Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 1

Полина при моём появлении слабо улыбнулась и даже сделала попытку привстать, но я, сделав несколько быстрых шагов, оказался возле её кровати и мягко приобнял жену за плечи.

— Лежи, любимая, врачи говорят, тебе нужен покой.

Я сел на краешек постели, взял её пальцы в свои, они были холодными. Выглядела она не лучшим образом, лицо было бледным, под глазами залегли тёмные круги.

— Как ты?

Она ничего не ответила, опустила веки, из-под левого появилась слезинка, замерла на обострившейся скуле прозрачной капелькой, и сползла вниз, оставив за собой влажную дорожку.

— Ну всё, всё, не плачь, солнце… Всё будет хорошо. Будут ещё у нас дети, и не один.

Я нежно вытер слезинку подушечкой большого пальца. А у самого защипало в носу. Перед тем, как увидеть жену, я имел разговор с завотделением гинекологии Романом Борисовичем. Причём в кабинете главврача, который лично захотел пожать руку олимпийскому чемпиону и известному композитору. Сказал, что хотели Полину в отдельную палату положить, но она предлочла общую. Тут же был организован чай с печеньками и конфетами на троих, хотя мне в глотку ничего не лезло. Сам же Роман Борисович, как показалось, такого пиетета ко мне не испытывал. Он просто заверил, что жизни и здоровью Полины ничего не угрожает, однако… Тут эскулап сделал паузу, снял очки и протёр носовым платком линзы. Водрузил их снова на нос, почему-то строго, будто учитель на расшалившегося школьника, посмотрел на меня.

— Видите ли, молодой человек, у вашей жены был выкидыш, вы об этом, в общем-то, уже знаете. И нам пришлось всё как следует там… хм… почистить. Пока рано говорить что-то определённое, но есть риск, что ваша жена может остаться бесплодной. Впрочем, организм молодой, должен быстро восстановиться, так что будем надеяться на лучшее. А вы о наших подозрениях лучше молчите, ни к чему ей мучить себя мыслями о бесплодии.

— Понятно, — вздохнул я. — А что с… С плодом? Куда его дели?

— Так ведь туда же, куда и все биологические отходы — в печку, — пожал плечами он.

В следующий миг, увидев в моих глазах что-то для себя нехорошее, главврач поспешно добавил:

— Поймите, это общепринятая практика для мертворождённых детей на таком сроке. Если бы он родился доношенным или хотя бы 7-месячным, то мы бы спросили у матери, желает ли она взять на себя похороны или отдаёт тело ребёночка больнице. Таков порядок.

Соглашаясь с шефом, Роман Борисович снова пожал плечами и развёл руки в стороны. Не в силах проглотить застрявший в горле ком, я перевёл взгляд на окно, за которым моросил противный мелкий дождик. Потом, собравшись с силами, сказал, что готов увидеть жену.

— Вы даже можете навещать её, когда вам удобно, а не только в часы посещения, — прежде чем попрощаться, сказал главврач. — Ну разве что до отбоя, ночью больные должны спать.

Он улыбнулся, я тоже, уже через силу.

И вот я сидел у постели Полины, держал её за руку, и не мог ничего сказать из-за вставшего в горле кома. Так, давай-как прекращай тут, сказал я себе. У жены и так настроение ниже плинтуса, ещё ты тут будешь нюни распускать. Тем более на глазах соседок по палате. Она была рассчитана на четверых, но одна постель пустовала, хотя и имела явно обжитой вид, видно, женщина куда-то вышла. А две тётушки бальзаковского возраста вон как уши навострили. Как же, их соседка не кто иная, как сама Полина Круглова, а муж ейный — известный композитор и новоиспечённый олимпийский чемпион Евгений Покровский. Хотя. Думаю, мои спортивные успехи тёток мало волнуют.

— Я тебе тут фруктов разных принёс.

Я выложил на тумбочку авоську с апельсинами, мандаринами и яблоками, купленными с утра на рынке. Вчера, сразу по прилёту, меня к Полине не пустили, мол, не очень она себя чувствует, приходите завтра, может, самочувствие улучшится. Приёмные часы во столько-то и во столько-то. Но лучше на всякий случай позвонить, чтобы зря не ездить, после утреннего обхода, вот по этому телефону. Я так и сделал. Когда услышал, что смогу наконец попасть к Полине, сразу же метнулся на базар, а оттуда в больницу. Пообщался с врачом, получил халат-маломерку, который просто накинул на плечи, и вот теперь сижу на краешке кровати жены, так как табуретов для посетителей всё равно не предусмотрено, смотрю на её бледное лицо и понимаю, как люблю эту женщину. И даже если нам не суждено больше иметь детей, то я никогда её не брошу.

— Ничего не хочу.

Она открыла полные слёз глаза, сжала мои пальцы своими.

— Женя, ну как же так… Я ведь и коляску уже присмотрела. А куда дели ребёночка? Его же надо похоронить.

— С этим уже всё решили, — ответил я, скрежетнув зубами.

Её лицо исказилось гримасой страдания, и она разрыдалась. Я совершенно не представлял, что делать. Умудрённый жизнью старик в теле 23-летнего парня растерялся. Впрочем, это за мной всегда водилось, женские слёзы каждый раз выбивали меня из колеи.

— Молодой человек, лучше вам будет оставить жену в покое.

Непонятно как появившаяся в палате немолодая санитарка строго на меня посмотрела, потом мягко, но решительно взяла под локоток и повела к выходу.

— Мы ей сейчас укольчик сделаем, она поспит, там, глядишь, полегчает, — увещевала она меня, выпроводив в коридор. — А то вас увидела, и снова своего неродившегося ребёночка вспомнила.

— Так я, может, завтра приду?

— Лучше с врачом посоветоваться, с Романом Борисовичем. Завтра позвоните опять после утреннего обхода.

Весь вечер я не находил себе места. Сидел, обхватив голову руками, скрипел зубами, в итоге влепил кулаком по стене, ободрав костяшки и при этом даже не почувствовав боли. Сука! Попадись мне сейчас этот мудак… Хомяков сказал, его домой отпустили после ночи в кутузке, несовершеннолетний как-никак, 16 лет. Отца нет, мать у него работает уборщицей на заводе, сам учится в училище, на учёте не состоит… Мотоцикл взял у товарища прокатиться, вот и прокатился.

Что ему грозит? Максимум зона для малолеток с последующим переводом на «взросляк». А жизнь нашего ребёнка уже не вернуть.

Захотелось напиться до бессознательного состояния, я даже открыл холодильник и взял запотевшую бутылку «Столичной»… Но, подумав, вернул её на место. Слишком легко хочу забыться, так, чего доброго, можно и в запой уйти.

Кстати, тёща-то ведь не знает о происшедшем. Надо звонить… Нашёл телефон её соседей, позвонил, попросил пригласить… Валентина Владимировна действительно была не в курсе произошедшего, и потому я постарался как можно более мягче обрисовать ситуацию. Но без утаек, в общем, поставил в известность. К чести тёщи, та восприняла новость стоически, чувствовался в ней уральский характер. Чуть было не сорвался в общагу, повидать Вадима и остальных сокурсников, потом подумал, что я там буду делать? Водку с ними глушить, заливая тоску? Вадик-то, положим, не большой любитель, но ему что, больше делать нечего, как сидеть и меня утешать? Зачем других-то грузить своими проблемами, пусть даже и хороших друзей…

Но держать его в неведении тоже как-то не по-товарищески, обидится. Настя-то, судя по всему, тоже ещё ничего не знает. Да и в филармонию надо позвонить, может, там тоже не знают о происшествии. Но это уже завтра, а в общежитие можно и сейчас. Надеюсь, Вадим с Настей не ушли в кино или на танцульки. В общем, набрал общежитие, трубку подняла вахтёрша Мария Петровна, а через несколько минут я уже говорил с Вадимом.

— Привет! — первым начал он. — Ну ты красавец, такой финал выдал, мы всем общежитием смотрели… А в институте завтра появишься? Или когда у тебя твой академический заканчивается? Точно, до 14 сентября, как я мог забыть… Полинка тебя, небось, как героя встретила? Она там рядом? Передавай ей привет!

М-да, действительно ничего не знает. Не хотелось портить товарищу настроение, но рано или поздно он бы всё равно узнал правду. Пришлось посвящать не в самые приятные детали.