Сага о Северных островах (СИ) - Громов Ярослав - Страница 22

Сестренка и впрямь стояла неподалеку. Набычилась, насупилась, а у самой глаза на мокром месте.

— Иди сюда! — позвал я ее. — Знакомиться будешь.

— Не буду я ни с кем знакомиться! — выпалила она и ушла в темень, к своему углу.

А мы просидели за столом до глубокой ночи. Аднфридюр как увидела, что никто ее обижать не собирается, так повеселела, ожила, поведала о себе, о своей семье, как отец ее за меня выдал. Дурного про него ничего говорить не стала. Оно и правильно. Зачем это дурное в новый дом за собой нести? Пусть оно там останется, на Туманном острове.

Я же просидел весь вечер, ею и сыном любуясь. И понял, что она правильно смотрится в этом доме, не как чужая, не как пришлая, а как своя. Я уже не вспоминал, как она выглядела в шкурах, как она по горам голорукая и простоволосая бегала. А рядом с матерью и отцом, возле родного очага… будто она родилась здесь и всегда тут была. И сын, дергающий деда за бороду, тоже был на своем месте.

Дагней то и дело поглядывала на меня, улыбалась чему-то непонятному, а как заснул ребенок, так всех погнала спать. Мол, утром еще наговоримся. Фольмунда мать уложила возле себя, в его люльку уложили моего сына. А мы с Фридюр легли на отдельное ложе, как муж и жена. Наша первая совместная ночь. И заснули мы не сразу.

А утром спозаранку в доме началась беготня. Рабы суетятся, таскают куда-то лавки, утварь, за стол схватились. Мать покрикивает на всех, а за ее подол Фольмунд держится, палец во рту сосет и смотрит непонимающими глазами на суматоху.

Отец кивнул мне, мол, пойдем отсюда. Ему так и так надо было поприветствовать Альрика.

Ульверы, как и в прошлый раз, устроились в тингхусе. Оттуда ничего не убирали после нашего отъезда, так что хирдманы успели и обсушиться, и обогреться, и выспаться вволю.

— Пришел второй корабль, — едва поздоровавшись, сказал Эрлинг. — Дня три назад.

Я с укоризной посмотрел на отца. Вчера о чем только не говорили, а про корабль он ни разу не упомянул.

— И что они? — заинтересовался Альрик.

Хёвдинг сидел на лавке, опустив исхудавшие плечи, а над его спиной трудился Живодер, то отступая на шаг, дабы полюбоваться на кровавые узоры, то снова занося нож. И отец глазом не моргнул от такого зрелища. Впрочем, разговоры о шрамах при нем велись.

— Пока ничего. Место стоянки мы вычистили, кровь, следы убрали, чтоб казалось, будто они сами ушли. Да после вашего ухода еще три ливня прошли, смыли оставшееся.

— А могут они решить, что первый корабль потоп?

— С чего ж ему тонуть? Коли что, так под боком бухта укромная есть. Здесь шторма не лютуют. А хёвдинг их, как берег обшарил, так больше и не сходил с корабля. И людей не пускает. Один раз только бочки водой наполнили. И всё.

— Как же они нас пропустили? Из-за ливня, что ли? — задумался Альрик и охнул, когда Живодер прижег ему рану. — Глянуть надо, что за корабль, каковы там хирдманы. Эх жаль, у нас только Слепой. Сейчас бы лучше зрячий, чтоб за три сотни шагов руны чуял. А что за суета в Сторбаше? Никак праздник какой?

— Да, — спохватился отец. — Приходите к полудню к моему двору. Кай будет сына именовать и в род вводить.

— Это что же, всегда так шумно у вас именуют?

— Нет, обычно в семье и тихо. Но тут случай особый.

— Ну да, сын лендермана, — усмехнулся Энок.

— Не в этом дело, — сказал я, поняв отцову задумку. — Жену-то я издалека привез, свадьба не здесь проходила, и брюхатая она не на людях ходила. Чтобы люди почем зря не судачили, кто она мне: наложница или жена, и сына ублюдком не называли, нужно прилюдно их в род ввести и имя сыну дать при всем честном народе.

— А ведь верно, — почесал голову Ослепитель.

— И лучше это сразу сделать. Мало ли как дальше сложится. Пусть лучше внук сразу в род войдет, до боя.

— Имя-то сыну придумал? — спросил Рысь.

Тут я и призадумался. Может, в честь моего деда назвать — Хавстейном? Оно означает скалу в море, утес. И отец говорил, что дед таким и был: упертым и стойким, как утес, о который и ветра, и волны, и корабли разбиваются. Но жизнь деда рано оборвалась, сгинул он где-то еще до войны Рагнвальда с Карлом Черноголовым. В честь родичей жены и вовсе называть не хочу. У них всех имена начинаются с «адн», что означает «орел». А какой же он орел, когда волчонок? Но не Ульвидом же его наречь?

Когда солнце поднялось в самую верхнюю точку, я вышел во двор.

Там уже собрался люд: и отцовы хирдманы, и ульверы, и бабы с дитями. Посреди двора поставили лавку, укрыли ее тканями яркими да так, что хотя бы уголок нижней был виден. Возле лавки стояли отец с матерью, Ингрид и Фольмунд, все нарядные и украшенные. Я и сам одет как жених: в алой льняной рубахе, руки в браслетах, на шее три цепи тяжелые. Встал рядом с родителями и сказал:

— Я Кай, сын Эрлинга, сына Хавстейна, хирдман Альрика Беззащитного, будучи в чужих краях, взял себе в жены достойную и невинную деву Аднфридюр, дочь Аднальдюра. Обряд был проведен по всем правилам, и не может быть в том никаких сомнений. Я преподнес дружеский дар тестю и утренний дар жене, и от них получил дар не меньший. Ныне же при всем честном народе хочу дать Аднфридюр женский дар, дабы не знала она ни горя, ни беды в случае моей смерти.

Из дома вышел Аднтрудюр и вывел свою сестру с ребенком на руках. Сторбашевские бабы зашушукались, заохали, сразу языками начали чесать, обсуждать мой выбор. Да только чего ж тут было обсуждать? За утро мать подшила одно из своих платьев так, чтобы оно впору пришлось Фридюр, заплела ей волосы, как замужней женщине, убрала их под плат. Я наконец отдал жене заготовленные украшения, так что она вся блестела и переливалась серебром и каменьями. На поясе висел дареный нож, только ключей там не было. Сын снова выворотил ручонки из-под пеленок и уже схватился за самую красивую бусину.

Когда она подошла, я взял у отца блюдо с серебром, свою долю после торгов я всю взял серебром, хотя моржовые клыки и шкуры оленьи можно было продать с выгодой в Мессенбю. Часть-то я отдал отцу, но остальное отдам жене. Пусть она хранит и тратит по своему разумению. А сторбашевские как увидали столько серебра, так и ахнули.

Трудюр принял серебро за сестру, а Фридюр сказала:

— Я Аднфридюр, дочь Аднальдюра, пока ты был в отъезде, родила сына. Это крепкий здоровый мальчик. Признаешь ли ты его? Дашь ли достойное имя?

И положила ребенка к моим ногам, развернув пеленки и с трудом вырвав из его рук бусину. Все могли видеть своими глазами, и как он крепок, и что это мальчик.

Я же наклонился, взял его на руки. Мать подала кружку с водой, я окунул пальцы и побрызгал на сына.

— Признаю тебя своим сыном, ввожу в род и нарекаю Ульварном Кайссоном.

Фридюр ахнула и даже прослезилась. Каким бы пройдохой ни был ее отец, он все же родственник, и я не мог совсем не думать о роде жены. Потому имя сына составил из двух частей. Первая — ульв, волк, а вторая — арн, тот же орел, что в именах Аднальдюра, Аднфридюр и Аднтрудюра, только иначе сказанный. И хоть впереди я поставил прозвание хирда, зато в конце отдал дань роду жены.

Ульверы обрадовались. Вот и первый волчонок появился!

Потом я подошел к молодому бычку и отсек ему голову секирой. Рабы занялись его потрошением, снятием шкуры. На именовании обязательно нужно зажарить бычка или хотя бы барашка. Столы на улице уже были накрыты, так что всем мужам Сторбаша хватило места. И начался пир в честь моего сына.

Три дня мы просидели в Сторбаше, выжидая, когда же пришлый корабль снова пошлет людей на берег. Воду-то они так быстро не выхлебают. В чем радость ее пустую пить? Но, может, хёвдинг захочет побаловать своих людей горячей едой? Или заночевать на берегу, а не лежать на палубе и днем, и ночью?

За это время показался лишь один кнорр, и тот не стал заглядывать в бухту, мимо прошел. Видать, уже знает, для чего тут драккар стоит.

Альрик и Эрлинг отправили людей к тому месту, где наймиты в прошлый раз бочки наполняли, расставили сторожевых так, чтобы корабль всегда под приглядом был. Меня же не взяли, мол, привыкай к семейной жизни. А чего к ней привыкать? Что женщина всегда под боком — это хорошо, а в остальном всё по-прежнему. Серебра я привез столько, что на несколько лет сытой жизни хватит, землей я не занимаюсь, хлопоты по двору, как и раньше, на матери, а по деревням и хуторам — на отце.