В когтях неведомого века - Ерпылев Андрей Юрьевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/67
• Следующая

Монарх игриво погрозил Леплайсану и щелкнул пальцами, чтобы лакей, дежуривший с постным лицом у него за спиной, наполнил кубки вином.

– Увы, сир. – Шут с тяжким вздохом скормил своей спутнице остаток винограда, отряхнул ладонь и, шлепнув ее по обширным юбкам, ссадил, несколько обиженную, с колен. – Напротив, я потерял друга…

Король, намеревавшийся было чокнуться со своим любимцем кубками, оставил это намерение и посерьезнел.

– Соболезную всей душой, Леплайсан. Сообщи же мне его имя, чтобы я мог положить осиротевшей супруге твоего друга скромную пенсию от казны и принять под высочайшее покровительство его отпрысков. И расскажи мне, как это случилось. Неизлечимая болезнь? Дуэль? Несчастный случай на охоте?..

Шут вздохнул еще горестнее и одним залпом осушил полный кубок вина, несомненно сваливший бы с ног любого менее крепкого и закаленного, чем он.

– Неужели подло подсыпанный в вино яд или кинжал наемного убийцы?.. – ахнул король, инстинктивно хватаясь за эфес своей грозной шпаги, уже готовый карать направо и налево. – А может…

– Нет, сир, он не умер… Он просто исчез несколько дней назад… Вышел на двор облегчить желудок – мы оба с ним изрядно перебрали накануне – и пропал без следа…

Генрих недоверчиво взглянул на грустно пилящего кинжалом олений окорок Леплайсана и натянуто улыбнулся:

– А-а-а! Я все понял! Это была шутка…

– Увы, сир, – развел руками шут, сотворив огромный бутерброд с ветчиной (опередив тем самым пресловутого лорда Сандвича по меньшей мере на полтора столетия) и сделав знак виночерпию, чтобы не забывал о своей почетной должности, дорогого стоившей в те времена. – Я совершенно не настроен сегодня шутить…

– Неужели ты не успел опустошить его кошелек до последнего су?

– Фу, Генрих, вы вульгарны… – обиделся Леплайсан, критически озирая творение своих рук и раздумывая, не украсить ли его еще и маринованным огурчиком, залезая при этом уже в авторские права Макдоналдса. – Разве в деньгах счастье? Я потерял великолепного слушателя…

Король наконец понял, что его друг действительно не шутит.

– Погоди, – перебил он Леплайсана, схватив его за рукав. – Назови имя своего друга, и самые пронырливые полицейские ищейки, даром жрущие хлеб на моей службе, найдут его! Перевернем всю Францию, словно лавку старьевщика! Если нужно – и всю Европу!..

Шут деликатно высвободил рукав, сбил с него щелчком невидимую пушинку и меланхолично принялся следить, как рубиновая влага вновь наполняет кубок.

– В этом нет нужды, сир… Он исчез в десяти лье отсюда, возле кабачка дядюшки Мишлена. А зовут его…

Не дав Леплайсану договорить, дверь «отеля» распахнулась, и в помещение вместе с порывом ледяного ночного ветра ввалилось несколько человек…

– Ваше величество, – сорвал шляпу рыжебородый здоровяк, приближаясь к столу короля и падая перед ним на одно колено. – Разрешите…

– Ты опоздал, Барбаросса! – заявил король, изображая на лице недовольство, хотя в его глазах, веселых от природы, так и прыгали озорные чертенята: слишком уж забавен был вид сконфуженного рыжего немца. – Чем ты можешь оправдаться? Если опять будешь нести какую-нибудь чушь, я прикажу…

– Причина очень серьезна, сир, – склонил окаймленную венчиком рыжих кудрей плешь огненнобородый Фридрих. – Мне встретился по дороге…

– Дракон?! – ахнул Генрих, хлопая себя по ляжкам. – Новый людоед? Монголы?

– Нет…

– Ну хотя бы болотный вампир!

Барбаросса сокрушенно вздохнул:

– Мы подобрали на дороге дворянина, обобранного до нитки разбойниками…

– Разбойники?!! – взревел король, позабыв про сарказм, и так ахнул кулаком по столу, что все кубки, тарелки и кувшины разом подпрыгнули, будто исполнители ирландской джиги. – В моем королевстве?! В двух шагах от Парижа?!!!..

Леплайсан, наоборот, встрепенулся, словно пробудившись ото сна.

– Дворянин, говоришь? – Глаза его, превратившиеся в два стальных буравчика, пытливо впились в лицо немецкого увальня. – Где же он?

– Всех перевешаю! – продолжал бушевать король, явно рисуясь перед томной блондинкой, стрелявшей в него глазками через несколько столов. – А главаря – на… На кол, на кол его!

Барбаросса пожал плечами и махнул в сторону дверей, откуда два здоровенных, под стать предводителю, ландскнехта тут же подвели какой-то непонятный сверток, нетвердо перемещающийся на двух покрытых грязью босых ступнях.

Мгновение, и перед заинтересовавшейся разворачивающимся действием публикой предстал совершенно обнаженный и грязный донельзя субъект, смущенно прикрывавший руками причинные места.

Король было зажал нос от заполнившего все помещение смрада, но его шут подался вперед, чтобы рассмотреть пунцовое от стыда лицо пришельца, и тут же вскочил на ноги.

– Дорогой, д’Арталетт! – Нисколько не брезгуя ну очень антисанитарным состоянием бывшего собутыльника, Леплайсан заключил нашего героя в объятья и, повернувшись к королю, замершему с отвисшей челюстью, объявил: – Это и есть мой пропавший без вести друг, сир. Шевалье д’Арталетт, благородный путешественник!

– И где же ты его откопал, Фридрих? – вернув со стуком челюсть на место, спросил Генрих. – На помойке? Или в нужнике? Клянусь потрохами Папы Римского, ты нашел самый грязный во всей округе!

И первый захохотал, донельзя довольный своей шуткой, тут же украдкой записанной не менее чем десятком угодливых подданных «для истории». Вслед за ним захихикали, загоготали, заржали все присутствующие, не исключая саму мишень шутки, сперва криво усмехавшуюся, а уже через секунду нервно хохочущую вместе со всеми…

Еще через час Георгий, до блеска отмытый, надушенный и переодетый во все чистое из гардероба Леплайсана, Фридриха, Гайка и самого короля (пожертвовавшего для рассмешившего его гостя едва ли не самое главное – старый берет со своей курчавой беарнской[21] макушки!), но все равно слегка благоухавший болотом сквозь все изысканные ароматы парфюмов, модных в этом сезоне, сидел за одним столом с королем, шутом и двумя спасшими его дворянами, отдавая должное великолепному поросенку со специями, зажаренному целиком, и, конечно же, отличному вину. Вино, слава Всевышнему, оказалось не фалернским, а бургундским, но все равно забирало ничуть не хуже.

Жора уже успел поведать своим спасителям (теперь уже без всякой иронии) горестную историю своих скитаний. Пришлось, правда, чтобы не стать сразу же клиентом одного веселого дома, придумывать на ходу достойную замену всяким говорящим котам и волкам, Бабе-Яге, «избушу» на петушиных ногах и чудесному клубочку, умолчать о пропаже хрономобиля и своей граничащей с клинической формой идиотизма доверчивости, но зато он отыгрался на своих обидчиках. Георгий мстительно расписал во всех подробностях злодейскую шайку дровосеков, возглавляемую юной негодяйкой в красном головном уборе неопределенного фасона, причем портреты главаря и наводчицы вышли такими яркими, что их сразу можно было клеить на стенд «Их разыскивает милиция». Или полиция. Или то, что в этих краях ее заменяло.

Наш герой слишком поздно сообразил, что девушку он приплел совершенно напрасно: не по-мужски это – ябедничать большим дядям на обидевшую ненароком девочку, но было уже поздно… Некий серый человечек в огромном берете так споро и похоже зарисовал «со слов потерпевшего» портреты, что любой составляющий фотороботы милицейский художник был бы посрамлен и унижен.

Опять же, из рассказа вытекало, что банда таскала свою жертву за собой несколько дней, постепенно раздевая и подвергая перманентным унижениям до тех пор, пока, прискучив, не бросила свою игрушку в болоте совершенно обнаженной.

«Не вяжутся у тебя концы с концами, – сказал бы на это беспощадный к врагам народа и представителям интеллигентской прослойки черный кот Баюн, имевший, согласно заветам Железного Феликса, холодную голову, горячее сердце и чистые руки… пардон, когти. – Контра недобитая…»

• Предыдущая
• 20/67
• Следующая