Алистер (СИ) - "Гори Вива" - Страница 16

— Ты прекрасно знаешь, что нет, — мужчина начинает морально выматываться, но его удел таков, что придётся идти до конца, хотя он «слепой», просто перебирает воздух пальцами.

— А я так не считаю. Маме в последнее время плохо, ты не замечал?

Рю кинул отцу вызов, давая время на обдумывание последующих действий.

— На что ты намекаешь? Майко ни о чём мне не говорила, — взгляд тёмных глаз затуманился, может, и вправду не в курсе? Он рухнул обратно в кресло. — О нет.

Куросаву потрясла данная перемена эмоций и контекста их словесной перепалки. Он вовсе не берёт на себя вину, а прокладывает дорогу, ведущую вперёд лишь для него единственного, хоть и окольными путями. Отношения между его родителями ни капли не интересует Рю, смотря даже на их искренность. Нынче следует не переходить на иные стороны, махая чужим флагом, а быть только за себя. Так вышло, что семья и та не может подсобить.

Многие скажут, что Рю в этом плане чересчур резок и в какой-то степени жесток, немного бесчувственен, однако представьте вы, все живущие на планете Земля, что у вас нет ни союзников, ни единомышленников, ни опоры, и кто-то привязал на вашей шее поводочек. Представили?

Слабые — отступят, сильные — найдут, чем отпилить цепи.

— Ты не рад? — Рю наклонил голову влево.

— Я люблю Майко, — он взялся за виски, но уже не устало, а взволновано. — Но ты всё равно не сможешь отказаться от семейного дела. Экономика может надломиться.

— И ты думаешь об этом только сейчас? Посмотри в документы. Из ямы, в которую ты влез, не выбраться и через двадцать лет. Наверняка у нас всех есть силы и терпение, чтобы подождать, пока подрастёт новый приемник. Я не встану ему на пути. Я могу помогать, но быть главой — избавьте меня от такой чести.

— Нет… — морщины углубились.

Предчувствие, что, если он встанет, пол не покажется ему твёрдым. Он незаметно покачивается то влево, то вправо, дёргая ногой, чтобы перевести нервы. Вены на шее и немолодых руках набухли, а этот неблагодарный не переставал выжиданием предоставлять главе правила своей игры.

— Я скроюсь, и вы никогда меня не увидите, — скосил взгляд в пустоту. — Я предложил уже столько вариантов, что пора принимать решение. — За секунду старшему стало страшно, он задавался вопросами, которых сам не понимал, их смысла, витиеватости или простецкого страха. Мурашки покрыли кожу. — Если не перестанете кидать мне ультиматумы, я даю на это своё обещание. И то, что мне здесь делать? Восстанавливать рухнувший бизнес? Я задолбался!

— Сядь на место! — отец со злости ударил по столу. Лицо стало красным, пока Рю и глазом не повёл. Его кожа была такой же гладкой, без складочек, с желтовато-коричневым оттенком, светлой с рождения.

А тем временем Куросава, будто насмехаясь, окончательно поднялся и подошёл к окну, напротив которого открывался вид на террасы, отодвинув шторку. Он вглядывался в красоты, не приносящие столько денег, сколько на деле должны были.

— Хуже не бывает, — Рю крайне недоволен работой отца.

Раньше ещё он порывался как-то защитить главу, заступиться, оправдать, но на сегодняшний день это не представляется возможным.

— Ты упал ниже плинтуса.

— Замолчи…

— Где уважающий себя человек, на которого я ровнялся?!

— Перестань…

— Мне жалко маму. Она ошиблась при выборе жениха. А что, я бы не был обременён делом предков, — тут Рю саркастичной интонацией выделил пару слов, — и вы бы не сжигали собственных детей.

— Иди вниз, — белок заслонила красная оболочка. За минуту он переменился в старика. Глава сомкнул веки — на одежду полились слёзы, впитываясь моментально. Он держался из последних сил.

— Значит, ты согласен?

— Вниз, живо…

Достоинство не позволяло ему утирать слёзы при сыне.

— Сегодня твой день рождения. И я, как владелец завещания своих родителей, — мужчина дрожал всем существом. Неизвестно, почему он всё ещё не расплакался как годовалый младенец, — передаю его тебе.

Рю намеревался сказать кое-что вдобавок всем бедам, но парень просто подошёл ко входу и напоследок произнёс:

— Быстрей собирайся. Нам фото делать.

Я убираю фотографию во внутренний карман пальто, сглатывая.

Да, это та самая фотография, ради которой можно и горы свернуть. Моя персональная ниточка событий надела на себя бусины, и теперь мне осталось лишь продемонстрировать сравнительно необычный браслет его владельцу. А где же он? Конечно, прячется, не дай бог, у «бабули». Лишь ей тепло от внимания моего замечательного клиента! Не справедливо. Как мне жить вообще прикажете?

После разговора с Акирой я его не видел. Навряд ли ему стыдно, но он не хочет попасться в моё поле зрения. Акира…

Эврика! Точно-точно, Куросава вёл себя с отцом жёстко, но тогда он взял момент, когда ещё сомневался, стоит ли идти на риски. Следовательно, отточил искусство переговоров или же их полное отсутствие.

В детстве Рю был обычным среднестатистическим ребёнком с привилегиями, но это переросло во что-то внушающее страх, смотря на самого близкого человека в жизни мальчика. Отцы — наставники, крепкое плечо, опора семьи, но Рю не слишком повезло, и он решил ухватиться за своё дело. Предположу, что обморок Аи случился примерно тогда же, но с точностью утверждать не буду. Я Проводник, полагающийся на достоверную информацию, кстати.

И всё же, Рю решил нынче обмолвиться парой словечек не со мной, Проводником с колоссальным стажем (тут же я многозначительно поднял указательный палец), а с какой-то бабкой, что пилила вместе со всеми родственниками моего милейшего Рю-чана.

Буквально через считанные годы он займёт место главы и объявит о своём правлении. Конечно, вспоминая его физические данные, я бы не стал распыляться на его счёт.

Звуков из комнаты Акиры до меня не доходят, по крайней мере, громких. Я слышу, как щёлкают ножницы или что-то вроде того, шорох, а на нижнем этаже тихо себе воркую две старушки — Сумико-сан и ненаглядный Рю собственной персоной. Стук стекла о стекло, касание железной ложки о борта чашки. Так и хочется выдать Куросаве пенсию за пародирование старичка. Он может быть хорошим внуком, но моя точка зрения такова: не убавлять ему годков по доброте душевной.

Ох, ох, ему непременно проложена дорога в театральное. И тон поменял, какой галантный юноша, и чай разливает.

Не внук. Жених!

Я смотрю на подушку, в наволочке которой скрывается определённо страшная тайна моего клиента, и меня преодолевает желание разузнать больше, чем планируется. Я не смогу разобраться в том, что находится такого в жёстком диске Куросавы, но раз он существует, то точно с какой-то целью, имеющей для Рю влияние.

У меня сверх меры нужной мне информации, и я, пожалуй, не буду зацикливаться на цели, которой достигает мой клиент по простой причине, что смысла в цели частично нет: ему осталось всего ничего, и моя задача — гибель без сожалений. Жаль, цель не будет достигнута, но это уже не в моей компетенции. Я лучше прислушаюсь к доносящимся ко мне голосам. М-да, пропустил, это уже не голос.

— Ты не боишься оставлять тут меня одного одинёшенька? Не думай, что, коли я есть не могу, у меня не бьётся сердце. Ну, и это не совсем правда… Пойми, ты ранишь меня в самое сердце!

Рю окинул меня многозначительным взором «да ладно».

— Да, в моём теле этой функции тоже нет, но этим я не отличаюсь, например, от тебя.

— Хорошо, как хочешь.

— Эй, — аккуратно позвал я его. — Что стряслось?

Другие бы, может, и не приметили изменений в мальчишке. Я бы выбрал снова просто хмурого Куросаву, чем чрезвычайно хмурого. Через несколько минут он вновь словно таблетку выпил и вернулся к обычному своему пофигистичному состоянию, к чему я бы не прибегнул никогда, уж поверьте.

— Один день мне ничего не сделает.