Хан Кене - Есенберлин Ильяс - Страница 63
- Предыдущая
- 63/75
- Следующая
Кенесары сразу почувствовал, чем это ему грозит. Он немедленно разогнал гонцов во все свои аулы, чтобы отряды раньше обычного, не дожидаясь таяния снега, собирались у могилы Алаша, на Кара-Кенгире. Из донесения Алтыншаш, переданного вскоре через верного человека, он знал, что генерал Обручев не верит в преданность Кенесары. Это значило, что Горчаков, в какой-то степени сдерживаемый до сих пор соглашением Перовского с Кенесары, вероятно, скоро начнет свои операции — руки у него теперь развязаны.
В месяце кокек — апреле 1842 года — год барса — Кенесары с несколькими батырами уехал поохотиться в горы Аксакал-Тюбе, неподалеку от зимовья младшей жены. Воспользовавшись его отсутствием, есаул Сотников во исполнение приказа сибирского генерал-губернатора напал на его родовой аул и увел с собой старшую жену Кенесары, Кунимжан, вместе с двумя малолетними детьми и некоторыми родственниками хана. Кроме того, был угнан весь скот…
Вернувшись в свой аул, Кенесары начал искать пути, как освободить Кунимжан с детьми. Но в это время Сотников во главе казаков и ага-султанских туленгутов совершил нападение на аул младшей жены Кенесары в Аксакал-Тюбе и на аулы покойных Саржана и Есенгельды. На этот раз произошла серьезная стычка: свыше ста человек было убито, в качестве заложников было уведено двадцать пять человек, угнаны тысяча верблюдов, три с половиной тысячи лошадей и десять тысяч овец…
Вконец остервеневший Кенесары не покорился, а решил жестоко отомстить. Вот в этот момент он и увиделся с Иосифом Гербрутом.
— Завтра общий сбор на могиле Алаш-хана, — сказал ему Кенесары. — Поезжай со мной!..
Они поехали на следующее утро. Был конец апреля, и буйная зелень заливала степь. Сизо-голубые вершины Аргынаты, Улытау, Кичитау, Аиртау манили к себе какой-то первозданной чистотой. Здесь было заповедное место, не тронутое человеком. Воздух пьянил, наполнял сердце радостью…
Только Кенесары не чувствовал этого. Лишившись Кунимжан с детьми, он окончательно стал похож на волка, да еще потерявшего свой выводок. К тому же он чуял, не мог не чуять своим волчьим сердцем неотвратимо приближающийся конец. Об этом говорило все: прямой уже отказ в поддержке со стороны некоторых родовых вождей Среднего и Младшего жузов, откочевка из подвластных ему земель ряда аулов, участившиеся налеты карательных отрядов.
Но Кенесары не менял своей политики. Не трогая пока подчиненные оренбургскому военному губернатору укрепленные пункты и казачьи станицы, он не прекращал набегов на те аулы, которые не примкнули к нему, угонял скот, грабил имущество. С каждым разом более кровавыми становились его нападения. И все чаще его сарбазы натыкались на растущее сопротивление простого народа. Страна устала от смуты…
Больше всего повлиял на настроение Кенесары обмен письмами с крупным бием Среднего жуза Балгожой, не пожелавшим поддержать Кенесары, несмотря на угрозы и обещания. Письма по древнему степному обычаю, были составлены в певучих стихах. От имени Кенесары письмо к Балхоже написал Сайдак-ходжа:
Старейшина двух родов,
Из мудрецов мудрец,
Друг другу рубашки рвать
Устанем ли наконец?
Неужто других врагов
Не видим мы до сих пор?
Долины отнял Коканд,
Царь русский — подножья гор.
Теснят чужеземцы нас,
Грозят нам из городов,
Свободу свою казах
Неужто отдать готов?
Давайте же заключим
Меж всеми родами мир,
И правит пускай страной
Кенесары-батыр.
Но опиравшийся на Тургайскую крепость бий Балгожа не боялся Кенесары. Еще в прошлом году, разгневанный его отказами и с целью опозорить Балгожу, Кенесары послал в его владения свою воинственную сестру Бопай с отрядом. Она угнала весь скот упрямого бия, но он не шел ни на какие уступки. Ответ его на обращение Кенесары был издевательским:
Рано или поздно ты
Сам в ловушку угодишь,
Выберись тогда, сумей!
Ты не только русских злишь,
Нет, султан, — кругом враги.
Клетка есть, готова мышь,
Вывернись тогда, сумей!
Кайся, или не сносить
Головы тебе своей.
Видишь — справа ждет Коканд,
В рабство ждет, уразумей
Слева же — другой капкан:
Род уйсун, уразумей.
Прямо глянешь — Бухара,
С грозной силою своей,
Вкось — киргизов горных род
Злобно ждет, уразумей
Так что ты не горячись,
Нету у тебя друзей,
Если хочешь уцелеть,
Русским кланяйся скорей!
Все это Кенесары знал и без напоминаний бия Балгожи. «Хорошо, Балгожа!» — сказал он про себя. — Ты предрекаешь мне неминуемую гибель, и это правда. Но смерть твоя наступит раньше моей!" В ту же ночь он отправил пятьсот отборных сарбазов во главе с батыром Жанайдаром, чтобы они сровняли с землей аулы Балгожи, а самого его приволокли привязанным к конскому хвосту…
Однако батыр Жанайдар не мог совладать с собой и по дороге заехал на одну ночь к Бопай, которую любил всю жизнь. А Балгожа, предупрежденный своими людьми из ставки Кенесары, успел сняться и откочевать в сторону Орской крепости. Отряд батыра Жанайдара столкнулся с нукерами султана-правителя Ахмета Жантурина и повернул назад. По дороге он все же сумел разграбить аул бия Кукира, направлявшийся к Сырдарье, и пригнал множество скота…
Кенесары так и не узнал причины, по которой Жанайдар-батыр не выполнил его приказ. Неотмщенное письмо бия Балгожи не давало покоя султану, и Иосиф Гербрут понимал это…
Когда они достигли низменного берега реки Кенгир, где покоится прах Алаш-хана, оказалось, что многие батыры и предводители родов не успели еще собраться здесь. Они стали прибывать на следующий день вместе с нагруженными провизией караванами. Первыми приехали Иман-батыр из Тургая, Жоламан-батыр, потом Агибай, Бухарбай, Жеке-батыр Тулебай, Кудайменде. Последними приехали Жанайдыр с Бопай.
Словно белая юрта, посреди безбрежного степного моря стоял мазар хана Алаша высокий кубический мавзолей, сложенный из кварцевого кирпича и украшенный глазурью. Венчал его громадный голубой купол с четырьмя белыми башенками по краям. Сама усыпальница представляла довольна вместительное помещение с небольшим возвышением посреди, захламленное клочками полуистлевшей материи, конскими черепами и хвостами. Тут же валялись наконечники стрел и копий, проржавевшие клинки.
Рядом с усыпальницей Алаш-хана, построенной в пятнадцатом веке, находились еще две гробницы — мазары Амбулак-хана и Жусахана, первых после Алаша правителей Казахского ханства. Обо всех троих бытовали в народе многочисленные легенды. А Кенесары не случайно избрал это место для встречи, так как сюда было удобно съехаться представителям всех трех жузов.
По приезде к могиле Алаш-хана гнев Кенесары еще более усилился. Он ни с кем из приехавших батыров не сказал ни слова, а все ходил и ходил у мазаров. Один лишь Кара-Улек сопровождал его…
Десять дней назад Кенесары узнал, что к степному озеру между горой Кокиик-Кенесары и Кустанаем во владения бия Балгожи направилась артель русских рыбаков. Желая поссорить новое оренбургское начальство с Балхожой, он отправил летучий отряд во главе с Байтабыном, чтобы тайно прирезать этих людей и все свалить на туленгутов бия. Вчера отряд возвратился, и Байтабын доложил, что не сделал требуемого.
— Почему? — спросил Кенесары.
— О мой хан! — Байтабын отпустился на одно колено. — Это простые и бедные люди. Они с женами и детьми ловят рыбу, которую мы не едим. Чем они провинились перед нами?
Кенесары ничего не сказал Байтабыну. Он вспомнил, как совсем недавно Байтабын заступился за людей из враждебного аула, которых наказывали по приказу Кенесары. Это еще можно было отнести за счет сострадания к родному народу, но тут какие-то чужие рыбаки!.. «Что же, придется в последний раз испытать его!» — подумал Кенесары и в этот момент увидел сидящего возле мазара Иосифа Гербрута. Поляк не отходил от чудесных построек, восхищаясь их необыкновенной красотой и пропорциональностью. Для него это было еще одной тайной небольшого кочевого народа с великим прошлым…
- Предыдущая
- 63/75
- Следующая
