Хан Кене - Есенберлин Ильяс - Страница 19
- Предыдущая
- 19/75
- Следующая
— Вам, коке, удалось поговорить с ним?..
— Поговорили, сынок, — ответил на ходу его дядя Есенгельды. — Теперь будем ждать разговора с Мадели-ханом…
Ержан понял, что больше ни о чем спрашивать нельзя. И батыр Шубыртпалы-Агибай понял, что если предстоит беседа с самим ханом, то, значит, с куш-беги не удалось прийти к какому-нибудь соглашению.
Придя в рабат, братья-султаны уединились в своих покоях и принялись вспоминать и обсуждать весь разговор с куш-беги с самого начала. Несмотря на то что куш-беги Бегдербек был так вежлив с предупредителен, они чувствовали что-то не то в его поведении. Решили сразу же по окончании переговоров с ханом Коканда возвращаться к своим. Сам воздух здесь был припитан изменой.
Чтобы тревога не передалась находящимся с ними туленгутам, султаны никому ничего не сказали о своих подозрениях. Лишь, оставшись наедине, предупредили батыра Агибая, чтобы он не выпускал из вида Ержана все время, когда они будут у Мадели-хана.
— Да повнимательней следи за конями, чтобы ненароком не перегнали в другое место! — хмуро добавил Саржан.
Их лошади содержались в конюшне караван-сарая по соседству, а седла хранились в одной из передних комнат этого же рабата. За лошадьми присматривали конюхи-узбеки, туленгуты с Агибаем только изредка проверяли их…
— Хорошо! — коротко бросил батыр и направился к выходу. Он догадывался, что происходит что-то неладное, что его дело было вступить в прямую борьбу, когда уже надо было браться за оружие.
Солнце клонилось к закату. Чтобы убить время, а заодно успокоиться, Есенгельды достал из кармана и принялся перебирать свои четки. А Саржан достал из валявшейся поодаль переметной сумы кремень и, словно перед боем, взялся точить свой и без того острый кинжал…
После ухода султанов куш-беги сидел некоторое время в глубоком раздумье. Он все еще переживал тот момент, когда Саржан схватился за свой кинжал. У самого горла почувствовал он его тогда. Кровожадные люди всегда трусливы…
А в этом богатом кровавыми событиями городе не было человека более кровожадного. Благодаря этому высокому качеству, столь ценимому в государствах типа Кокандского ханства, он и выдвинулся так быстро. Особенно помогли ему казахи, которых он дочиста ограбил вместе с знаменитым палачом Якуб-беком — правителем Ак-Мечети. В народном творчестве сырдарьинских, созакских и чуйских казахов на века сохранились их имена!
Из-за своей звериной жестокости и понравился он молодому изнеженному правителю Коканда. Но этого ему уже было мало. Как раз снова стала входить в силу древняя Бухара, и эмир ее начал посматривать в сторону Ташкента. Коканд раздирали всевозможные усобицы и противоречия, а куш-беги Бегдербек по природе своей каждую прожитую минуту готов был к предательству. К тому же и женат он был на бухарке…
Куш-беги знал пропасть, куда, в угоду бухарскому эмиру, легко мог упасть молодой Мадели-хан… Ханпадшаим, мачеха его! Солнцем и луной одновременно недаром называли ее поэты. На земле не было мужчины, а на небе ангела, который бы не шагнул в сторону с праведного пути, лишь один раз увидев ее. Сразу вспоминалась Ева, совратившая Адама. А потом забывалась, потому что ничего не оставалось на свете, кроме огромных, вечно смеющихся черных глаз и необъяснимо грациозных движений этой волшебницы…
Самое важное, что она — мачеха слабовольного, развращенного с детства хана Коканда. Когда они почувствуют запах друг друга, что остановит их?.. Разумеется, безмолвны каменные стены дворца. Но разве есть тайны, которые можно скрыть от эмира бухарского, высочайшего знатока и хранителя заветов пророка в этом погрязшем в грехах мире!..
Действительно, сможет ли тогда он, ташкентский куш-беги, взять на себя смелость защищать преступника, осквернившего устои ислама? Ибо что может быть более мерзостным и богопротивным, чем соединиться плотью с женой своего отца. Весь мусульманский мир проклянет и отвернется от святотатствующего хана!..
Да, таковы его обязанности перед исламом. А великий эмир бухарский конечно же учтет его рвение в служении законам пророка. Кого-то же нужно будет сделать правителем всего Коканда…
Есть и другая причина, по которой очень важно пребывание здесь Мадели-хана. Сыновья Касыма-тюре степные султаны… Конечно, хан Коканда не имеет к ним отношения. Но разве не предусмотрительно будет, если предстоящие события совершатся именно тогда, когда в Ташкенте находится сам хан. Осторожность никогда не повредит. Если волчье отродье Аблая узнает, что все это — дело рук куш-беги, то ему, может, придется плохо. Целая свора их расплодилась от тридцати одного сына и сорока дочерей. И память у них волчья…
Куш-беги приказал патша-бела, мальчику для утоления поздних страстей, явиться после полуночи, и пошел в покои Мадели-хана…
После длительного отдыха, Мадели-хан чувствовал себя прекрасно. Глаза его искрились, движения были порывисты; впереди ждала ночь с неожиданно появившимся счастьем. Ни о чем больше не мог он уже думать, но этот услужливый куш-беги настойчиво просил о каком-то разговоре, и нужно приглашать его…
Куш-беги пришел сам, и не понадобилось посылать за ним. Опять завел он этот вечный разговор о казахских делах…
— Нам казалось, что, после того, как была подавлена последняя смута, они долго не поднимут головы, — с нудными подробностями объяснял куш-беги. — Однако в степи снова сгущаются тучи. И все дело опять в этих смутьянах — сыновьях Касыма-тюре… Что вы прикажете делать нам?
Мадели-хан вздрогнул, посмотрел на него непонимающими глазами. Совсем другие картины видел он сейчас… Ах, если об этих казахах!..
Не раз поднимались они и против его отца, грозного Омар-хана. Самым большим из этих восстаний было возглавленное Тентеком-тюре, который сумел объединить всех степняков по берегам Сырдарьи, Сарысу и Чу. Опасней всего, когда во главе казахов становится кто-нибудь из тюре: его бывают склонны признать все жузы. И в соседних странах пользуется он большим авторитетом.
Двадцать тысяч конных сарбазов собрал тогда под своим знаменем Тентек-тюре и захватил несколько входивших в Кокандское ханство городов. Забрав у кокандцев Сайрам, он перенес туда свою ставку. К нему присоединились Чимкент и Аулие-Ата. Омар-хан с громадным войском осадил Сайрам, а потом Чимкент. Оба города сдались, когда закончились все припасы. Янычары Омар-хана достойно наказали мятежников: двести из них были повешены, остальным отсекли головы или продали в рабство. У тех, кто имел хоть малое отношение к бунту, отобрали скот. Но, видимо, даже такие меры быстро забываются этими казахами!
А что, если не получится вся его затея с ханом и его мачехой? Куш-беги вспомнил сегодняшний завтрак в честь прибытия Мадели-хана и улыбнулся… Молодой хан и его мачеха сидели, как и положено, друг против друга. Чай им разливал сам куш-беги Бегдербек. Приняв из его рук пиалу из голубого фарфора, Ханпадшаим вдруг громко рассмеялась.
— А ведь, дорогой мой Мадели-хан, помимо того, что вы правитель Коканда, вы еще и мой сын, — пропела она. — Куш-беги Бегдербек, как он сам неоднократно подтверждал, наш слуга. К тому же женщины ему безразличны. Поэтому можно ли надеяться, что вы не осудите меня, если я сниму перед вами паранджу?..
Она откинула паранджу, не дожидаясь ханского ответа. Словно вырвавшееся из-за облака солнце, засияло воспетое в легендах прекрасное лицо. У Мадели-хана пиала выпала из рук.
— Ох, вы, наверно, обожглись! — с лукавым подобострастием засмеялась Ханпадшаим. — Нужно быть осторожней…
С этого момента Мадели-хан впал в такое состояние, что не замечал ничего вокруг. В глазах его, устремленных на мачеху, появилось какое-то безумие. Куш-беги, сославшись на что-то вышел на время из комнаты. Когда он вернулся, то сразу заметил, что между мачехой и пасынком установилась едва уловимая связь. Беззвучную радость, счастье, ожидание источали их глаза. Его они и в счет не брали… Нет, здесь ничего сорваться не должно!..
- Предыдущая
- 19/75
- Следующая
