Ледокол (СИ) - "Ann Lee" - Страница 59

— Конечно, сынок, так я и думала, — рассеянно улыбаюсь я.

Возвращается Кир, с Ромкой на руках. Малыш развалился на руке папаши, свесив ручки и ножки, только голова полностью в ладони Кира. Лежит, слюни пускает. Довольный, даже не требует его срочно накормить.

— Давай я подержу, а ты доешь, — предлагаю Киру.

— Сама давай ешь, — смотрит на мою тарелку Кир, укладывает Ромку на своё плечо, моськой назад, и, придерживая за шею, начинает, есть.

Андрей продолжает тему про день рождения, и мы немного отвлекаемся, напряжение слегка отступает. Но стоит нам оказаться наедине в темноте нашей спальне, когда все дети спят, я снова каменею, только представив, что мне предстоит раздеться перед ним. Я так не стеснялась, когда он, меня насильно раздел и разложил. А сейчас как представлю разочарование в его глазах, умереть охота. Тогда он был мне никто, а сейчас целый мир.

— Подойди, — Кир сидит на кровати, широко расставив ноги. По пояс голый, в пижамных штанах. И его кожа светиться в лунном свете, все рельефы мышц, и темные рисунки на виду.

— Кир… — я стою напротив. Только вышла из ванной, час плескалась, думала, уснёт. Комкаю в руках поясок от халата, и стою как вкопанная, смотрю в сторону.

— Я сказал, иди сюда, — рычит он и подается вперед, ловко цепляет мой подол и рывком притягивает к себе. — Юль, что происходит? — заглядывает снизу верх, в глаза.

Я собираюсь с духом, только никак не могу найти в себе сил, промолвить хоть слово. Кажусь себе дурой.

— Блядь, да что случилось? — ревёт Кир, совсем не заботясь, что может разбудить Ромку, и я бросаю озабочено взгляд на кроватку, стоящую у стены

— Кир, мы можем отложить всё это, — начинаю я, понимаю, что его надо угомонить пока он не разошёлся совсем.

— Не вопрос, — хмыкает он, — если объяснишь, в чём дело!

Я потёрла лицо, и немного отстранилась. Его близость сбивала меня с толку. Аромат горячей кожи, жаркие ладони, что замерли на моей талии. И взгляд серых глаз, который режет, вскрывает все мои страхи. Я трепещу перед ним до сих пор. Особенно когда он так воинственно настроен. Особенно когда он по пояс голый, Особенно когда я сама сгораю от желания снова воссоединиться с ним по-настоящему.

Но я не могу!

Перешагнуть через себя, и закрыть глаза. Я так боюсь увидеть в его глазах досаду, когда он увидеть меня. Так боюсь, что лучше я в очередной раз встану перед ним на колени, и сделаю, минет, только бы он не раздевал меня и не рассматривал. Но только я хочу опуститься вниз, как он перехватывает меня, и насильно усаживает на свои колени.

— Я жду, твоих объяснений, красивая, — внимательно заглядывает в лицо, а сегодня такая лунная ночь, что никакого освещения не нужно всё и так видно. И моё смущение, и мою растерянность.

— Кир, я стесняюсь себя, — выдаю, наконец, я и отворачиваюсь, жду, когда начнет, смеется, или уверять, что все в порядке.

Но Кир молчит.

— Вот значит как, — наконец озадаченно произносит он.

— Да представь себе, я… я… у меня живот, и бёдра расползлись, и грудь словно две боеголовки, — разошлась я.

— Да красивая, я понимаю, что у вас у женщин всё тоньше устроено, но у нас у мужиков всё проще, — хмыкает он, и ловит мой подбородок, смотрит в глаза, — и я тебе по простому и скажу. Ты думаешь, я не знаю, что твоя фигура изменилась. Да я каждый твой изгиб знаю лучше, чем ты.

— Знаешь? — растерялась я.

— Знаю. И мне настолько по хуй, что там у тебя живот, не живот. Ты для меня всегда самая охуенная. Я от одного твоего запаха кончаю. От одних твоих ёрзаний на моих коленях, у меня уже стоит. Понимаю для тебя, возможно, это примитивно. Но я мужик, а ты моя женщина. Поэтому раздевайся, ложись и раздвигай ножки.

— Ты невыносимый пошляк, — я даже раскраснелась, хорошо в темноте, не видно было.

— Скажи ещё, что не знала об этом, когда замуж выходила, — усмехается он, и выпускает меня из рук. Я встаю, сперва поворачиваюсь спиной, но потом передумав, снова лицом к Киру.

— Давай, красивая, я долго не выдержу, рискуешь быть жестко отраханой, — хрипит его голос.

Он так и сидит, раскинув ноги, только откинулся на локти. Между ног отчётливо виднеется возбуждённый член.

— Кир! — возмущаюсь я.

— Я не шучу, — хмыкает Кир, видит, что я медлю.

Я развязываю поясок на халате, стягиваю его с плеч, потом тяну вверх сорочку. Медленно поднимаю её, и когда дохожу до середины бёдер скидываю её через голову.

— Блядь ещё и трусы надела, — ворчит Кир, и видимо не выдержав долгого томления, встаёт и подходит, — на что надеялась-то?

— Что ты отступишь, наверное, — лепечу я, немного ссутулившись, под его пристальным взглядом, и следя за ним.

Кир медленно обходит меня. Он ещё не касается, а я уже чувствую жар исходящий от него. Невидимые импульсы передаются через легкое волнения воздуха, заставляя кожу покрываться мурашками. Заставляя сердце ускорять ритм, а дыхание сбиваться. Встаёт за спиной, и распускает мой высокий хвост, скользит пальцами, пропуская длинные пряди между ними, а потом собирает волосы в руке и натягивает, заставляя голову запрокинуться.

— Ты сама-то в это веришь? — хрипит над ухом его голос, и горячее дыхание обрамляет шею. Тело тут же отзывается, напрягается. Низ живота тянет знакомая приятная нега. — Я же ледокол. Всегда вперёд.

— Да ты ледокол, — сбивчиво шепчу я, повернув к нему голову. — Против тебя не устоять.

— Вот и не пытайся, — отвечает у самых губ, почти касаясь, и шарит по лицу моему своими глазами, впитывая ответную реакцию. Мою прикушенную губу, и прикрытые глаза, и трепещущие крылья носа, ничего не скрыто от него, — и уснуть, сегодня не надейся!

— Кир, — укоризненно шепчу я, но глаз не отважу. Всё падаю и падаю в их темень. Затягивают. Утаскивают. В порочные глубины.

Кир касается моих губ своими, нежно проводит, по самому краю. Легко языком касается, и тут я чувствую, дрожь, пробежавшую по его телу. Вибрации прижавшегося горячего тела. Его судорожный вздох, и мой стон, в раскрытые губы. И опять это лёгкое касание губ, и вздох, уже из моего рта. Аромат табака и мяты тает на моём языке, и я подаюсь ближе, в желании углубить поцелуй, впитать ещё больше вожделенного вкуса. Закидываю свои руки назад, обнимаю его за шею, притягиваю к себе.

Кир скользит горячими ладонями, по всему моему телу, от нежной шеи, и плеч, слегка касается напряженной груди, вырывая мой вдох, оглаживает талию, и такой неидеальный живот. Скользит ниже по кромке трусиков и ниже, между ног. Я откидываюсь назад, уже совсем забыв про свои страхи, отдаюсь на волю чувств.

Горячих.

Обжигающих. Плавящих моё тело и разум. Всю меня охватывает томление. Ожидание очередной ласки. Возбуждающе, и нетерпимо. И в то же время хочется остановить это мгновение. Когда эти ласки ещё легки и осторожны. Пока они только касания, призванные только распалять, волновать и будоражить.

— Бля, не могу больше, — стонет Кир, и толкает меня к кровати. Мы доходим, не разжимая объятий и не переставая целоваться. Горячее тело Кира давит на меня, и я повинуюсь, опускаюсь на упругий матрас. Он тут же разворачивает меня лицом и подтягивает за лодыжки к себе, тянет вниз мои трусы.

— Кир… я люблю тебя, — шепчу ему, когда он прижимается, скинув, наконец, свои штаны. Он выше поднимает мои ноги, заставляя обнять ими себя за талию, но ещё не входит, дразнит, замирает, хотя только что сам умирал от желания.

— Пиздец, как я люблю тебя, красивая, — склоняется ниже, и обрамляет горячим дыханием моё лицо. — Не смей никогда в себе сомневаться! Слышала меня? — цепляет пальцами мой подбородок, и, не дожидаясь ответа, толкается, входя на всю длину.

Я выгибаюсь, и моё «да», сказанное в ответ, растворяется в стоне. Дрожь бежит по телу. Оно отвыкло, хоть и жаждало только его. Я всхлипнула, и он замер.

— Тих, тих, — Кир стал шептать утешительные слова, перемежая их с пошлостями и матами, и беспрестанно осыпая моё лицо поцелуями, опять начал медленно двигаться, — потерпи, красивая, потерпи… бля… сколько я ждал этого… — дыхание его сбивается, темп увеличивается, тело всё напряжено. Он сжимает меня в объятиях, пропустив руки под плечами, и утыкается носом в шею, жарко туда дышит, и что-то шепчет совсем неразборчивое, содрогаясь всем телом. А я задыхаюсь от того, что он пытается сдержаться ради меня, быть нежным, когда не может замедлиться, понимая, что иначе причинит мне боль. Я задыхаюсь, утопаю в любви к нему. Овивая крепче ногами, и беспорядочно скольжу руками по спине.