Южная пустошь - 2 (СИ) - Цветкова Алёна - Страница 12

— М-м-м, — провыла я. Магия, удерживающая мои челюсти, заканчивалась, и боль острыми когтями вцеплялась в мышцы шеи…

— Как же я вас понимаю, — согласился со мной герцог Форент…

Какое-то время нам было совсем не до разговоров. Я даже думать почти не могла, только боялась, что магия железным обручем сжавшая горло, остановит дыхание. Мне приходилось прикладывать значительные усилия, чтобы заставить легкие дышать.

Но слова герцога Форента не выходили у меня из головы. Он был прав. Если артефакты, лежавшие в моем шкафу на самом деле такие бесполезные, как думает герцог, то стоило задуматься, для чего, вообще, Илайе нужны эти Дары… К тому же я вспомнила то, что сказала мне амазонка, когда говорила о будущем. Она утверждала, что когда соберет все артефакты, то сможет сразится с наследниками Древних Богов. И это вызывало во мне смутную тревогу… А вдруг мы что-то не знаем? Вдруг роль Даров не только в том, чтобы помогать людям?

И, вообще… Все так стремительно сворачивалось в плотный клубок: клятва, которую я дала Ирайе; месть Илайи; горсть артефактов, выкраденных Хуррой; слова Виктории и то ощущение вставшего передо мной телохранителя; убийство Олли… ведь Илайя могла просто приказать амазонке поверить ее словам и отступить.

Я чувствовала, что что-то упускаю. Весь мой жизненный опыт говорил, во всей этой ситуации есть неучтенный фактор, который связывает все эти звенья между собой, расставляя их в правильной последовательности. Но сколько бы я не крутила факты, пытаясь разгадать загадку, у меня ничего не получалось.

Боль отступила только после полудня, оставив после себя легкую ноющую тень при движении. Даже жевать было неприятно. И я, против обыкновения, была настолько сосредоточена на себе, что не сразу обратила внимание на тишину, царившую за столом во время обеда. Анни все еще была в своей спальне. Хотя роды прошли хорошо, но Южин посоветовал пару дней провести в постели, опасаясь за здоровье молодой мамы. Потеря артефакта заставила его быть очень мнительным и осторожным.

Катрила сидела опустив голову и скребла вилкой по тарелке, так и не проглотив ни кусочка. Стулья ее сыновей, стоявшие рядом, были пусты, напоминая о том, что мальчишка угрожает опасность. И прямо сейчас дети обедают в своей комнате под охраной двух стражников… Хорошо, я мысленно вздохнула, что моя старшая дочь пока не знает, что, как показал наш с герцогом Форентом пример, два стражника совсем не гарантия их защищенности.

Хурра хмурилась и кусала губы. Покрасневшие глаза выдавали ее настроение. Моя принцесса снова плакала. Смерть Олли напугала ее гораздо сильнее, чем мне казалось. Хурра даже в столовую пришла с подаренным Гиремом кинжалом, который спрятала за пазуху. И хотя я видела хвостик яркой ленты, торчащий из-под воротника платья, но говорить ничего не стала. Если ей так спокойнее, то пусть.

Виктория тоже не выглядела счастливой. Она сидела, уткнувшись в тарелку и молчала. Она молчал всегда, но сегодня мне и это казалось зловещим.

Герцог Форент еле заметно морщился, ему пришлось тяжелее, чем мне. Все же возраст имеет значение.

И только герцогиня Форент вела себя, как ни в чем ни бывало. «Глупышка Ирла», оправдывая свое прозвище, что-то громко рассказывала, громко смеясь на моментами, которые казались ей смешной. Она словно не замечала, что сегодня ее энтузиазм не разделяет никто… И от этого атмосфера вокруг казалась еще более зловещей.

После обеда, я позвала герцога Форента исследовать амулеты, выкраденные Хуррой. Мы должны были выяснить прав ли герцог в своих догадках или нет. Чтобы нам никто не помешал и не стал случайным свидетелем, мы закрылись в моей спальне…

Я достала артефакты из шкафа и осторожно положила их на постель. Утром, когда я прятала их, мне казалось, что их здесь не так уж и много, но сейчас я поняла, что заблуждалась. Амулетов было около двух десятков…

Ни я, ни герцог Форент никогда не видели столько Даров вместе.

— Как вы думаете, — герцог Форент первым достал одни из Даров, похожий на медную монету на цепочке. — что это?

— Не знаю, — пожала я плечами, — но стоит попробовать выяснить. — Я взяла монету и всмотрелась в рисунок. Хмыкнула и протянула герцогу. — Ваша светлость, а вам не кажется, что это не герб, а карта?

Герцог Форент всмотрелся в выбитый на реверсе рисунок.

— Хм, — хмыкнул он и почесал бровь, — мне тоже кажется, что вы правы. Возможно, это Дар картографа?

— Может быть, — кивнула я и отложила его в сторону, — будем считать, что этот амулет не такой уже бесполезный, — я положила его справа от себя и взяла другой, напоминающий шпильку для волос, — а это что?

Герцог Форент взял «шпильку» из моих рук и повертел разглядывая со всех сторон:

— Не удивлюсь, — усмехнулся он, — если эта штука делает прически вместо горничной…

Я рассмеялась.

— Мне бы пригодился этот Дар. Так что я не могу назвать его бесполезным.

Тем не менее я положила артефакт слева от себя…

— Мам, — под дверью тихо зашебуршали, — пусти, это я, Виктория…

Я виновато кивнув герцогу оставила его перебирать артефакты, а сама подошла к двери. Открыла. На пороге, стояла моя младшая дочь, держа в руках своих неизменных кукол. Вот только кукла-мальчик, которую она называла папой, была разорвана так, как будто бы ее драли собаки…

Увидев меня, Виктория залилась слезами:

— Мамочка, смотри, — протянула она мне куклу. — Ее кто-то сломал!

В том мире, откуда пришла Призванная душа, была странная примета: если при шитье нитка путается, то говорят, мол, человек, которому принадлежит зашиваемая вещь, вредный. Когда я взялась ремонтировать куклу для Виктории, нитка не просто путалась, она еще постоянно вскакивала из иглы, которая в свою очередь падала из из рук и терялась то на полу, то на постели. И Виктория, терпеливо ожидавшая починки, ползала вместе со мной в поисках иглы…

После целой свечи мучений, нам так и не удалось зашить ни одной прорехи. А до меня, наконец-то, стало доходить, что тут что-то не то. Ну, не могло быть, чтобы все было просто случайностью. Я даже попробовала зашить крошечную дырочку на другой кукле. Все сразу изменилось. Иголка перестала сбегать из рук, а нитка послушно следовала за ней, сшивая куски ткани…

— Виктория, — я, тяжело вздохнув, положила истерзанную куклу-папу на колени и погладила мягкое тельце кончиками пальцев. Как объяснить ребенку то, что причинит ей сильную душевную боль? — Мне кажется, эта кукла не хочет, чтобы ее зашивали.

Виктория, ожидаемо, нахмурила бровки. Ее нижняя губа дернулась, выдавая обиду.

— Прости, милая, — снова вздохнула я и попыталась обнять ребенка.

— Но тогда я не смогу говорить с папой! — всхлипнула дочь, — мамочка! Ее надо обязательно зашить! Обязательно!

Она не плакала, она просто смотрела на меня огромными глазищами, в которых стояли слезы. И я не смогла ей отказать. И взялась за иглу. И каждый раз, когда она выпадала из рук, я чувствовала боль в груди. Как будто иголка терялась не на полу, а в моем сердце. И колола меня.

Я так сильно скучала по Дишлану, а сегодняшнее ощущение его присутствия, было таким настоящим… Да, еще эта кукла, которую моя маленькая дочь связывала с его образом… Я как будто бы встретилась с ним и потеряла снова…

— Мама, ты плачешь? Тебе больно? — Виктория протянула мне иглу, которую она нашла на полу.

— Больно, — не стала врать я, вытирая неожиданные слезы платком. — Помнишь, ты говорила, что папа защитит меня от Илайи, если вдруг потребуется его помощь? — Моя малышка кивнула. Она снова смотрела на меня так, как будто бы знала гораздо больше, чем все мы. — Он сделал это. Он защитил меня от Илайи, когда она хотела заставить меня делать то, что я сама делать не хотела. Он закрыл меня собой… Как раньше… Как всегда…

Дочь выслушала меня, забралась на колени и обняла, прижавшись всем телом. Всхлипнула:

— Мамочка, я так по нему скучаю…