Н 6 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 39

— Правильно — пойдем, — поправил его я, достал печенье и сжевал одно, зажмурившись от удовольствия. — М-м-м, сногсшибательно!

— Что с ноги? — не понял Пол и напрягся.

— Сног-сши-ба-тель-но — значит очень хорошо.

Пока мы шли, Пол пытался выговорить «сногсшибательно» и ворчал по-английски, какой же сложный русский язык, какие же дурацкие окончания, а падежи — так вообще глупость несусветная, вот зачем их шесть, когда спокойно можно обойтись тремя?

— В СССР есть народ — дагестанцы, говорят они на табасаранском языке, так вот там падежей как минимум тридцать пять.

— Таы-баы… Тарр-бар-р, — пытался выговорить новое слово англичанин, в итоге расстроился и плюнул, заключив: — Понять падежи умеет только ыу… р-русский.

А мне подумалось, что если Марокко выпустит меня на поле, то это будет диверсия, комментаторы сломают языки, выговаривая мою фамилию.

В кафе было полно народа. Туда-сюда сновали официанты с серебристыми многоэтажными подносами — разносили сладости и чай в непрозрачных металлических заварниках.

— Пол, выбери на свой вкус, я не очень разбираюсь в чае, — признался я. — Предпочитаю кофе, но чай — это часть традиций, я должен его попробовать.

Волонтер подозвал официантку — азиатку, похожую на мальчика — и заказал чай с молоком и по йоркширскому творожному торту. Ждали мы где-то полчаса, все это время Пол делился впечатлениями: он думал, что русские злые и дикие, а они оказались нормальными.

Я рассказал ему несколько анекдотов и попытался считать намерение меня завербовать — нет, Пол просто хотел подольше пообщаться и записывал на диктофон все, что я говорю.

Чай оказался насыщенней нашего. Меня поразили эти непрозрачные заварники — непонятно, что внутри, непривычно. Да и чай со сливками — странный все-таки, а вот творожный торт с изюмом — очень вкусный. Когда почти доел его, к нам за столик сел Кокорин и принялся кормить доверчивого Пола байками, что у нас в школе есть особый предмет — балалайковедение, и каждый школьник должен научиться усмирять медведя и выгуливать его без намордника. Свой рассказ Кокорин то и дело прерывал на селфи.

Пол обман быстро раскусил, но косил под дурачка, чтобы с ним подольше поболтали. В итоге спать мы легли в одиннадцать, ведь сразу после завтрака нас повезут в столицу Уэльса — Кардифф, где девятого июля предстоит играть с местной командой, в которой в основном здоровенные темнокожие легионеры.

Кокорин предложил пропустить по шоту, а я отвел его в сторонку и спел песенку Слепакова «Мне пить нельзя». Отсмеявшись, Санек еще раз пожал мне руку и сказал:

— Ты крутой на воротах. Правда крутой. Будь я тренер, тебя бы поставил, и плевать на этих замшелых пердунов. — Он сделал зверское лицо и передразнил то ли Марокко, то ли Денисова: — «Мы не имеем права рисковать». Тьфу, дегенераты! Карпина бы нам тренером!

«Или Димидко, — подумал я. — Он ведь отлично справляется».

Если так пойдет и дальше, то усилиями Марокко мы покажем, что в Союзе самый беззубый в мире футбол, и нас болелы шапками закидают. Да и не для того я в футбол пошел, чтобы вот так позориться при том, что можно было бы играть и выигрывать. Потому сделаю все возможное, чтобы изменить ситуацию, правда, пока не знаю как.

Кардифф, как много в этом звуке для сердца кельтского слилось!

В автобусе я по обыкновению сидел рядом с Антоном, но в этот раз он занял место у окна и жадно смотрел на проплывающие за окном холмы и поселки, иногда делая фотографии. Лишенная Комсети команда скучала, а я думал о «Титане». Может, и хорошо, что я не знаю, как у них дела. Вдруг они без меня проигрывают? А «Динамо» позорно продувает здесь, и я не могу участвовать ни там, ни тут, что ужасно бесит. Пятьдесят тысяч за участие — это практически годовая зарплата учителя, но так себе утешение для меня.

К обеду мы прибыли на стадион «Кардифф Сити», где нам предстояло готовиться к игре, которая пройдет на самом большом стадионе в мире, вмещающим под восемьдесят тысяч болельщиков, в этой реальности он носил старое название — «Миллениум».

Сине-белый «Кардифф Сити» был поскромнее, и, если посмотреть на него сверху (я помнил из статей), он напоминал угловатый белый ноль.

Автобус сразу же окружили журналисты.

Этот стадион был меньше предыдущего, не таким помпезным и больше походил на наши привычные. Полицейские вяло сдерживали журналистов и местных болел с оскорбительными плакатами. Нам предлагалось убираться к себе в тайгу, убрать руки от свободной Болгарии, освободить политзаключенных и прекратить притеснять ЛГБТ-сообщество.

Полицейских было всего шестеро, и когда журналисты поперли на нас, они не особо усердствовали, просто следили, чтобы нас не помяли. К нам потянулись микрофоны. Один ткнулся прямо мне в лицо и, интенсивно работая локтями, ко мне прорвалась необъятная чернокожая женщина с тройным подбородком.

— Как вы считаете, есть ли свобода в СССР? — пробасила она.

— Ее примерно столько же, сколько у вас, — ответил я по-английски. — По-настоящему свободен разве что Будда. Был.

Тетка не унималась:

— Как лично вы относитесь к оккупации Болгарии Советским Союзом?

Я кивнул на болел.

— Они предлагают нам убрать руки от Болгарии. Не находите, что призыв не по адресу? В футболе не приветствуется использование рук.

Она растерянно захлопала ресницами, когда толпа заколыхалась, и к нам прорвались сопровождающие: высокая брюнетка и десять абмалов, которые вместе с полицейскими взяли нас в коробочку, оттеснив журналистов.

— Здравствуйте, — поприветствовала брюнетка на отличном русском. — Меня зовут Энн, я ваш сопровождающий. Пожалуйста, со всеми вопросами обращайтесь ко мне.

Брюнетка вышла из-за спин амбалов, и мне показалось, что я слышу удивленный вздох «динамиков». Даже Марокко вытаращился на эту красавицу. Она была совершенна от макушки до черных туфель на невысоком каблучке. Ярко-голубой костюм подчеркивал синеву глаз, и даже пиджак не скрывал роскошную грудь, а юбка по колено — безупречность длинных ног.

— У вас отличный русский, — белозубо улыбнулся сделавший стойку Кокорин.

Девушка, на вид ей было не больше двадцати пяти, ответила улыбкой.

— Спасибо за высокую оценку, Алекс! Надеюсь, вам всем понравится в Кардиффе. А теперь я провожу вас в гостиницу, где ждут волонтеры. Вы расположитесь, а потом жду вас в конференц-зале… Нет-нет, никаких журналистов! Мы просто скорректируем график нашего сотрудничества.

Гостиница находилась в парке через дорогу, и она обманула мои ожидания. Простенькая с виду, она внутри оказалась уютной, стилизованной под старину: деревянная стойка, администраторы в белых рубахах и жилетках, люстры в виде фонариков, только дерево и металлическая ковка, никакого пластика. Волонтеры, разноцветные мальчики и девочки лет по шестнадцать-семнадцать, развели нас по номерам, которые открывать пришлось огромным, как из «Буратино», ключом.

Мне достался волонтер-индус Ник, не говорящий по-русски. Узнав, что я владею английским, он спросил, насколько я знаменит, расстроился, услышав, что запасной, но на всякий случай взял автограф и сфотографировался со мной, рассказав, что все волонтеры — футболисты, а он играет на позиции защитника.

Номера тоже были оформлены в стиле ампир: зеркала в массивных рамах, ванна на гнутых ножках, медные краны, стулья-троны и картины на стене.

Такая красота, что уходить не хотелось, единственное, что влекло — красавица-Энн, которая ждала в конференц-зале, тоже стилизованном под старину, и я ощутил себя на светском приеме у какого-то лорда.

Энн еще раз нас поприветствовала, уточнила, когда бы нам было удобно прогуляться по городу, и сказала, что в нашем распоряжении стадион «Кардифф Сити», на том, где пройдет игра, тренируется футбольный клуб «Кардифф». Было решено идти на экскурсию сразу после обеда, и я полагал, что причина кроется в самой Энн — парни соскучились по женскому вниманию, а тут вдруг такая красота.