В когтях неведомого века - Ерпылев Андрей Юрьевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/67
• Следующая

Долго ли мчался за клубком Арталетов или коротко, но в конце концов тот начал понемногу замедлять движение, возможно, выдыхаясь, а может быть, и жалея «ведомого», которому казалось, что еще один шаг – и он рухнет в лесную траву, чтобы больше не подняться, поэтому последние несколько сотен метров Жора прошел чуть ли не прогулочным шагом за медленно катящимся в двух метрах впереди поводырем.

В груди сипело и хрипело не хуже, чем у говорящего волка, ноги дрожали и подгибались, болванка хрономобиля, болтающаяся на цепочке, набила столько синяков на ребрах, что хотелось сорвать ее и зашвырнуть куда-нибудь к чертовой матери, пот застилал глаза…

Наконец в редколесье клубок остановился, будто говоря: «Все, пришли», и Георгий без сил упал на колени, привалившись плечом к сосновому стволу, на глазах превращающемуся в кленовый. Рука сама собой нащупала «луковицу» хрономобиля и нерешительно замерла на кнопке возвращения. Перед глазами все плыло, и лишь самый краешек сознания улавливал, что они давно видят что-то красное…

Головокружение проходило, оставляя лишь огромную неподъемную слабость, всегда следующую за мышечным перенапряжением. Мозг постепенно получал возможность воспринимать краски окружающего мира, щебет птиц, стрекот кузнечиков на близком лугу, залитом ярким солнечным светом, который виднелся за редкими древесными стволами.

Красное пятно, на которое Арталетов пялился уже битый час, оказалось парой изрядно поношенных сапог, вернее, ботфортов с мягкими голенищами, приспущенными гармошкой. Обувка сиротливо стояла посреди небольшой полянки, под огромным раскидистым дубом, словно приглашая: «Возьми нас с собой, прохожий!»

В обычной обстановке Жора никогда бы не посягнул на чужую собственность – не то у него было воспитание, но босые ступни, перемазанные грязью и травяным соком, сбитые в кровь, ноющие, как больные зубы, выглядели настолько жалко, что, превозмогая стыд, он подполз на коленках к дару Фортуны[19] и протянул к нему руку…

Какой удар судьбы! Сапоги едва налезали Жоре на руку и годились, несмотря на сугубо мужской, «мушкетерский», фасон, только на девочку-подростка, так мал был их размер.

«Тридцать второй? – гадал Георгий, вертя в руках сапог-маломерок, подметка которого была сбита и аккуратно починена, будто носили его не менее десятка лет. – Нет, вряд ли… Не больше двадцать девятого…»

– А ну поставь на место, фармазон! – раздалось откуда-то сверху негодующее восклицание. – Беспредел! Ни на минуту нельзя прохаря оставить без присмотра – тут же ноги приделают!..

Тембр голоса был неприятно знакомым, мурлыкающим… Неужели Баюн так опередил путешественника? Да нет, крылья у него вроде бы отсутствовали… Да и сапог у него вроде бы тоже не наблюдалось, а если бы и были, то никак не красного сафьяна, нарядные, с кокетливо вырезанными зубчиками на раструбах, а скорее уж сверкающие гуталином, хромовые офицерские, с тяжелыми металлическими подковками, которыми так удобно пинать «врагов народа» в самые интересные места… Да и высоковат для хрипатого бабкиного любимца был голосок.

Откуда-то сверху посыпались сучки, листья и прочий мусор, а через мгновенье к ногам по-прежнему сидящего на траве и сжимающего в руках лилипутский сапожок Арталетова спрыгнул какой-то невеликий росточком субъект в дорожном кафтане темной расцветки и широкополой шляпе с петушиным пером.

Хозяин обувки кипел праведным гневом, но, увидев бедственное состояние путешественника, тут же сменил гнев на милость (хотя сапоги все же отобрал без промедления самым решительным образом).

– Прошу прощения за столь неучтивый поначалу тон, – рассыпался он в извинениях, торопливо обуваясь. – Я было там наверху решил, что вы, сударь, обычный бродяга, решивший поживиться за чужой счет, но, спустившись, сразу признал благородного человека, пусть и подвергнувшегося незаслуженным лишениям и опасностям… Позвольте представиться – Кот в сапогах!..

Странный незнакомец сорвал с головы шляпу и странным финтом подмел ею траву, будто невзначай смахнув при этом путеводный клубочек, не подававший, впрочем, уже никаких признаков жизни.

Под шляпой и в самом деле обнаружилась круглая кошачья физиономия с небольшими остроконечными ушами на макушке и роскошными фельдфебельскими усами…

– Герцог?.. – с почтительным пиететом обратился Кот к путнику, водрузив шляпу (вместе с клубочком) на ушастую голову. – Маркиз?.. Граф?.. Барон?..

– Шевалье, если позволите, – ответил смущенный Георгий, отчаянно стесняющийся своего невысокого титула, к тому же чисто фиктивного. – Шевалье д’Арталетт, к вашим услугам…

– Сударь… – Упитанный, рыжий, с белыми подпалинами кот, со всем возможным участием выслушавший горестную историю скитальца, являл собой истинный образец благородства, не то что его черный собрат, неведомо где нахватавшийся «энкавэдэшных» замашек. – Я, как и любой благородный… кхм-м-м… благородное существо на моем месте, не могу оставить вас без дружеской помощи во враждебном вам краю…

Георгий слушал велеречивые признания ушастого краснобая вполуха, едва сдерживая благодарные слезы: ничего так не дорого усталому и страждущему путнику, как доброе сочувственное слово…

– Я, знаете ли, шевалье, – продолжал кот, – филантроп в душе. Сам золотых хором, как видите, не нажил, но помогать ближнему своему – моя слабость. Я бы даже сказал: профессия. Помнится, помог я одному юноше как-то…

Нельзя сказать, что история маркиза Карабаса была доселе неизвестна Арталетову, но в изложении, так сказать, главного действующего лица, да еще столь мастерски… Он поневоле заслушался.

– Сейчас, – наконец завершил свое долгое повествование кот, – маркиз живет-поживает с королевской дочерью в бывшем замке Людоеда, который освободил для него не кто иной, как ваш покорный слуга, растит детей и внуков и лишь иногда вспоминает добрым словом своего бескорыстного благодетеля… – при этих словах кот загрустил.

– Так вам немало лет? – несколько сменил направление темы, явно малоприятной для усатого рассказчика, Георгий. – А по виду не скажешь…

– О да!..

За разговорами собеседники не заметили, как солнце перевалило за полдень и начало склоняться к западу, туда, где на невысоком зеленом холме возвышался чей-то белоснежный замок под красными готическими крышами, отсюда напоминающий вырезанную из бумаги искусную поделку-оригами.

– Ой, что-то мы с вами заболтались! – всполошился кот, хватаясь за свисающий с шеи Георгия хрономобиль и пытаясь выяснить время по его циферблату, для этого дела не приспособленному, и попутно прикидывая его на вес. – Сколько времени, вы не подскажете?

– М-м… Это в некотором роде не часы… – Наш герой деликатно, как мог, выпростал прибор из когтистой лапы и спрятал за пазуху. – Так, талисман… Дорогой моему сердцу сувенир, – поправился он.

– Ради бога, ради бога! – Кот сделал отстраняющий жест обеими лапами. – Я хотел узнать точное время, только и всего… Кстати, если судить по положению солнца, сейчас час дня, самое большее – половина второго. Королевское время…

– Королевское время? – заинтересовался Арталетов.

– Да-да! В два часа дня здесь обычно, направляясь в свой охотничий замок, проезжает король со своей свитой… Наш Генрих обожает охоту больше всего на свете, замечу я вам, шевалье! Вы бы только видели, какое это красивое зрелище – сотня дворян во главе со своим повелителем! Роскошные одеяния, развевающиеся плюмажи, великолепные кони, блеск украшений и лязг оружия! Охотничьи собаки… Ну, о собаках, простите меня, не будем…

– А вы не знаете, – Георгий вспомнил имя единственного человека, который мог бы ему здесь помочь, – такого дворянина по имени Леплайсан, господин кот? Возможно, он бывает в свите короля…

Кот в неподдельном возбуждении даже вскочил на лапы, распушив бело-рыжий хвост.

– Не знаю ли я Леплайсана? Да вы, наверное, хотите смертельно оскорбить меня, господин д’Арталетт! Кто же во Франции не знает нашего дорогого насмешника Леплайсана, королевского шута!

• Предыдущая
• 17/67
• Следующая