, которой я правил, располагалась на берегу моря, и оно заметно мне приелось. Эмоции Жреца, обрезанные, словно достоинство у евнуха, не позволяли наслаждаться красотой природы.

И всё же я частенько, выходя на смотровую башню, мог часами наблюдать за тем, как играет искрами на водной глади садящееся солнце. Моя жена любила море, но мне было нельзя вытаскивать воспоминание о ней из глубины души, чтобы Бездна не раскусила оставшуюся в сердце трещинку. Вот и оставалось мне только бездумно смотреть на море.

Сейчас же во мне билось вполне, можно так сказать, невинное сердце, и никто не мог мне запретить наслаждаться видом. Тем более, море здесь было южным, а значит, немного другим — едва мы выехали на пологую возвышенность, где с поля можно было видеть полоску воды, как в лицо ударил слабый, но тёплый морской бриз. Даже надоевший скрип повозки, на которой нас везли, не портил впечатления.

— Ох, Маюновы слёзы! — бард сразу же выхватил лютню, тронул какую-то струну, и в рассветном воздухе повисла тягучая приятная нота, — Как же прекрасен Солебрег, видишь, громада?

Я сначала пожал плечами. Ну, море как море… И всё же в сердце проповедника что-то поджимало, захватывая дух от вида.

— Гусляр, а видел ли ты красоту Северного океана? — небрежно спросила Креона, — Холодную, пугающую, поражающую своей мощью. Ну да, здесь красиво… Только красота эта наивная, мягкая и тёплая. У нас, на севере, ощущаешь, что море не любит шуток.

— О, хладочара, радость моя, — Виол тронул ещё струну, — Поверь, южное море умеет быть грозным. Когда Мавша и Стрибор надумают пошалить вместе, тогда держись, Солебрег…

Я усмехнулся, вспомнив Мавшу. Как она скучала по озорству с Хмороком, и по ночным штормам над морем. А тут бард упомянул Стрибора… Интересно, что это за божество?

— Так что моли свою Моркату, Креона, чтоб южное море не показало свой нрав, — весело тренькнул лютней бард, — А то ветерок-то неспокойный.

— Да, хорлова падаль, как же ты прав, певец, — сказал один из воинов, едущий на лошади неподалёку.

Впереди на дороге маячили многочисленные спины всадников сотни Мирона. Позади нас ехала карета наместника, запряжённая в двойку, за ней остатки Мироновой сотни, и в самом хвосте небольшой отряд Платона.

Этот десятник всю дорогу намекал и Мирону, и Вайкулу, что нас надо везти к его кнезу. Что Павлос должен лично допросить выживших свидетелей, потому что дело серьёзное, под ударом репутация Солебрега. От него отнекивались, это вызывало ссоры, и я подумал, что рано или поздно Вайкулу как-то придётся избавляться от надоедливого и честного десятника.

Нас с бардом и чародейкой везли на повозке, которую тянули две лошади. Только теперь, в отличие от каравана работорговца Назима, мы ехали не в клетке, а просто в бортовой телеге.

Тут и там лежали мешки с воинскими пожитками, были сложены многочисленные копья, но в общем я на отсутствие комфорта не жаловался. Не ногами, и ладно.

А вот постоянное ощущение взгляда из кареты позади уже начинало раздражать. Вайкул, которого не было видно за занавесками, то и дело сверлил меня взглядом. Опасности я не ощущал, наоборот — наместник совсем уж растерял последние мозги от своей эйфории, и то и дело баловался с магией воздуха. А это значило, что мне обязательно должно было порывом ветра принести запах чеснока.

Грёбаный Тёмный Жрец… Так-то мне надо радоваться, что мой обман удался, и куча последователей Бездны в вещем сне получила предупреждение о бросском воине, который очень боится чеснока. Но старательно валиться в обморок каждые полчаса уже надоело.