Алистер (СИ) - "Гори Вива" - Страница 20

— Работа моей жизни, которую я выстраивал с того дня, как родился, находится в её сердце. Это самая главная часть её тела. Занялся серьёзно этой работой я два года назад, а остальное… набирал материал, — Рю поморщился, но та детская молодость не сходила с его свежего лика. Оно окрыляло получше заходящего солнца. — Даже не знал, что материал я собирал так долго. Пришла пора менять всё кардинально. Мир способен стать лучше, но не в наши дни.

— Это ведь то, о чём я думаю? Истина — один, ложь — ноль?

— Почему ты не глупый?

— И всё, что ты внёс в сердце любимой, — работа всей твоей жизни.

— Легче, когда люди вокруг тебя глупые, — Рю по-настоящему вздохнул и прикрыл веки.

— Но заметь, я не вытаскиваю из тебя силками информацию.

— Ах, точно, «вот и приходится копаться там, где не надо». Я правильно повторил? Ничего не забыл?

На этом месте я хочу покраснеть. Представим, что я так и делаю.

— Мне плевать. Главное — делать всё по совести. У тебя она, видимо, молчит, так что не парься. Все мы выживаем, как можем.

— И у тебя совесть чиста? — я уже просто лежу и ощущаю тёплые жёлтые лучи, падающие на щёки. Это всё так по-детски, что со мной ныне происходит, но мне правда хорошо. Впервые за бесчисленные, тянущиеся годы.

— У всех она запачкана. Это ты такой особенный.

— Оу, это что, комплимент? — и снова эта глупая улыбка. Повезло, что маска скрывает мои глаза. Насколько я знаю, в них отражается абсолютно всё, что напало на человека в данную секунду.

— Не льсти себе. Это было простое замечание, — он попытался свернуть налево, но мне-то известно, что вылетевшее из уст Куросавы Рю никогда не может оказаться простецким «замечанием».

Я подвигался, чем переместил худое тельце Рю от бока на землю (как его ветром не унесло?) и снова принял свободное положение. Право, я будто отдыхаю. Или прохлаждаюсь. Но я же вместе с Рю и общаюсь с ним, так что не о чем мне куковать. Рю, ты там полежи немного слева, а я не буду тебя трогать. Если парень не отстанет и пойдёт напролом, то прав был Ямамото. И тем более жестокой будет судьба Куросавы.

Рю, когда скатился с меня по скользкой травке, опёрся руками на землю и занял своё прошлое положение, выгоняя меня с моего же пальто. На этот раз он всё-таки заметил и тронул золотую цепочку у меня в кармане жилета, затем перебирая звенья. Я смотрел на это действо, и что-то схватило меня верёвкой и утянуло. Я сглотнул.

— Ты хранишь такое старьё? — в шутку заприметил Рю и повернулся ко мне, ложась на живот.

— Да, храню, — я вытаскиваю идеально круглые часы и открываю.

— У них время неправильное.

— Вижу.

— Так зачем?

— Для красоты. Я выгляжу солиднее, когда с ними, — и для убедительности поправляю белую маску.

— Ты в курсе, что выглядишь, точно бароном раньше подрабатывал?

— Что, правда? — а теперь представьте, что я выпучиваю глаза. Очень правдоподобно получается, придётся заметить.

— Да ну тебя, — Рю перевернулся на спину. И как же без моего бока? Как же иначе? Никак.

— Куросава, я про то, что копаюсь, где не надо. Ты не хочешь извиниться перед отцом?

Из безмятежного моложавый и свежий лик Рю посерьёзнел и затвердел в одном выражении. Честно, я не хотел предавать его воспоминаниям, но не все пункты нашей работы таковы, что мы их выполняем по собственной воле. У меня нет выбора, когда дело заходит до клиента. Мне приходится действовать по предписанию, оставленному всем нам, Проводникам. Пусть Рю поймёт это. Я что… оправдываюсь?

— Мой отец умер.

Я замер.

— Поздновато с извинениями, — Рю обратился на солнце. Не представляю, у кого могут быть красивее радужки, чем у Рю. На них тает свет.

— Да уж…

— И с этим совесть моя отключается. Так должно было случиться, но рано, по-моему. Я почему-то надеялся, что он поживёт подольше. Его смерть почти ничего не сделала нашей семье. Траур длился короткое время, короче, чем положено.

— А мать? Что с ней? — похоже, никого из нас не смущало, что я затрагиваю чужие личные темы.

— А с ней всё хорошо, она тоже служит семейному бизнесу, в главном офисе. И для меня готовит место, — он замолк, обдумывая следующий ход. — Поэтому траура было мало: переделывали документы. И бабушка написала завещание. И другие. Я не считаю, сколько их. Как будто я мечтал нажиться на смертях родственников. Уже какой-то ужастик.

— А если бы существовала возможность поговорить с отцом, то что бы ему сказал?

— Знаешь, меня не интересует ни то, откуда ты взял отрывки из моей жизни, ни то, что ведёшь надо мной допрос. Мне нужно лишь знать, что ты всё врёшь. Признай — я отвечу.

Настал мой ход, но кто же знал, что я по своей воле его не приму. Можно пропустить ход?

— Я не вру, в этом ты можешь быть уверен. И не совру. Следовательно, я не отказываюсь от своих слов.

Я лишь уклоняюсь от чистой, белоснежной правды.

— В таком случае… Я бы ничего ему не сказал.

— Прости, Куросава, но, подожди, — я поднял корпус, складывая ноги по-турецки. Рю был недоволен моей новой позой и повторил за мной. Какое же у него недовольное лицо, о боги. Он только через силу уставился на меня. — Я не пойму тебя. Ты должен хоть…

— Устраивать истерики, отрицать кричать, обвинять всех и вся?

— И не так хотел продолжить, но суть уловил. Частично. — От того, что я не способен разложить по полочкам свои всеобъемлющие думы, я не продолжил. Меня распирало от стен, не позволяющих высказаться.

И в самый неподходящий момент я понял, что Рю посмотрел как раз-таки за эти стены. Оказывается, не только свет тает на нём. Пусть отвернётся и больше не смотрит на меня такими глазами. Эта внезапная чернота воззрилась на меня безжалостно, не отпуская. Он без какой-либо помощи и подручных средств мог вытащить из меня информацию, притом не стараясь.

— Расслабься…

Рю подался вперёд ко мне и вдруг на миг расширил глаза. Указательным пальцем поднял обратно мою отвисшую челюсть. Послышался глухой стук зубов.

— Слишком много думаешь. Или привык? — Рю ухмыльнулся в своей манере, острый уголок губ превратился в красивую линию.

— Наверное.

А после моего (невероятного) «наверное» он легонько толкнул меня. Я в какой уже раз за этот вечер упал на своё пальто в неведении, что же меня ждёт далее.

— Ты завтра уйдёшь? — прозвучало близ моего бока. А как же иначе?

— Что, скучать по мне будешь? — я в намёке изогнул бровь.

Произнёс я это в шутку, но после уже подумал о себе. Не то чтобы я принимал эти слова за правду, относящуюся лишь к Куросаве, но вдруг вспомнил о своей части, неком пункте миссии, которую я должен буду окончить. И не буду напоминать, что это будет нужно сделать без запинки и без задоринки.

— А кто тебе сказал, что не буду? — он повернулся лицом ко мне. Меня захватил данный жест, обращённый исключительно для меня. — Шучу.

— Плохой ты, — буркнул первое, что прилетело в голову.

— Тут не поспоришь.

Рю встал с меня, отряхивая и без того чистые джинсы.

— Ты куда? — я как-то спешился.

— Да кто его знает, — и пожал плечами, мол, забудь про моё существование.

Он опустил руки, точно тряпичная кукла, и побрёл прочь от меня. Без понятия, хотел ли он, чтобы я опустил на них взгляд, но я это непременно сделал, ибо в противном случае бы не увидел зажившие порезы на внутренней стороне локтя. Они были неровными, но видными, несмотря на тень, окутавшую промежуток кожи. Да, руки у него тонкие, и сам он худой, может, это не от природы?

Я было хотел подозвать его, но не стал. Пришла на ум мимолётная мысль, что таким образом я испорчу красивый момент, и особенно Рю это не придётся по душе. Он не захочет возвращаться.

Я смотрел ему вслед и не до конца понимал, а что же я творю. Сейчас. Верно, я специально поднялся на холм и далеко не напрасно потратил время, дорогое и ему, и мне. Я надеялся, что он поднимется за мной, но не был уверен, действительно ли произойдёт встреча. Это был мой шанс скрепить всё ранее узнанное и собрать старательно разобранный и раскиданный по разным углам пазл. Я им воспользовался. И что теперь? Что-то я предвкушал иной разговор.