Н 6 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 49

— Придется делать еще одну пресс-конференцию, — безрадостно заключил Марокко.

— Пусть спросят мать Антона, — начал я и прикусил язык, понимая, что собираюсь похабно пошутить.

Кокорин попытался разрядить обстановку:

— Народ, как думаете, шотландцы нас в юбках встретят и с волынками?

— Главное — не с волынами, — подхватил шутку кто-то.

— Не встретят, мы ж сказали, что у нас в команде нет геев.

И опять слова сами легли на язык:

— По их статистике десять процентов мужчин гомосексуальны. То есть у нас в команде два… — Я смолк, понимая, что снова накаляю атмосферу.

— Сто пудов Игореха! — радостно подхватил Кококша. — Такую цыпу отправил, когда она была готова на все! Я бы вдул! Неспроста ведь. Наверное, приглянулся какой волонтер…

Донеслись смешки.

— Завали хлебало! — рявкнул Денисов.

— Слушайте анекдот про шотландцев! — постарался предотвратить ссору Угнич. — Когда завоевывали Шотландию, мужчин убивали, а женщин насиловали. С тех пор жизнелюбивые, но гордые шотландцы стали носить юбки.

Грянул смех. Меня так и подмывало пошутить, но я понимал, что даже если шутка будет остроумной, она сто процентов кого-нибудь обидит.

В аэропорту нас встречал парень лет двадцати пяти, в сером костюме, со львиной гривой и белокожий, с зелеными кошачьими глазами в оранжевую точку.

— Привет! Меня зовут Аксель, я ваш сопровождающий, — представился он на отличном русском, кокетливо завел за ухо выбившуюся из прически прядь волос и улыбнулся.

Денисов напрягся, ноздри его раздулись. Марокко тоже напрягся, зыркнул на Денисова. А мне подумалось, что, может, Акселя к нам приставили, чтобы опять кого-нибудь спровоцировать, а потом написать: вы только посмотрите на этих дикарей, они на людей бросаются! А может, он и не гей вовсе, нам всем показалось.

В самолете Марокко встал там, где обычно стоят стюардессы, проводящие инструктаж, воздел руки, призывая к тишине — словно заклинание вершил, и сказал:

— Товарищи! Прошу, не поддаемся на провокации. Ведем себя спокойно и дружелюбно. Видите, этот самолет полностью в нашем пользовании! Спасибо принимающей стороне. — Он неискренне, даже скорее злобно улыбнулся. — Вспомните, что о нас написали из-за какой-то потасовки!

— Как они задрали, — проворчал сзади запасной полузащитник, — хорошо, что я тут не живу.

Марокко обратился к сопровождающему:

— Аксель, сколько нам лететь?

— Один час двадцать минут, — ответил он. — Жить вы будете в гостинице при спортивном комплексе. Экскурсия по Глазго — тоже за счет принимающей стороны. Когда скажете, тогда и проведем.

Газету, где писали обо мне, я взял себе — для истории, и тщеславие потешить. Теперь Марокко точно никуда не денется и включит меня в основной состав.

— И еще, Аксель, нам нужно как можно быстрее провести пресс-конференция, чтобы разрешить некоторые недоразумения.

Денисов деланно-громко вздохнул. Он терпеть не мог встречи с журналистами.

— Пойдут Нерушимый, Денисов и Бако.

— Может, лучше я? — вызвался Кокорин.

— Нет, — рявкнул Марокко.

А я подумал, что мозги у тренера точно есть, и участников он выбрал правильно: Денисов расскажет, как все было на самом деле, Бако — что африканцев в Союзе не притесняют, я… а я просто про запас — раз обо мне написали, значит, есть вероятность, что будут что-то спрашивать. Плохо, что могу не сдержаться и пошутить, например, про свободолюбивых, но гордых шотландцев, которых мы идем завоевывать.

— Я понял, — кивнул Аксель, — время пресс-конференции скажу вам по прилету. В воздухе невозможно ни с кем связаться и обговорить детали.

Летели мы, как и говорил Аксель, час двадцать, и прежде чем приземлиться, сделали круг над городом, который называют английским Детройтом.

С высоты птичьего полета Глазго напоминал причудливую микросхему, расчерченную извилистым руслом реки, с вкраплением озер и прудиков. То и дело самолет нырял в облака, и видимость пропадала.

В аэропорту нас встречали журналисты, но тут работа полицейских была на высоте: к нам никого на пушечный выстрел не подпустили. Мы погрузились в автобус и покатили к стадиону. Обычно матчи проходили вечером, но двадцать пятого июля игра с «Рейнджерс» была запланирована на странное время: 14.30.

Пока мы ехали и рассматривали окрестности, Аксель с кем-то переписывался и не отрывал взгляда от смартфона. А я глядел в окно и думал о том, что все-таки Шотландия — не Англия. Глазго отличался от Лондона и Кардиффа, и порой казалось, что это Чикаго: очень мало исторических построек, все относительно современное: построенное в Викторианскую эпоху или в прошлом веке, ну и, конечно, модерновые здания из стекла и пластика, которые не смотрелись тут так чужеродно. А еще — город казался менее ухоженным, не таким пафосным, как Лондон, и не настолько вычурным, как Кардифф. Ну точно Чикаго или Детройт в его лучшие времена. Я там ни разу не был, но почему-то казалось, он должен выглядеть именно так.

Аксель посовещался с Марокко и наконец объявил:

— Итак, планы на ближнее время: обед, экскурсия по стадиону «Айрбокс», ужин в 18.30, в 19.00 — пресс-конференция. Прогулка по городу будет завтра с десяти утра.

Возле стадиона нас уже ждали, но по-прежнему полиция работала исправно и держала живой щит. Болелы освистали наглых гостей, журналисты пытались прорваться сквозь живое оцепление, я оглядывался и чувствовал себя звездой. Вряд ли на родине даже вокруг «Спартака» такой ажиотаж. Ну точно мы, как «битлы» или еще какие рок-звезды.

Ну а сам стадион мне напомнил вокзал: с одной стороны — трехэтажное здание из красного кирпича, узкие арочные окна, блестящая металлом крыша с синими железными конструкциями, зачем-то в нее вмонтированными. С другой — тоже кирпичное здание, но квадратное, похожее на промышленный ангар какого-то завода. Два этих элемента соединяло совершенно чуждое стилю сооружение из стекла и пластика.

Сперва мы отправились на заселение в гостиницу при спорткомплексе. Номера были стандартные, простые, в стиле лофт.

Потом по расписанию был обед в банкетном зале спортбара, куда имелся отдельный вход, а дверь в основной зал закрывалась. Помещение было рассчитано человек на тридцать, и мы заняли все столики.

Официанты сразу же принесли что-то типа сырного супа, хлеб. Суп оказался рыбным, очень странным, но вкусным. Наблюдавший за нами Аксель объяснил, что мы вкушаем традиционное блюдо шотландской кухни — каллен скинк.

На второе нам принесли баранью ногу со странным гарниром — картофельным пюре, перемешанным с обжаренными луком и капустой. Это тоже оказалось национальное блюдо — румбледетамбс. Кокорину, сидевшему за соседним столиком спиной ко мне, слово понравилось, и он учился его выговаривать, толкнул Полоза в бок.

— Звучит, как заклинание. Язык сломаешь

— Угу. Румбле-детамбо.

— А теперь, — объявил Аксель, — национальное блюдо шотландской кухни номер один: хаггис.

— Подгузники! — ляпнул я и мысленно выругался.

В СССР такой торговой марки быть не могло, и динамовцы не оценили шутку, а вот Аксель сбился и побледнел. Благо что он не увидел, кто это сказал. Черт, надо всеми способами отмазаться от пресс-конференции, там журналисты будут сверкать остроумием, и я в ответ так сверкну, что все ослепнут.

Официант принес блюдо, напоминающее зельц, но очень уж пузатый. Антон подвинул хаггис к себе, разрезал, и оказалась, что текстура у него зернистая. Он осторожно поддел содержимое, отправил в рот и принялся жевать.

— Странный вкус, ливер, но жирнее. В общем, есть можно.

Я тоже попробовал — да, штука странная. Вообще шотландская кухня — это крестьянская еда, изобретенная по принципу «голь на выдумки хитра» — взяли что есть, порубили, перемешали — и вуаля!

Аксель объяснил:

— Бараньи потроха: сердце, легкие, печень, лук, сало. Все сварено в бараньем сычуге.

У меня в голове крутилось: «Полипропилен. Внутренняя прокладка из нетканых материалов. Суперабсорбент, распушенная целлюлоза, полиэтилен, полиэстер. Все это оставит кожу вашего ребенка сухой».