Новый порядок 2 (СИ) - Dьюк Александр Александрович - Страница 43

Чародейка раскрошила и вторую стену, но лишь затем, чтобы напороться на ледяной щит, за которым ван Блед укрылся. Щит не выдержал ярости, рассыпался, но чародей успел метнуть в Даниэль ком льда, который впился ей в запястье и сковал всю ладонь. Чародейка взвизгнула. Руку под тяжестью льда потянуло вниз. Она опустилась на четвереньки, размахнулась и со всей силы ударила об пол. Ледышка треснула, но не разбилась.

Ван Блед закрутил руками и поднялся из ванны на льдине. Даниэль стиснула зубы. Взяла оледеневшую руку второй, подняла ее и обрушила на пол, разбивая капкан вдребезги.

Но было уже поздно: ван Блед собрал вокруг себя облако водной пыли и мелких льдинок, швырнул их на стену и выехал из ванны верхом на льдине. Он обогнул стоявшую на карачках Даниэль и стремглав выскользнул из ванной в коридор, оставляя за собой дорожку из наледи.

Чародейка лишь беспомощно крикнула вслед, метнула пару щупалец. На свою беду из комнаты в коридоре вышел парень, на котором из одежды был только дурацкий сине-белый шарф. Судя по положению упруго качающейся мужественности, шум привлек его внимание в самый ответственный момент. Ван Блед, балансируя на льдине, пронесся по коридору мимо, заезжая на стены. Брошенные следом щупальца мерзости схватили слишком любопытного парня.

Даниэль утробно захрипела от бешенства, швырнула того обратно в комнату, вскочила на ноги. Она метнула взгляд на ворочающегося под идущей трещинами ледяной коркой сигийца, на лежащую на полу наркоманку, из разбитой головы которой текла кровь. Чародейка направила в пол руки и, паря над землей, вылетела в коридор. Сгрудившиеся у софы девки запищали со страху. Та, что давно отправилась в олтовое путешествие, никак не отреагировала.

Пролетев мимо художников у двери в зал, Даниэль обдала их шквальным порывом ветра и швырнула в лицо парой сорванных со стен плакатов. Один из художников апатично убрал с лица карикатуру на Ложу, где огромная Фридевига фон Хаупен дергала за привязанные к пальцам ниточки смешных карликов — кайзера и его министров.

— Слушай, — лениво поинтересовался он у коллеги, — а разве сегодня будет постановка «Ледяной королевы»?

— Не знаю, — пожал плечами тот. Лежащий на его голове плакат соскользнул на пол. Империя в лице кронпринцессы, отклячив голый зад, со всем старанием высасывала из банка деньги. Банк был очень похож на эдавийского короля Евгения-Силентия без штанов.

— А почему у королевы член? — почесал затылок первый художник.

— Почему нет? Многим королевам ты под юбку заглядывал?

— Ну так-то нет.

— Вот.

Первый художник глянул на Фридевигу-кукловода.

— Слушай, а как этакая волшебница летает? У нее же нет крыльев, — задался он крайне важным вопросом.

— Горох? — смело предположил второй.

— А не волшебство?

— Волшебство гороха.

— А волшебницы что, тоже делают это?

— А как же.

— А как?

— Волшебно.

— О, — подытожил философскую дискуссию первый и глубоко затянулся.

Он исступленно перебирал в голове всех, кто мог выдать. Список получался не особо длинным. Еще меньше, кому это было бы выгодно, но крайним звеном в этой цепочке, как ни крути, выступала Магнолия. Только она знала, где он будет в эту ночь. Ван Блед и мысли не допускал, что та сдала его из шкурных интересов, но это не отменяло необходимости разобраться с ней. Если она, конечно, еще жива.

Ван Блед балансировал на уменьшающейся льдине и несся по задворкам Модера. Талисман возврата пропал, но все равно нужно оказаться как можно дальше от «дома искусств» и как можно ближе к воде, которая скроет след. Ван Блед ненавидел убегать и делал это только в случае крайней необходимости. Даже легко разобрался с обоими, ели бы не обстоятельства, будь готов он к встрече. Но его подловили с голой задницей. Так глупо и нелепо. Ему пророчили, что однажды кто-нибудь обязательно сделает это.

И вот сделали…

Ван Блед чуть не свалился с льдины и не пропахал носом землю от этой мысли.

Этого быть не могло. Он еще нужен. Он важен! Без него все сорвется. Он гораздо лучше тех, от кого уже избавились. Ван Блед ни словом, ни делом не дал усомниться в своей преданности и полезности.

Он устранил всех несогласных, кто мог выступить против.

Он избавился от стукачей в банде Штерка.

Он подготовил и провел операцию по устранению Морэ и вдобавок прикончил Ротерблица, который несколько лет сливал информацию Ложе.

Он почти избавился от того назойливого мутанта, который вечно путается под ногами и мешает планам.

Почти…

Неужели это достаточный повод? Быть того не может! Ведь неудача — тоже результат.

Нет, все это простое стечение обстоятельств. Закономерный итог. За ван Бледом шли от самого Шамсита. Если бы тогда он был осторожнее, то избавился бы от кучи проблем. Но захотелось взглянуть ей в глаза, насладиться моментом. Больше он не допускал подобной ошибки, но нужно было избавиться от сучки-мутантки, едва та оказалась в Анрии, а не поручать это дело идиотам. И сделал бы это сам, не будь занят более важными делами.

Это был вынужденный просчет, из-за которого он теперь верхом на льдине улепетывал по Модеру, размахивая голым причиндалом.

Ван Блед слишком погрузился в мысли о себе и упустил из виду одну несущественную деталь, о которой совершенно забыл.

А деталь упала с неба посреди узкой, кривой модерской улицы. Ван Блед заметил слишком поздно, когда та уже хлестнула левой рукой снизу вверх, словно плетью. Чародея подкинуло в воздух, истончившаяся льдина треснула, раскололась надвое, рассыпалась. Ван Блед по инерции полетел дальше, перемахнул через Даниэль и рухнул на землю, покатился по пыли, пока не лег навзничь, ошалевший от боли и неожиданности. Продохнуть смог не с первого раза и сильно пожалел, что вообще дышит.

Даниэль от усилия едва удержалась на ногах. Полет дался тяжело, она истратила почти все, что было. Кое-как питала мерзость, но в истощенном теле слабела и она. Чародейка, хромая и глотая пересохшим ртом воздух, побрела к ван Бледу. Он пошевелился лишь тогда, когда заметил приближение краем глаза. Приподнялся на локте. Даниэль, рыча сквозь зубы, с разгону пнула его под ребро. Это было очень приятно, даже без мерзости, но та в благодарность за наслаждение от вкусной боли беспомощного человека взбодрила. Даниэль добавила еще, по яйцам, от всей души. Ван Блед тонко взвыл, защищая самое дорогое руками. Чародейка толкнула его пяткой, переворачивая на спину, насела, обхватив коленями бока, с остервенением хлестнула ладонью по обожженной физиономии. Ван Блед схватил ее за руки, но Даниэль уже вцепилась пальцами ему в горло.

Мерзость в венах пришла в движение, потекла с ладони. Ван Блед от ужаса засипел, заелозил под чародейкой, пытаясь сбросить ее. Даниэль сдавила горло сильнее. Черная жижа въелась в его кожу, прожгла, как кислота, потекла в его вены. Ван Блед бессильно раскинул руки, вывалил язык, закатил глаза, стал пунцовым. Кровь в жилах загустела, застыла, почернела. Чернота расплылась по венам, ослабляя его, не давая нормально шевелиться. Мышцы одеревенели, задубели, отзывались жуткой болью при попытке напрячь их.

Надо было чуть больше мерзости, чтобы завершить начатое. Совсем капля — и напитанные вены не выдержат, лопнут. Брызнет горячая кровь, вкус и запах которой пьянит и сводит с ума от наслаждения…

Даниэль ослабила хватку, остановилась.

— Забыл, — задыхаясь и лихорадочно трясясь, выдавила она, — что я люблю быть сверху? Тебе повезло, ты нужен мне живым, но только посмей дернуться — я тебя сожру!

Ван Блед закашлял, повращал мутными, блеклыми, тусклыми глазами, хватая раззявленным ртом воздух, хлестнул по пыли непослушной рукой.

Поддавшись жажде крови, Даниэль забыла об одной очень важной детали: хоть и в разное время, но оба они были учениками и творениями одного и того же человека — Сибиллы ван Хетлевен.

Чародейка ощутила болезненный укол и жжение за грудиной. Ван Блед держался за ее левую грудь, болезненно впиваясь пальцами в кожу сквозь ткань блузы. Потемневшие вены, наполненные чернотой, ослабившей его и не дающей пошевелиться, рассасывались, светлели, очищались. Ван Блед схватил Даниэль за плечо, рванул и перекатился вместе с ней. Чародейка оказалась снизу, сипло хватая воздух. Ван Блед погрузил кисть в ее грудную клетку, нащупал бьющееся сердце. Боль стала жуткой, невыносимой.