Под прикрытием (ЛП) - Райан Крис - Страница 8

Кем был этот Феликс? Почему он старался изо всех сил помочь ему? Рикки знал достаточно о мире, чтобы понимать, что никто никому не помогает без выгоды для себя.

Солнце начало садиться, и воздух стал холодным. Рикки вернулся в дом и приготовил себе огромный бутерброд с курицей и майонезом из множества запасов на кухне. Он ходил по квартире, пока ел. Он уставился на входную дверь, и ему пришло в голову, что без ключа он был заключен здесь.

Но ключа нигде не было.

Рикки почувствовал небольшой прилив гнева к Феликсу за то, что тот поставил перед ним невыполнимую задачу.

— Я в ловушке. Если я уйду из этой квартиры, то больше никогда туда не вернусь.

— Но ты можешь уйти, если хочешь. Но давай смотреть правде в глаза, застрять здесь лучше, чем застрять на Блумсбери-сквер.

Он отнес сумку в спальню. Сев на край кровати, он вытащил фотографию мамы, папы и Мадлен в рамке. Он смотрел на нее. Как это часто случалось, он поймал себя на том, что вспоминал момент, когда услышал известие об их гибели: двое полицейских у двери, Мадлен, закрывшая лицо руками, а он сидел на диване, уставившись в пространство, не в силах все это принять…

Затем он очнулся и поставил фотографию на тумбочку. Он включил телевизор, лег на кровать и начал переключать каналы.

Смотреть было нечего. Пару минут он смотрел, как два ребенка его возраста читали рэп на «Таланты Британии». Он застал последние пять минут «Симпсонов». Потом он оказался на новостном канале. Журналист стоял у посольства России в Лондоне. У него было серьезное лицо и серьезный тон.

— Напряжение между Россией и Западом нарастает из-за ситуации на Ближнем Востоке. Переговоры между министром иностранных дел Великобритании и его российским коллегой были охарактеризованы как…

Но Рикки так и не узнал, как описывались эти переговоры. Кровать была мягкой. В комнате было тепло. Он уже погрузился в глубокий сон…

* * *

От элегантной квартиры, в которой теперь спал Рикки, до еще более элегантного особняка, величественно названного Белым домом, в самом сердце Мейфэра, было пять миль по прямой. Человеку, однако, пришлось бы пробиваться пару часов через толпу в час пик, чтобы добраться туда.

Если бы они это сделали — и если бы им удалось перелезть через высокие перила, окружавшие Белый дом, и пройти мимо камер видеонаблюдения, закрывавших вход, они могли бы подняться по впечатляющей извилистой мраморной лестнице и войти в спальню наверху лестницы. Здесь они нашли бы пятнадцатилетнюю девочку по имени Иззи Коул, сидящую на краю своей кровати и плачущую.

Ладони ее рук, закрывавшие лицо, были мокры от слез. Ее плечи тряслись. Она старалась не плакать, правда. Но даже когда ей удавалось остановиться секунд на пятнадцать-двадцать, слезы всегда возвращались, когда она вспоминала, что только что произошло.

Она поспорила с отцом из-за серьги. Такая маленькая вещь — крошечный золотой гвоздик, который лежал на прикроватной тумбочке Иззи. Когда всего полчаса назад он вернулся домой, выглядя потрепанным ветром, он, казалось, был в редкостно хорошем настроении. Настолько хорошем, что Иззи осмелилась появиться перед ним с серьгами.

Плохой ход.

Когда ее отец увидел это, его настроение сразу же изменилось. Он знал, что Иззи нарушила его указание никогда — никогда — не прокалывать уши, пока она живет под его крышей. Она была единственной из ее подруг, у кого не были проколоты уши. Это казалось такой мелочью — попросить леди в тату-салоне сделать это, тем более что две ее подруги, Бекки и Кейтлин, притворились восемнадцатилетними и делали себе настоящие татуировки — одинаковые розы — на своих плечах.

Ее отец думал иначе.

Она ненавидела его. Ненавидела. Она знала, что звучала избалованно. Она знала, что жила в шикарном доме, ходила в шикарную школу и ни в чем не нуждалась. Но все это было ложью. Она ненавидела видеть своего отца по телевизору, улыбающегося перед камерами — досточтимого Джейкоба Коула, члена парламента, который всегда звучал разумно и был популярен у всех.

Но они не знали, какой он на самом деле. Они не видели его настоящего.

Иззи взяла салфетку из коробки у своей кровати. Она высморкалась и скривилась. Она опустила салфетку и посмотрела на нее. Кровь. Она прошла через комнату к своему туалетному столику, где посмотрела на свое лицо в зеркале.

Даже Иззи была удивлена ​​увиденным. У нее был порез на верхней губе, где ее ударил отец. Левый глаз распух от фиолетового синяка. Она смотрела в зеркало целую минуту, прежде чем порез снова начал сочиться, и ей пришлось взять другую салфетку, чтобы вытереть его.

Когда кровотечение, наконец, остановилось, она подошла к окну и выглянула. Ее комната выходила окнами на палисадник. Между садом и улицей была высокая стена, но с первого этажа она могла видеть тротуар напротив. Там был элегантный уличный фонарь, заливающий тротуар желтым сиянием. И, прислонившись к фонарному столбу, стояла фигура. Он был широкоплечий, в тяжелом пальто, с лысой головой и черной кожей. В одной руке он держал трость. Иззи уставилась на него.

Внезапно он поднял голову. Иззи ощутила холод, когда их взгляды встретились. Мужчина быстро отвел взгляд, затем посмотрел на тротуар и пошел прочь. Иззи заметила, что он слегка прихрамывал…

Через миг он пропал из виду. Иззи забыла о нем так же быстро. В голову лезли мятежные мысли. Она расскажет кому-нибудь о своем отце. Заставит всех понять, каким он был на самом деле. Она объяснит, что это был не первый раз, когда он ударил ее. Он был жестоким и…

Момент ее мужества быстро испарился. Расскажет всем? Она даже не могла рассказать маме, которая всегда была на стороне отца, потому что боялась его даже больше, чем Иззи. Никто никогда не поверит глупой пятнадцатилетней девочке против важного Джейкоба Коула, члена парламента. Над ней будут смеяться, ее обвинят во лжи.

Все, что она могла сделать, это привести себя в порядок, насколько это было возможно. Придумать какую-нибудь историю, чтобы объяснить следы на ее лице. И оставаться в ее спальне на случай, если ее вид еще больше разозлит ее отца.

Спальня была хорошей. Со вкусом обставленной удобной мебелью. Но Иззи иногда казалось, что это была тюрьма.

* * *

Рикки внезапно проснулся. В дверь звонили и звонили, и утреннее солнце лилось в окна. Он посмотрел на часы: 9:06, суббота, утро. Он долго спал.

Звонок в дверь повторился уже в шестой или седьмой раз.

— Держу пари, это Феликс, — пробормотал Рикки себе под нос. Он спрыгнул с кровати, поспешил к двери и быстрым рывком распахнул ее. Феликс был там со своим белым бумажным пакетом конфет в руке и рюкзаком через плечо.

— Желе? — предложил Феликс, протягивая сумку.

— Э-э, на самом деле немного рановато.

— Чушь. Никогда не рано для желе. Особенно, с черной смородиной, — он выбрал маленькую фиолетовую желейную конфету и сунул ее в рот. — Ты нашел его? — спросил он.

Рикки моргнул. Голова была мутной, во рту пересохло. Его одежда была помятой и не слишком свежей. Он замотал головой, чтобы стряхнуть сонливость.

— Что нашел? — упрямо спросил он.

Феликс улыбнулся, затем перешагнул порог, как будто это место принадлежало ему.

— Может быть, он владеет этим местом.

— Он должен быть очень богат, если это так.

Феликс был в метре от двери, когда остановился, словно наткнулся на невидимую кирпичную стену. Он сморщил лицо.

— В чем дело? — спросил Рикки.

— В тебе, — сказал он.

Рикки оглядел себя с ног до головы.

— А что я?

— От тебя воняет, Коко, — сказал Феликс. — Как от того, что только что умерло. Не хочешь привести себя в порядок перед тем, как мы начнем?

— Пожалуйста, не сдерживайтесь, — сказал Рикки. Он почувствовал, что краснеет. Он полагал, что Феликс был прав — он не мылся сорок восемь часов, и двенадцать из них провел в беспробудном сне, — но ему не нравилось, когда с ним так разговаривали. — В любом случае, — сказал он, — я в порядке.