В когтях неведомого века - Ерпылев Андрей Юрьевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/67
- Следующая
– А как я его найду, дяденька?..
– Увидишь там толстяка безухого – так это он будет, не ошибешься!
Спровадив возницу, прямо-таки брызжущий энергией субъект обернулся к зрителям и тут же сорвал видавший виды берет, склонившись едва не до земли.
– Прошу прощения, ваше…
– Тс-с-с! – недовольно прошипел король, еще больше надвигая шляпу на глаза. – Мы незнакомы!..
– …Ваше преосвященство! – ловко вывернулся «прораб». – Пришли полюбоваться на собор?
– Пш-ш-шел отсюда! – рявкнул раздосадованный монарх, и подхалим испарился.
Настроение короля, который терпеть не мог, когда его вот так, инкогнито, узнавали, было непоправимо испорчено. Словно Петр Первый на известной картине, он мерил шагами липучую глину, стремительно двигаясь к карете и почтительно скучающим гвардейцам, и Арталетову ничего иного не оставалось, как поспешать за ним.
Метрах в пяти-семи от кареты какой-то бородатый изможденный мужик, босой и в развевающейся по ветру белой рубахе, разительно напоминающий автора бессмертного романа «Война и мир», неторопливо шел между ямами и размашистыми движениями сеятеля разбрасывал что-то из объемистого лотка, висевшего у него на шее. Одна из «семечек» шлепнулась в расквашенную множеством подошв глину прямо перед Жорой, и он машинально ее поднял.
На вымазанной желто-бурой отвратной глиной ладони лежала темная, неправильной формы монетка с чьим-то профилем, увенчанным венком, и четко различимой надписью: «CAESARUS…».[35]
15
– Неужели не узнаете? А между тем многие находят, что я поразительно похож на своего отца.
– Я тоже похож на своего отца, – нетерпеливо сказал председатель. – Вам чего, товарищ?
– Тут все дело в том, какой отец, – грустно заметил посетитель. – Я сын лейтенанта Шмидта…
– И что же получается? – Раскрасневшийся Гайк с размаху грохнул по столу кулаком, неубедительным по размеру, но мосластым, словно кастет, заставив все плошки, тарелки, бокалы и бутылки подпрыгнуть. – Как Фридриху, так сразу и императорский титул и такой интересный туристический маршрут, а как бедному Цезаряну, так кукиш с маслом? Нехорошо получается, дорогой, ох, нехорошо!..
– Уймись, – попытался утихомирить разгулявшегося друга Леплайсан, но тот и слышать ничего не хотел, заведясь не на шутку.
– Барбаросса вон уже и команду сколачивает для похода, а я? Вы же точно что-то такое знаете, шевалье! Вам тоже что-то напомнило мое имя, я же заметил – не слепой! Зачем скрываете, понимаешь?..
Как и всегда, когда он волновался, кавказский акцент в его речи проступал, как жир сквозь оберточную бумагу. Было видно, что Цезарян теперь ни за что не отвяжется.
«А-а, будь что будет! – решился Георгий. – Мне-то что за дело, в конце концов? Тут историю вдоль и поперек кромсают, кто как пожелает, а я манерничаю…»
– Гай Юлий Цезарь… – начал он мученически, возведя очи горе, чтобы не видеть оживившегося Гайка, чуть не выпрыгивающего из колета от любопытства.
Хотя старался Арталетов выражаться как можно более конспективно, чтобы, не дай бог, не затронуть еще какую-нибудь скользкую тему (кто знает, может, за соседним столом сидит какой-нибудь Помпей, или Марк Аврелий, или даже Ганнибал: имя-то во Франции распространенное!), лицо Цезаряна прояснялось с каждым словом рассказчика. Судя по всему, он уже ощущал на плечах пурпурную императорскую тогу, а у ног видел поверженную Европу… Хотя бы заманчивую Италию…
– Черт меня побери со всеми моими потрохами! – восхищенно выдохнул он, едва Жора подвел черту под своим экскурсом в античность. – Шевалье д’Арталетт! Дайте я вас расцелую! Пусть Фридрих подавится своей паршивой короной! Меня ждет золотой венок!..
Отбиться от темпераментного «римлянина» Арталетову удалось только с помощью шута, во время повествования сперва скептически качавшего головой, но мало-помалу тоже увлекшегося.
– Трактирщик! Вина моим друзьям! – щедро распорядился Гайк, когда его бурный восторг удалось загнать в более или менее пристойное русло. – Все, господа! Войны в ближайшее время не предвидится, поэтому завтра же беру у Генриха окончательный расчет и тоже начинаю собирать отряд. Вы не желаете присоединиться, милостивые государи?..
– Не торопись, – мрачно изрек Леплайсан. – Бывал я в этом Риме. На редкость паршивый городишко, замечу я вам… К тому же это республика, а республиканцы – это вам не какие-нибудь там сарацины или мавры… Не завернули бы они вам, ваше величество, салазки назад.
– А-а! – беспечно махнул рукой Гайк, махом осушая кубок фалернского – какое же еще вино мог пить будущий великий император кроме фалернского? – Лиха беда начало… Посмотрим, что там за республиканцы! Мне бы только Альпы перевалить… Мой ведь принцип какой? Пришел, увидел, победил!
Жора про себя поклялся зашить свой болтливый рот: подумать только – вчерашний полуграмотный наемник на глазах превращался в настоящего Цезаря!
Цезаряна уже несло…
Он, покачиваясь, поднялся во весь рост и, забросив на плечо болтающийся конец плаща, простер длань в сторону остальных пирующих:
– Слушайте, граждане Рима! С вами говорит сам император Гай Юлий Цезарь!..
В трактире повисла гробовая тишина. Лишь где-то в дальнем конце продолжал куражиться в стельку пьяный крестьянин, вообразивший себя присутствующим на сельской свадьбе, причем в роли шафера.
– Го-орько! Го-орько!..
Нарушителю тишины дали пару раз под ребра и разок в зубы, после чего он заткнулся, прочувствовав наконец всю важность момента: не каждый день с простым людом разговаривает сам император. Никого не волновало, что император какого-то Рима, о котором большинство присутствующих просто не слышали (Папа Римский и тот жил в Авиньоне), да к тому же с перепою, должно быть, принимает коренных парижан за своих подданных.
К сожалению, выслушать речь Цезаря до конца им не довелось, так как из-за дальнего столика тут же поднялся худощавый господин средних лет в скромном костюме темного колера и произнес угрожающе:
– Это кто там гавкает?..
Гайк с готовностью повернулся на голос, и рука его привычно сцапала эфес шпаги.
– Кто гавкает?! С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает сам Юлий Цезарь, император Рима!
– Посмотрите на него! – завизжал, озираясь по сторонам, горожанин. – Это же самозванец! Всему Парижу известно, что Юлий Цезарь был моим отцом!..
«Сумасшествие заразительно, – горько подумал про себя Георгий, исподтишка оглядываясь: вдруг объявится еще один Цезарь, а то и несколько. – Ох, и Цезарей скоро будет в местных психушках!.. Слава богу, Наполеонам-то с Гитлерами и Элвисами Пресли вроде бы рановато…»
– Кто это? – спросил он шепотом у Леплайсана, но тот в ответ только пожал плечами, выпятил нижнюю губу и выразительно покрутил пальцем у виска.
Что ж, в этом Арталетов не сомневался ни секунды.
– Это Жозеф Скалигер![36] – прошептал с другой стороны какой-то добродушный толстячок: то ли шепот Георгия был недостаточно тихим, то ли горожанин обладал поистине феноменальным слухом. – Ученый философ… Доказывает всем встречным и поперечным, что ни русских, ни монголов тут никаких не было и в помине, Христа, дескать, распяли полторы тысячи лет назад, Париж основали всего на двадцать лет позже, а Троянской войне, в которой мой дед под командованием Аякса, графа Фландрского, участвовал, – две с большим лишком!.. Псих, однозначно.
Ответить Жора не успел, поскольку через секунду, под аккомпанемент заинтересованного женского визга и одобрительных мужских возгласов, вовсю зазвенели добрые клинки…
– …И нанес ему шпагой проникающее колото-резаное ранение в область ягодичной мышцы, – зачитывающий протокол чиновник был истинным воплощением судейской бюрократии, – тем самым нанеся потерпевшему повреждения, характеризующиеся Королевским уголовным уложением как менее тяжкие…
35
Цезарь (лат.).
36
Скалигер, Жозеф Жюст (1540–1609) – французский филолог-гуманист, издатель и комментатор античных текстов. Скалигер первым показал, что древняя история не начинается и не кончается греками и римлянами. Считается основателем современной хронологии. Его отцом действительно был Юлий Цезарь (Жюль Сезар) Скалигер (1484–1558), французский филолог, критик, поэт, авантюрист. Настоящее имя – Джулио Бордони; родился в Падуе (Италия).
- Предыдущая
- 31/67
- Следующая