Запретная. Не остановить (СИ) - Стужева Инна - Страница 13

Целую, ничуть не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Я словно одержима им сейчас, не ощущаю и не вижу перед нами никаких правил и преград.

Я слышу тихий, хрипловатый стон в мое ухо. Я чувствую, как тело Гордея напрягается так, что кажется ни одной расслабленной клеточки на нем не остается.

Его ладони соскальзывают на мою спину и гладят. Напряженно, порывисто стискивают ткань моей блузки.

Я подцепляю его футболку и тяну ее наверх, а когда она выбивается из штанов, я ныряю ладонями под нее и, наконец-то могу дотронуться до его смуглой обнаженной кожи без всяких дополнительных преград.

Трогаю литой и плоский живот, и начинаю тихонько вести пальцами по кромке его штанов.

Гордей прикусывает мочку моего уха, задушено хрипло стонет, а потом… Я не знаю, но будто что-то срывает у него.

Он находит мои губы и впивается в них с такой жадностью, словно умрет в этот же момент, если не прикоснется и не получит. Если не поцелует и не обнимет.

Я загораюсь в точности так, как и он, и отвечаю, отвечаю со всей страстью, на какую я только способна. А когда Гордей подсаживает меня на сиденье мотоцикла и устраивается между моих ног, выгибаюсь и подставляю шею для его горячих, безудержных и сносящих в один момент все запреты поцелуев.

— Да, Гордей, да, целуй меня, целуй, — бормочу я, и он, мне кажется улавливает, и заводится еще… еще сильнее…

Весь мир превращается для меня в один волнительный, головокружительный, чувственно, упоительно прекрасный калейдоскоп.

А потому, когда он буквально отдирает меня от себя, я не могу понять, почему… что им движет… зачем, если так хорошо…

То, что мы все еще на стоянке перед отелем, доходит до меня не сразу. А когда доходит, даже это не останавливает меня от того, чтобы снова цепляться за Гордея, в надежде на новый кусочек безудержности от него.

— Идем, — говорит Гордей и тянет меня к освещенному входу за собой.

Я иду, хотя спотыкаюсь буквально на каждом шагу, потому что ноги заплетаются, а взгляд расфокусирован и не улавливает изменений в декорациях и рельефе местности.

— Мы… к тебе в номер? — спрашиваю, или скорее утверждаю.

Потому что выполняю то, что он озвучил, потому что я решилась и не отступлюсь и не поверну назад. Потому что сама хочу, я очень сильно хочу все снова повторить и продолжить…

Несмотря на то, что он, пока ведет и не дает упасть на поворотах и ужасно крутых сегодня ступенях, снова отстранен, холоден и бесцеремонен.

Едва мы оказываемся в комнате, как Гордей прислоняет меня к стене, а сам идет вперед и сдергивает с кровати одеяло.

Затем он поворачивается ко мне, притягивает нас с ним к кровати, и начинает расстегивать пуговицы на моей блузке. Одну за одной, быстрее, чем сделала бы это я сама. Я не сопротивляюсь. Мне нравится. Тем более бюстгальтер он на мне пока оставляет.

Все делает четко и словно на автомате.

Если он и выпивал в баре, хотя теперь я склонна сомневаться в этом факте, то кажется, что алкоголь полностью выветрился из него. Тогда как мой активно бурлит в крови и позволяет подвести меня к кровати и не поддаться при этом дикой, животной панике.

Даже самой себе не могу при знаться, что я до одурения боюсь первой близости с парнем, и очень, просто очень переживаю из-за этого.

Но сейчас я переживаю в сотни и тысячи раз меньше, я готова, хочу, я хочу…

— Ты один здесь живешь, без соседей? — бормочу я, промаргиваясь и крутя головой. Пытаясь оценить окружающую нас обстановку.

Гордей легонько толкает меня и я, и так позабывшая на время о равновесии, сейчас же лечу вниз и плюхаюсь спиной на мягкий, совсем не пружинистый и очень удобный матрас его кровати.

Я вижу перед глазами красивый узорный потолок и чувствую, как мои ступни освобождаются от балеток. Он стягивает одну за одной, чуть приподнимая мои ноги.

Затем Гордей склоняется надо мной, и тянется к пуговке на моих джинсах.

Я вздрагиваю вдруг, начиная судорожно вспоминать, какие трусики на мне сегодня надеты, а он быстро расстегивает, ведет молнию вниз и чуть ли не одним рывком стягивает с меня джинсы.

Я остаюсь лежащей перед ним в одном нижнем белье.

О боже! Боже, боже мой!!!

Разгоряченную кожу тут же начинает холодить, но я не трезвею особенно сильно, и я ожидаю, когда Гордей сам начнет раздеваться.

О, боже мой, сейчас я увижу его полностью без одежды. Я увижу его… его… его… тьфу-ты, черт, стесняюсь выговорить даже в мыслях. Путаясь в отголосках своего прошлого строгого воспитания. В общем… Сейчас он и я, сейчас он…

И в этот момент на меня плюхается большое, мягкое и теплое, уютное и кажущееся очень комфортным, одеяло.

Вот только…

— Гордей…

Он куда-то уходит, но через секунду возвращается обратно с бутылкой воды в руках.

— Пригодится, — говорит он и небрежно подкидывает мне бутылку.

— Гордей…, - снова лепечу я.

— Проспись, сначала, мелкая пьянчужка, — бросает мне Гордей, а потом разворачивается и быстро, я даже понять не успеваю, как, что и почему, покидает свою комнату.

То есть…

Едва мне достает труда присмотреться повнимательнее, как я различаю висящие на вешалки у стены свои шорты и платья. Дальше мой ноут на столе, а вон там дальше стоят Оксанина и Радина кровати…

Черт, это же…

Это, это… моя комната!

Он привел меня в мою собственную комнату, и уложил меня типа спать?

Уложил спать, а сам…

Но впрочем, я не могу долго думать, потому что то и дело куда-то проваливаюсь… проваливаюсь… проваливаюсь…

— Да, Оксан, наконец. Сегодня ночью у нас с Гордеем наконец-то был секс. Отвез пьяную в доску Аринку, она ж отказывается его старая знакомая, не мог просто так бросить, до номера и потом сразу ко мне. Набросился просто на меня. Страстный, горячий, безудержный. Конечно. Еще как понравилось. Я думаю, нет, уверена просто, сегодня мы с ним повторим.

Эти слова Рады — первое, что долетает до меня при пробуждении и меня… то ли от них, то ли от излишне выпитого накануне, сейчас же начинает мутить.

Сажусь на кровати, хватаю бутылку воды, оставленную мне Гордеем, быстро откручиваю крышку и делаю несколько больших судорожных глотков.

А потом вскакиваю с кровати и несусь в туалет, чтобы опустошить все содержимое желудка.

Едва я добегаю до туалета, как меня сильно и болезненно выворачивает. А потом эта ужасная пытка повторяется снова, снова и снова.

Мир кружится в калейдоскопе, тошнота все подкатывает и подкатывает, а в голове только эти ужасные слова, сказанные только что Радой Оксане. «Сегодня ночью у нас с Гордеем наконец-то был секс». «Отвез пьяную Аринку и сразу ко мне». «Набросился просто на меня».

Я зажмуриваюсь и дышу, позорно сглатывая слезы, а потом снова склоняюсь над унитазом.

Когда все внутренности уже горят огнем, приступы, наконец, спадают и я в бессилии отползаю к раковине и сижу так, вытирая тыльными сторонами рук градом катящиеся по щекам слезы.

— Арин, ты там как? — кричит из-за двери Оксана. — Мы тут на массаж собираемся, тебя ждать?

— Нет, идите, — произношу глухо, стараясь не выдать ни тоном, ни интонацией, насколько мне сейчас плохо. Ужасно и отвратительно.

Но Оксана все равно, видимо, что-то улавливает.

— Эй, с тобой точно все в порядке? — спрашивает она и в голосе ее сквозит неподдельное беспокойство.

— Да все в порядке с ней, Оксан, идем уже, — долетает до меня нетерпеливый голос Рады.

— Ты иди, а я тебя догоню, — отвечает Оксана, а уже через секунду звучит громче, потому что она снова стоит прямо под моей дверью.

— Арин, впусти меня, пожалуйста, — просит она и пытается открыть дверь, с силой дергая за ручку.

Раз, другой, третий. И, к немалому моему удивлению, замок неожиданно поддается. Видимо я впопыхах не до конца его закрыла.