Игрок (СИ) - Токсик Саша - Страница 37

— Интернат номер девять это где? — спрашивает «Сиплый».

— Под Рязанью, — говорю. — В пригороде.

— А я с Пскова, — зачем-то сообщает он, — тоже детдомовский.

— Слышь, фраер, — злится «Хриплый», — бабок нет, значит, котлы гони. Ай, ты чего⁈ — он натыкается внезапно на выставленный локоть кореша.

— Это, Мишаня, не фраер, — говорит «Сиплый», — это человек. Ты запомни, Мишаня, как настоящие люди выглядят. Я за него любого теперь на ремни порежу, понял?

— Да ладно, чего ты? — хрипит Мишаня, — понял я тебя.

— Мы вас, гражданин доктор, проводим, если вы не возражаете, — говорит «Сиплый», — район тут неспокойный. Мало ли кто встретится. Мы вам с барышней не помешаем, в сторонке пойдём.

— Вы закурить спрашивали, — вспоминаю, — так у меня есть, угощайтесь.

— «Угощайтесь», — начинает ржать «Сиплый», — у-ха-ха-ха!

— Закурить, у него есть, — всхлипывает в ответ Мишаня, — ой, не могу!

Отсмеявшись, они всё-таки берут из пачки сигареты. «С верблюдОм», одобрительно заключает Мишаня, а «Сиплый» варварски отрывает фильтр.

Так мы и идём дальше. Впереди я с Ирой, а шагах в двадцати сзади две серые фигуры, которые заметно по ярким огонькам сигарет.

— Чего они? — испуганно оглядывается назад Ирочка. — Зачем за нами идут?

— Просто по пути им.

— А что хохотали?

— Анекдот рассказал.

— А мне расскажешь?

— Он неприличный, — шучу.

Ирина заливается румянцем.

— Всё равно расскажи.

(Уважаемые читатели! На этом месте появится самый смешной анекдот из тех, которые вы предложите нам в комментариях. Приз за лучшую шутку — промокод на 2 том «Игрока». )

Вот ты… — Ира возмущённо стукает меня кулачком по плечу и при этом хихикает, —… похабник ты, вот кто!

Мы замедляем шаг, но к дому, где Ира проживает вместе с остальной студенческой компанией приходим всё равно слишком быстро. Стоять у ворот под присмотром двух угрюмых типов не слишком романтично, да и я не хочу переходить в отношениях с Ириной дальше ненавязчивого курортного флирта. Так что чмокаю её в щёчку и отправляюсь домой, куда добираюсь без приключений.

* * *

— Семь тысяч? В детский дом? — недоверчиво протянул Юра.

— Ты меня за крысу держишь⁈ — распалился Сиплый, — Думаешь, я бабки прикарманил⁈

— Сукой буду, — подтвердил Хриплый, — доктор бумагу показал. Почтовый перевод.

— Не кипишуй, — осадил его Юра, — и за базаром следи. Я говорю, удивительное дело, так легко с деньгами расставаться.

— Сукой буду, удивительное, — кивнул Хриплый.

У него вообще был не слишком богатый словарный запас.

Швейцар у входа в ресторан «Ялта-Интурист» внимательно разглядывал двух типов, беседующих с представительным мужчиной и постоянным посетителем. В какой-то момент он собирался вызывать наряд милиции, но оба ханыги вели себя вежливо, а посетитель не показывал признаков волнения. Что могло объединять этих людей? Пожилой швейцар повидал всякого, и уже ничему не удивлялся.

— А держался как? — уточнил Юра, — Менжанул, хотя бы?

— Спокойно держался, — задумался Сиплый, — бабу свою в стороне оставил, чтоб сбежать успела, если что. Не дурняком, но без страха говорил, при этом уважительно.

— Хохмил даже, — вспомнил Хриплый, — и куревом угостил.

— Держите, — Юра раздал им по четвертному, — заслужили.

— Премного благодарны, — приподнял кепку Хриплый, — дай вам бог здоровьица.

— Свисти, если понадобимся.

В зале ресторана на Юру обрушился блеск хрусталя, столовых приборов и драгоценностей на женщинах. Вечерами здесь сидели люди, которые могли себе позволить практически всё. Столы ломились от деликатесов, вин и коньяков. Публика блистала импортными пиджаками и пошитыми на заказ вечерними платьями.

…Нам бы, нам бы, нам бы всем на дно!

Там бы, там бы, там бы пить вино!

Там под океаном, трезвый или пьяный

Не видно всё равно!

Бойкая певица в длинном облегающем платье, похожем на чешую рыбы извивалась в такт песне имитирующей «забугорную» жизнь.

— Юра, ну где ты ходишь? — томно протянула брюнетка, скучающая одна за столиком, — меня уже дважды на танец приглашали. Так и уведут!

— Дела, — коротко бросил Юра.

Он налил игристого даме и коньяку себе, и задумчивым взглядом уставился на танцующую толпу. Если человек расстаётся одним разом с такой суммой, то либо он дурак, либо, для него это совсем не деньги. И второй вариант куда интереснее.

* * *

Проснувшись утром, я первым делом отправляюсь в редакцию газеты «Ялтинский вестник». К своим собратьям по перу я испытываю смешанные чувства, которые блуждают между сочувствием и восхищением. Восхищение вызывает их способность выдавать по несколько тысяч знаков осмысленного текста в сутки, а сочувствие — необходимость делать это каждый день.

В серьёзной литературе всё не так. Текст должен осмыслиться, отлежаться. Надо проникнуться впечатлениями, сделать по ним наброски и заметки. Потом, когда замысел произведения виден целиком, можно аккуратно, лёгкими мазками набросать черновик. Этот текст потом будет многократно вычитываться и правиться строгим писательским «внутренним редактором», пока не предстанет в окончательной рукописи. Как же повезло мне, что я серьёзный писатель, а не какой-нибудь торопыга, выдающий «на-гора» объёмы текста.

С Ирой мы встречаемся на улице Гоголя возле прорезающей весь город речки Учан-су с её многочисленными мостиками. Вчера девушка храбрилась, а сегодня выглядит смущённой.

— А вдруг они нам не поверят? — говорит она, — на фотографии ведь другой человек.

— Мы им всё в лицах покажем, — веселюсь, — чтобы сделали новое фото с места событий.

На Ире сегодня очень милое голубое платьице. Свои волосы она накрутила, а глаза, не смотря на ранний час, подкрасила. Для неё фотография в газете — дело серьёзное. Можно даже сказать, личная минута славы. Будет потом эту газету показывать, мол вон со мной на отдыхе какое происшествие приключилось. Конечно, ради такого стоит восстановить справедливость.

Почти возле самого входа на нас налетает сосредоточенный мужик, довольно молодой, но какого-то замученного вида.

— Вы не знаете, где «Ялтинский вестник» находится? — оглядывается он.

— Так вот же, — показывает Татьяна, — мы тоже туда…

Мужик, недослушав, разворачивается и исчезает за дверью.

— Тоже, небось, перепутали с кем-то, — сочувствую я, — бракоделы.

Ира смеётся и для храбрости подхватывает меня под руку.

* * *

— Саня, к тебе пришли! — в двери репортёрского кабинета заглянула машинистка Валя, — мужик какой-то.

— Что за мужик? — Санька Бекетов запустил пятерню в вихрастую голову, становясь похожим на лохматого домовёнка из детского мультика.

— Какой-то доктор, спас он кого-то там… — хихикнула Валя. — Что-то там неправильно, в общем, расстраивается он сильно.

Из всего машбюро отдела она была самой юной и непоседливой и сбегала от кипы неразборчивых журналистских черновиков при первой же выпавшей возможности.

— Твою-у-у-у ма-а-а-ть, — простонал Санька, — ещё опровержения не хватало.

С утра он побывал на заседании комиссии горисполкома, на которой обсуждался моральный облик исполнителей развлекательных программ в ялтинских ресторанах. «…В репертуаре преобладают произведения интимного звучания, отдаётся предпочтение низкопробным образцам западной эстрады. Солисты большинства оркестров неряшливо одеты, не стрижены, держаться на эстраде развязно, а к концу вечера, как правило, бывают не совсем в трезвом состоянии», — вещала с трибуны приземистая тётка с причёской «воронье гнездо».

На самого Саньку она, и другие члены комиссии смотрели сурово. С их точки зрения, репортёр и сам был недостаточно стрижен, неряшливо одет, а чуткий нос мог обнаружить тонкое амбре утреннего опохмела. Бекетов теперь опасался жалобы руководству на предмет собственного морального облика. А ведь этот бред надо еще в статье отобразить, да так, чтобы потом собственные нестриженные приятели насмех не подняли.