Раздумья ездового пса - Ершов Василий Васильевич - Страница 34
- Предыдущая
- 34/83
- Следующая
Свободному художнику в авиации нечего делать. Не держатся они у нас.
Борцу за права человека у нас будет тоже неуютно. Единоначалие подавляет демократию. Все расписано по пунктам, по буквам — будь любезен, выполняй. Есть твои права — они расписаны; пользуйся. Есть, так же расписанные по пунктам, обязанности — хочешь не хочешь, а исполняй. Есть ответственность, она тоже расписана по пунктам: не дай бог чего — прокурор проверит, ответишь.
А Вы доверите свою жизнь свободному художнику?
Боишься ответственности? Не любишь принимать решения? Не хочется ежедневно тянуть хомут занудных обязанностей? Не можешь вынести гнёт сознания, что за каждым твоим движением и словом в полёте следит бездушный «чёрный ящик»? Иди тогда в аэроклуб, плати деньги и порхай в своё удовольствие — но и там, я уверен, воли особой не дадут.
Авиация заставляет человека заняться собой и заключить свою свободу, свою волю в рамки, которые жёстки, но целесообразны. Только большая любовь к небу помогает человеку переносить ту тяжесть, которую он добровольно возлагает на себя в служении авиации.
Вся беда в том, что мальчики (а изредка ещё и романтически настроенные девочки), решившие посвятить свою жизнь лётной работе, узнают в полной мере всю тяжесть требований уже ближе к зрелому возрасту, когда мосты сожжены и сладкий наркотик полётов навсегда посадил их «на иглу».
Ярмо, конечно, позолоченное. С финтифлюшками. С рекламой. А ты надень да набей себе холку, тогда, может, что-то поймёшь.
Попав в авиацию, забудь такое основополагающее слово как режим дня. Его не будет никогда. Забудь слова: рациональное питание, спорт, воскресенье, праздник, отпуск летом, супружество, секс, друзья, дети…Нет, все это будет присутствовать. Где-то рядом. Урывками. Суррогатом. Как исключение, как удача, как подарок судьбы. Если случайно совпадут сразу несколько факторов.
Это не преувеличение, не эпатаж — это горькая правда жизни лётчика. Я так живу уже три с лишним десятка лет. Все это я испытал на своей шкуре. И мои товарищи не дадут соврать.
Поначалу жизнь представлялась мне этаким цветущим деревом, где равно благоухали и работа, и семья, и друзья, и хобби, и общественные нагрузки, и самосовершенствование…Утром уходил на работу, в небо, возил почту по деревням, вечером возвращался к очагу, к пенатам; хватало времени и на художественную самодеятельность, и на КВН, и на те партнагрузки, и на заочную учёбу в вузе (а то в командиры не введут), и на общение с друзьями, не говоря уж о семье, воспитании ребёнка… спал в своей постели каждую ночь… режим…
В большой авиации пришлось жертвовать всем понемногу. И — все больше и больше. И постепенно цветы на дереве жизни стали увядать. Потом осыпались. И стали желтеть листья. И усыхать ветви.
Первой страдает семья. Мужика в доме нет. Он появляется урывками, налётами; ничего не спланируешь. Концерт — раз не прилетел, пропали билеты, два пропали… зачем даром деньги тратить. Суп варить — раз прокис, два… зачем регулярно готовить. Прилетит — сам в холодильнике найдёт; если надо, сам себе и сварит. Родительское собрание…дневник… все мимо ушей — завтра на вылет… «Когда вернёшься?» «Не знаю». Я себе не принадлежу. Я служу. Служба оказывается такой безалаберной, что единственным регулярным её проявлением становится лишь зарплата.
Приходишь из дальнего рейса глубокой ночью. Щёлкнул замок; из спальни появляется заспанная жена в бигудях. Ткнулась сонно в плечо: «Ты живой?» Я разворачиваю её курсом на кровать: «Иди добирай»… пошла добирать. Но сна уже нет. Дождалась в постель. Обнялись. Не спим. Сил никаких нет. Я только час назад ласкал двенадцатью колёсами матушку-землю. Во мне ещё зудит напряжение посадки. Она это понимает. В ней ничего не проснулось тоже: она мертво спала; она много и тяжело работает, потому что лётчик в России нынче не может обеспечить своим трудом благосостояние семьи. Да и она любит свою тяжёлую работу не меньше, чем я свою.
Раз так. Два. Тридцать два. И — засохла ещё одна ветвь. Нет, конечно, ростки ещё пробиваются. Но, уважаемые читатели «Спид-инфо» и прочей белиберды, Вы не знаете, что такое часовые пояса, и никто в мире, кроме лётчиков да бортпроводников этого не испытал в той полной мере, которая способствует усыханию ветвей, регулярно, годами, десятилетиями. Да говорят ещё, там, наверху, облучение…
Облучение там есть, но это такие мелочи. Не облучение виновато в угасании желаний, а постоянная борьба организма лётчика за выживание в условиях безрежимья. Нет, это не импотенция. Просто, как в том романсе: «Разлука уносит любовь…»
Сильно ли стремится хирург после тяжёлой операции в постель к жене?
Стремится. Сильно. В постель. Спать. Спать! СПАТЬ!!!
Я прилетел ночью; днём я отсыпаюсь, а в ночь снова улетаю. Так мне нынче повезло. Я — человек-функция. Меня не спрашивают; меня нажали — я полетел. Я страдаю. Я понимаю, что рушится семья, но… разве секс — это в жизни главное? Тем более у лётчика. «Первым делом, первым делом — самолёты…»
Если секс занимает в твоей жизни ведущее место и ты хочешь регулярно спать с женой, то стоит хорошо подумать, прежде чем тянуться к штурвалу. Это тебе подтвердят и моряк, геолог, топограф…
Не потому ли наши лётчики вынуждены летать до глубокой старости, что у половины, если не больше — вторые семьи и дети малые? Любовь к небу — одно, а детей кормить надо. Второй брак любому алиментщику кажется исправлением ошибки молодости; однако, лётная работа быстро загоняет и вторую семью в тот же тупик, да только теперь уж молчи и не рыпайся.
Постепенно основным интересом супруги становится срок твоей зарплаты. А ты убегаешь в дальний рейс от семейных проблем. Дом становится ещё одной гостиницей на твоём пути.
Да, жена лётчика должна иметь мужество. Она вечно ждёт. Жизнь её — её тайна, и я не собираюсь срывать покровы. Она меня ждёт — спасибо ей за это.
Конечно, идти рядом с подтянутым, солидным, седым капитаном, в форме, в фуражке с «дубами» — приятно. Но любая капитанская жена скажет: это только позолоченная безделушка на отполированном до блеска ярме.
Дети тоже отдаляются. Родитель поневоле откупается дорогими игрушками — а как ещё выразить отцовские чувства. Прилетел — дитя ползает; прилетел — уже бегает; прилетел — уже жених на пороге…
Я так выпускного вечера у дочери и не видел: пролетал. Спасибо, хоть свадьбу видел.
Почему мы летаем до преклонных лет, всякими правдами и неправдами побеждая медкомиссию? Так внуков-то поднимать надо. Дети ж у нас не лётчики. Впрочем, у Филаретыча сын-то пилот. Еле сводит концы с концами: налёта-то нынче почти нет… А Филаретыч, с девятью диагнозами, вынужден летать, чтобы поднять внучку.
С друзьями встречаешься все реже и реже. У них 104 выходных дня в году плюс праздники. У тебя выходные все больше зимой, как, впрочем, и отпуск. Отпуск летом ещё совсем недавно можно было получить только на похороны. Лётчики мрачно шутили: «на свои похороны…» Сейчас все рушится, народ обнищал, так теперь и летом, раз работы стало поменьше, можно в отпуск сходить. А в наши времена, когда Аэрофлот за год перевозил сто сорок миллионов пассажиров, летний отпуск был несбыточной мечтой. Мне пришлось переболеть хорошей пневмонией, чтобы с небес свалилась июльская крымская лечебная путёвка. Это было счастье…
Отпуск — ещё одна составляющая семейного напряжения. С весны вечный вопрос: куда поедем в отпуск?
Да… провались оно. Мне бы цепь — и к койке себя в спальне приковать. Наездился я, накатался всласть, до тошноты.
А ей же хочется вырваться. А она же мечтает о том море, о той ялтинской толпе, о тех нарядах на набережной…
Конечно, поедем. Ради детей. Обязаловка. Но обязаловка эта — серьёзное испытание здоровья лётчика. Это не отдых; это каторга.
Столько лет прожито… Дети выросли. Мы постарели. Да в конце концов, я себе принадлежу? Скандал: «езжай одна». А я — на дачу, в лес, в тишину и покой… А другой — в запой. Не потому ли лётчики любят водку, что хоть как-то снимает вечный стресс несвободы? Да только тут что-то одно: или летай или водку пей. Редко кому удаётся совместить это пропорционально: русские же люди… А пьяниц у нас не держат: лётчик, у которого на предполётном медосмотре обнаружены признаки алкогольного опьянения, увольняется с изъятием пилотского свидетельства. Пилотское — это, извините, не шофёрские права, не купишь. Так что пить лётчики умеют, раз летают до сих пор.
- Предыдущая
- 34/83
- Следующая
