Сага о Северных островах (СИ) - Громов Ярослав - Страница 28

— А много ли счастья, если я вернусь с золотом и рунами, а тут кости и зола?

— То моя вина, что не могу оберечь свои земли, не твоя.

— Но Роальда я убил.

Внезапно ожил Альрик.

— Ладно. Я согласен убить Скирре. Но не сразу и не набегом на его город. Сначала нужно всё обдумать, разузнать, людей набрать. Не думаю, что до зимы он что-то еще затеет, так что время у нас есть. Сгодится тебе такое, Безумец?

— Сгодится, — обрадованно выпалил я.

И все в доме вздохнули с облегчением.

Забрав очередную добычу и набив «Сокола» корзинами и тюками, мы отплыли в Мессенбю. Отец на своем «Драконе» пошел за нами. Он хотел оповестить торговцев о свободном проходе в Сторбаш, продать лишнее, купить нужное… Обычные дела лендермана. Корабль Йора мы оставили под присмотром Полузубого, а корабль Сивого Альрик недорого продал тому же Эрлингу, так как у нас не было ни желания его чинить, ни людей, чтобы на нем ходить. Хёвдинг поставил лишь одно условие: коли в хирде прибавится людей, ульверы выкупят «Змея» обратно с небольшой приплатой. Как по мне, неплохая сделка для обеих сторон. В Сторбаше найдутся умельцы, которые залатают прорехи так, что корабль станет лучше прежнего, у отца будет запасной драккар, а у нас — задел на будущее.

Впрочем, в этот раз Эрлинг не стал складывать все яйца в одну корзину. «Жеребец» — в Растранде, «Змей» после починки отправится в деревню Олова, так что если кто-то снова попытается закрыть вход в Сторбаш, он может отправить своих людей по берегу в деревни, сесть на корабль. А там либо отобьется своими силами, либо кликнет на помощь.

А я уходил из Сторбаша в разладе с собой.

Вроде бы радостно, что вновь иду в море, вновь с братьями. Будем искать найм, сражаться с тварями, покажем всем на Северных островах, кто такие ульверы. Ведь мы уже не те слабые карлы, что бегали от Торкеля Мачты. Но в то же время и грустно. Грустно, что Сторбаш стал чужим, что я вырос из него, как вырастают дети из первой рубахи. Прошлые приятели и прошлые враги против меня — как щенки против дикого кабана. И здешние беды против бриттландских — переполох в курятнике рядом с горящим домом.

А еще я снова оставлял Аднфридюр. Только в прошлый раз я уходил охотно, думая, что не вернусь, а нынче наоборот. Я так и не узнал ее толком. Видел, что прижилась она в отцовом доме, и жизнь наша ей в радость. Лицом побелела, боками округлела, успокоилась, заполошных глаз не делала. С Дагней училась ткать, с Ингрид — ходить за скотом, смеялась, что коровы — это как олени, только толще и глупее. Начала доверять присмотр за Ульварном рабыням. Завела знакомства с соседками и делилась с ними знанием о травах.

Заметит ли она мой уход? Станет ли скучать?

Перед отплытием Фридюр крепко обняла меня, сказала, что лучшего мужа и сыскать нельзя было. И я успокоился. Ведь верно говорит! Где бы она нашла кого-то лучше? Уж не на Туманном острове. Да и в Сторбаше мне нет равных. А, может, и на всех Северных островах! Еще пять-шесть зим пройдет, так и вовсе придется в дальние моря плыть, чтоб найти достойного соперника.

Отплытие мы подгадали под нужную ноздрю Хьйолкега, так что сразу после выхода из бухты убрали весла, поставили мачту и подняли красно-белый парус. У отцова «Дракона» и корабль меньше, и парус поуже, так что он отстал. Но то не беда, в Мессенбю встретимся.

Я уселся на палубу, вытянул ноги и задумался. Мыслей было много, а поделиться не с кем. Тулле-то остался в Сторбаше, с Мамировым жрецом. Может, на год кого другого взять в заплечные? Да вот только кого?

Вепрь — он с Альриком больше да по хозяйству. Да и слишком он серьезный, и по годам сильно старше. Видарссон слишком глуп. Сварт молчалив, как и Аднтрудюр. Шурин если и говорит о чем, так больше о бабах. Плосконосый дружит с Булочкой. Энок слишком болтлив, с ним зачастую и промолвить не сможешь, а еще смешлив и ехиден. На всё у него найдется острое словцо. Дударю и Эгилю я доверю спину в бою, но по жизни не так уж часто мы с ними говорили. Стейн? Ну, это же Стейн. О чем с ним говорить? Живодер и Бритт еще не выучили наш язык. Офейг Бессмертный с Туманного острова мне нравился, но он же карл! Вот дорастет до хускарла, тогда и подумаю насчет него.

Трое наймитов: Слепой от Жеребца, Кости и Уши от Сивого. Слишком старые, все перевалили на четвертый десяток или даже за него. Слишком хмурые. Слишком чужие. Я до сих пор невольно тянулся к ножу, когда случайно натыкался на них взглядом.

Кто ж остался? Простодушный и Рысь. Рыжий бритт всем был хорош: и цветом волос, и крепким характером, и умом, и нравом легким. Но ему не хватало основательности, которая мне так нравилась в Даге и Тулле. Я не раз подмечал, как порой полезна дружеская рука на плече, чтоб вовремя осадила да в разум привела.

Значит, Простодушный. Помимо основательности у него было еще одно достоинство. Он тоже на восьмой руне, и Альрик усадил его возле меня, на первую пару весел. А Булочка сел впереди, бок о бок с Плосконосым.

Я глянул на корму. Там Живодер снова приступил к истязанию Беззащитного, доводил узоры до ума. Как только у хёвдинга духу хватает поставлять спину? И дело не в тех пытках, не в отрубании рук и не в вырезании языка. Я и сам такое сделаю, коли потребуется. Суть в том, что Живодеру это нравилось. Так же, как нравилось сражаться, жечь самого себя, прыгать в воду, толком не умея плавать, сливать собственную кровь в реку до беспамятства. Нет, и даже не в этом беда.

Больше всего пугала в Живодере его непредсказуемость. Я не понимал ни его мыслей, ни поступков. Он чуждый, и эта чуждость проступала всё ярче с каждым днем. Как знать, не захочет ли он однажды ночью зарезать нас всех? Мало ли, почудится ему во сне шепот Бездны, Живодер вытащит нож и пойдет махать налево и направо.

— Херлиф! — сказал я. — Как по твоему, Живодер и впрямь слышит Бездну или ему чудится?

— Да он с рождения, поди, придурковатый, — отозвался Простодушный. — Чего-то ему не хватает, словно дыра где-то. Может, потому и впустил в себя Бездну.

Я поморщился. Слишком мудрёно. Как это — впустить Бездну? Это же не гость незваный, а ты сам — не дом с дверью и порогом. Так что я перевел разговор на другую тропу.

— Эх, забалуют мне сына. Многовато баб и мало детей в доме. Мать, Фридюр, Ингрид, еще рабыни бегают, как наседки. Вырастят жевателя угля, а не воина.

— Так отдай на воспитание. В Бриттланде в рунный дом отдавали, но я слышал, что тут, на Севере, принято сыновей отсылать к дядьям или друзьям. Чужого ребенка баловать не будут.

И то верно! Да вот только кому?

— Сейчас рано еще, он грудь сосет.

Херлиф хмыкнул.

— Угу. Обычно после пятой-шестой зимы отдают же.

— А кому? У меня все в Сторбаше живут. А друзья со мной ходят.

— Вот через пять зим и посмотришь. Может, кто уже и осядет на земле.

И замолк.

Нет, все же Херлиф — плохая замена Тулле. Тот бы от моих слов не отмахнулся, предложил бы кого-то.

А в Мессенбю нынче было оживленно. Едва-едва смогли отыскать место, куда пристать. Хорошо еще, что мы не торговцы, и разгружать «Сокол» нам не требовалось, иначе бы застряли перед пристанью, как некоторые кнорры.

Альрик спросил у ярлова хирдмана, который присматривал здесь за порядком, откуда столько народу.

— Так вы не слыхали? — обрадовался дородный карл. — В Бриттланде мертвые ожили и вырезали чуть ли не всех живых. Говорят, что изленились тамошние люди, хоронили как попало, без обряда толкового и без рунных знаков. Вот и полезли мертвые напомнить, что надо блюсти правила.

— Это всё хорошо. А корабли откуда?

— Так ведь из Бриттланда. Торговцы заранее за зерном пришли, хотя откуда ему взяться, недавно только засеяли, а еще за трэлями.

— Трэлями? — притворно удивился хёвдинг. — Всегда ж оттуда к нам безрунных везли.

— Вот-вот. А теперь там и половины не осталось. Земля простаивает! Эх, и взлетит цена на рабов! Не укупить. Уже сейчас за мужчину дают три марки серебра, а будет еще дороже.