Сага о Северных островах (СИ) - Громов Ярослав - Страница 53

— Так ведь живой он! — я невольно попятился к двери. — Живой и здоровый. А дурь, она пройдет сама.

Она замерла, потом встала с колен, одернула подол, кивнула мне на лавку и села напротив.

— Ты же давно здесь не был, ничего не знаешь. Рагнвальд еще одну женщину в жены взял, в отдельный дом поселил. И она уже успела родить сына. Конунг здоров и проживет не один десяток лет, второй сын успеет повзрослеть и получить руну. А если она еще десяток народит? Никто не признает конунга, который молится другому богу, особенно такому… никчемному. А через бога и Магнус стал таким же никчемным. Толком не ест, к девкам не бегает, с оружием не упражняется. Только и знает, что кругу этому бездновому кланяется. И всё о грехах толкует, отцу перечит. И добро бы по делу, так ведь нет! А всё по моей дурости.

— Это как? — робко спросил я.

Быстро она переменилась. Будто и не падала на колени.

— Помнишь, я говорила, что через мой дар к сыну беда придет? Думала, в том пророчестве о тебе речь шла. Потому как от тебя избавилась, так и позабыла о словах жреца. Пожалела я одного убогого, дала ему кольцо с камнем. Он всё о Солнце кричал, о грехах, о тьме, а сам тощий, как ощипанный куренок, лицо набок свернуто, рот на щеке лежит. Вот я и… Не прошло и полугода, как мой Магнус… — ее голос пресекся от волнений. — Знала же, что нельзя никому ничего дарить. Знала, а всё равно. Видать, правду, говорят жрецы: от судьбы не убежишь.

— Так, а я-то как помогу? Я с богами не очень… Могу другого жреца убить, только не этого убогого.

— Это почему? — хищно прищурилась Рогенда.

— Кажись, он из моего хирда. Ушел от нас прошлой весной в день Нарла.

— Мне не нужна его жизнь. Верни Магнуса в разум!

— Я сам-то не против, да вот только как это сделать?

— Однорукий сказал, что ты сможешь. Идем!

Она сразу вскочила и потащила меня во двор. Меня, девятирунного, тащила за собой трехрунная баба! Недаром говорят, что и курица может убить ястреба, защищая цыплят. Провела мимо ошарашенных Рыси и Простодушного, мимо готовильни, кладовых и сараев к воротам, выходящим на другую сторону.

— Видишь тот дом с кругом? Там целыми днями сидит Магнус. Иди! Уговори его вернуться, если уж не к богам, то хотя бы к обычной жизни. Пусть уж лучше на охоте пропадает, чем с этими убогими!

И вытолкала прочь. Я даже не успел сказать, чего хочу взамен. Баба, она и есть баба.

Ульверы догнали меня на полпути к сольхусу. Я им пересказал разговор с Рогендой, и Херлиф серьезно задумался.

— Странное дело. Еще в Бриттланде чудилось неладное с Харальдом. Он ведь неплохой конунг! Вспыльчив, горяч, но неплох. Всегда доверял только своим и недолюбливал чужаков. Как он мог так запросто отказаться от веры пращуров? Как переметнулся в сарапскую веру?

Рысь оживился:

— Неужто и впрямь колдовство? Сарапы наворожили?

— Как знать, — пожал плечами Простодушный. — И вот какая загвоздка еще. Я понимаю, зачем они заворожили Харальда, как-никак конунг всего Бриттланда. А вот почему здесь они заворожили не Рагнвальда, а его сына? Ведь со слов Рогенды, Магнус теперь вряд ли станет конунгом после смерти отца.

— Наверное, Однорукий посильнее Ворона будет. Отвел ворожбу, — предположил я.

— Ворон — очень сильный жрец, к тому же умеет вперед смотреть, — продолжал рассуждать Херлиф. — И если Однорукий так силен, почему он не защитил Магнуса?

— Мне вот интереснее, как ворожбу разбить. Я в этом ничего не понимаю. Тулле бы сюда, он бы разобрался…

— Ну, два способа-то у нас есть, только они не против ворожбы, а против Бездны. Но, как по мне, Бездна посильнее колдовства сарапов будет, значит, у нас может получиться.

— Первый — это узоры Живодера, — догадался Рысь. — А второй какой? Вряд ли нам разрешат изрезать спину конунгова сына.

— А второй… Неужто мой дар? — удивился я.

Херлиф криво усмехнулся и кивнул.

Я почесал затылок. Мда, вот дела… Я ведь так и не овладел даром полностью. Не могу легко впускать в стаю кого попало и не могу пробуждать дар по своей воле. А таскать за собой конунгова сына год-другой та еще морока. Еще зашибут ненароком. Причем мы сами же и зашибем, если он будет болтать про грехи и прочую чушь.

Здешний сольхус мало отличался от сторборгского. Обычный дом с высокой крышей, к которой приколочен желтый круг на палке. Разве что двора у него не было, только вокруг речным песком посыпано. Я толкнул дверь, и та бесшумно отворилась.

Внутри было пусто. Только возле золотого шара посередине единственной комнаты на коленях стояли два человека. Один — норд, а второй — бритоголовый сарап. Видать, они возносили хвалу своему богу. Сначала говорили непонятное, не похожее ни на речь нордов, ни на речь бриттов или малахов, что-то вроде «ля-ля-ля», а потом уже на нашем языке.

— О, Светозарный, несущий тепло и свет, дарующий жизнь и смерть, прости нам грехи наши, прояви свою милость, даруй благополучие и ласку!

— О, Светозарный, меняющий сердца, возносящий звезды, очищающий тьму, укрепи мое сердце в вере твоей!

— О, Светозарный, всепрощающий и милостивый, я покорно следую твоим наставлениям, угнетаю тело и возвышаю дух, смиряю гнев и исполняюсь терпения. Прости же мне несовершенство мое, даруй прощение и озари светом!

— О, Светозарный…

Я смотрел на их коленопреклонные позы с отвращением, а уж от их слов и вовсе затошнило. Что это за молитвы такие? Кому захочется слушать каждый день эдакое нытье? Даруй, укрепи, прости… Будто раб говорит с господином. Неужто их богу нравится видеть перед собой рабов?

Дай-ка и я попробую сложить что-нибудь!

— О, великий прорезатель фьордов! Мне ничего от тебя не нужно. Моя рука крепка, топор остер, корабль быстр! У меня уже есть твоя благодать. Я берегу твой дар. Просто смотри на мои подвиги и прими в дружину воинов, погибших от моей руки, ибо они не могут победить меня!

— Дранк! — подхватил мою речь Простодушный.

Сарап, а я его сразу угадал по смуглой коже, смоляной узенькой бородке и черным глазам, медленно поднялся, очертил три круга перед собой и сказал:

— Вы ошиблись! Тут возносят молитвы Богу-Солнце. Прошу оставить этот дом.

Он говорил по-нашему намного хуже Гачая. Я едва разбирал его слова.

— Это ты ошибся, — ответил я. — Тут Северные острова, и тут возносят хвалы иным богам.

— Конунг даровал нам право строить храмы Солнца на этой земле, и потому…

Магнус, а это и был второй человек в сольхусе, перебил жреца:

— Не стоит с ним спорить. Кай, ты пришел насмехаться надо мной или над Светозарным? Если надо мной, знай, что я уже привык к насмешкам, издевкам и грубостям. Даже отец не понимает меня.

И его голос звучал настолько спокойно и уверенно, что у меня зачесались кулаки набить ему морду. Может, хоть так он встряхнется и сбросит ворожбу?

— Магнус, тебе и впрямь всё это по душе? Стоять на коленях, будто трэль, хвалить какого-то Светозарного, будто это зазноба твоя, выпрашивать милости, будто калека. Ты же хотел стать хирдманом!

Мальчишка… да нет, не мальчишка, а хускарл нахмурился.

— Я тогда был глуп и не познал света истинной мудрости.

Сказал и бросил взгляд на сарапа, а тот едва заметно улыбнулся и качнул бороденкой.

— Помнишь, я был всего на четвертой руне, когда ты был на шестой? А нынче глянь, я обогнал тебя аж на две руны.

— Руны — это грех! Сколько крови ты пролил? Скольких убил?

— А этот иноземец? Гляжу, он тоже не безрунный.

— Он получил их прежде, чем его коснулась мудрость Набианора. И теперь он всю жизнь будет вымаливать прощение.

— А если вдруг придет какая-нибудь тварь и захочет убить твою семью, тогда тоже нельзя убивать?

— Нельзя. Ибо тварей посылает Бог-Солнце в наказание за наши грехи, и нельзя усугублять свой грех новым грехом. Лучше умереть от клыков и когтей, чем лишить себя звездного блеска.

Мерзкий сарап всё покачивал бородой, радуясь ответам Магнуса.

— Так ведь ты ж помрешь! Какие уж тогда звезды?