Объективная реальность (СИ) - Тарханов Влад - Страница 25

В голосе вождя сквозила ирония.

— Это самый лучший вариант развития событий, к сожалению, он маловероятный, но приблизить его возможно. Даже используя не самые красивые методы, но это необходимость.

— Тельман уже ведет переговоры с социалистами насчет создания единого фронта. Сложно идут переговоры. Очень сложно.

— Понимаете, товарищ Сталин, такой фронт имеет то, что называют «ядерный электорат» — те самые тридцать шесть-семь процентов избирателей, которые в любом случае будут за них голосовать. Но объединение, которое станет реальностью, позволит притянуть еще какое-то число голосов. Которые должны сделать их самой многочисленной фракцией в рейхстаге. Но это только одна сторона процесса.

— Но есть еще правая часть электората, которая ориентирована на буржуазные партии, католические организации, но тут есть интересные мысли, как опустить их рейтинги, заставить часть избирателей перейти в «болото» — колеблющуюся часть. В общем, есть с кем работать. Кроме того, в самой НСДАП есть серьезное противостояние между СА и СС, точнее, отрядами Гиммлера и Ремом. В 1934 году Рема и преданную ему верхушку отряды СС просто вырежут. Моё мнение — нам необходимо начать работу с Ремом и его ближайшим окружением. На него есть чем воздействовать. Будет очень полезно, если он пустит кровь эсесовцам, а это будет большой минус для нацистской партии.

— Рем лучше Гиммлера? — спрашивает Сталин.

— Для нас, наверное, да. Гиммлер хитрее, опаснее. Рем более прямолинеен, туповат. Его легче прогнозировать. Кроме того, Гитлер не переносит гомосексуалистов, а вот в СА Рема такие отношения. Особенно среди верхушки организации очень популярны. Скажем так, Рема терпят пока он очень полезен. Но Гиммлер уже набирает влияние. Так что да, знаете, ведь массовые казни и убийства мирных жителей нашей страны — это все проводилось под непосредственным руководством Гиммлера. Он даже приезжал, чтобы лично смотреть, как в окрестностях Минска расстреливают людей. Впал в истерику и стал требовать, чтобы массовые казни проводили коллаборанты из местных, а части немецкой армии и зондеркоманды СС только наблюдали и корректировали работу…

— Я не ошибаюсь, но вы их всех очень сильно ненавидите? — спросил Киров. — Это не помешает вам исполнить вашу работу, товарищ Кольцов?

И в голосе наркома внутренних дел слышалась искренняя озабоченность.

— Понимаете, я не считаю их людьми. Звери. Дикие, бешенные звери. И их необходимо уничтожить. Всех. Чтобы даже тени от них не оставалось. Но я всё понимаю. Это не сейчас. Надо исходить из возможного. Поэтому могу сказать, что кроме вооруженной силы, нам надо еще дать социалистам экономическую программу. То, что даст возможность улучшить благосостояние простых немцев. Без этого все наши усилия пойдут насмарку.

— Вот как? И что тут можно предложить, товарищ Кольцов?

— Введение элементов государственного капитализма. Сейчас широкая программа строительства дорог очень высокого качества, так называемых автобанов. Она должна сочетаться с программой общественных работ, которые обеспечат безработных Германии средствами для жизни, снимут остроту социальных проблем. Плюс широкая программа промышленного строительства с использованием интересных финансовых механизмов кредитования, которое не разгонит инфляцию. В общем, есть такая программа, ее в своё время и реализовал Гитлер.

— А это может быть интересно, постарайтесь с этого места подробнее, товарищ Кольцов.

Глава тринадцатая. Мюнхенская рапсодия

Глава тринадцатая

Мюнхенская рапсодия

Мюнхен

13 июля 1932 года

Это небольшое кафе на окраине Мюнхена и носит название «Элефант», на его вывеске нарисован, естественно, слон. В интерьере много что напоминает о названии, в том числе настоящий слоновий бивень, который висит над барной стойкой. Этот район города довольно респектабельный, здесь живут буржуа, простите, бюргеры, солидные работники банков, государственные управленцы. Местные заведения аналогичным образом несут в себе оттенок этой смой буржуазной порядочности. Впрочем, несколько плакатов с нацистской символикой тут присутствуют. Как я очутился в Мюнхене? Да ничего сложного, как оказалось на практике.

Вы знаете, что образ человека меняется, стоит тому снять очки? Дело в том, как я попал в Кольцова, то удалось его здоровье как-то улучшить, особенно зрение. В Москве я носил очки с толстыми стеклами и нулевыми диоптриями. То есть, самое простое стекло, чтобы не выбиваться из образа. А тут сам Бог велел из образа выйти, покинуть зону комфорта. Чего проще? Снял очки, чуть подкрасил волосы. Изменил прическу, стиль одежды — теперь перед вами обычный средней руки бизнесмен в неплохом деловом костюме-тройке тёмно-серого цвета. А что в жару, так положение обязывает. Деловой человек без костюма и шляпы — нонсенс. Правда, в кафе шляпа перекочевала на вешалку, а вот костюм остался на мне. Сижу, потею. Четверть часа назад я позвонил в пансион «Сокол» и попросил к телефону хозяйку. Потом произнёс фразу-пароль и назначил встречу в этом заведении мюнхенского пищепрома. По такой жаре хотелось заказать местного светлого пива, но воздержался. Кто знает, что придется делать и как реагировать. А вот кофей тут оказался более чем приличен. Поскольку время ближе к обеденному, заказал к нему штрудель, только не говорите, что это чисто австрийское блюдо. Его тут тоже хорошо знают и умеют делать, во всяком случае, этот, с яблоками, оказался выше всяких похвал.

Примерно через пятнадцать минут в кафе вошло несколько подозрительных личностей. Почему подозрительных? Потому как заняли такие места, чтобы меня хорошо видеть, а самим оставаться в тени. Не сомневаюсь, что это люди Маргариты Грунди-Вноровской. Стоп, она же тут под другой фамилией скрывается. В общем, ее пансион — это тот еще клоповник, место, прикормленное разными нехорошими разведками. Во всяком случае, вот эти двое, которые вошли первыми, и один из них уселся недалеко от входа, это немцы, а вот девушка, что зашла следом, скорее всего, русская. Слишком красивая для немок. Почему я не боюсь? Так моё сопровождение заняло места в этом кафе заранее, кроме того, пара специалистов силовой поддержки наблюдает снаружи и готова вмешаться, если что-то пойдет не так. Среди тех, кто в кафе парочка немцев — это люди Вильгельма Пика, одну мы уже встречали, и мне Кольцов по ее поводу мозг вынес. И именно ее дали мне в качестве сопровождения. Мария Остен, любовь и роковая звезда Михаила Кольцова. Судьба опять и опять их сталкивает. Хрен тебе Миша, а не Маша Остен! Жить хочешь? Отвали! Еле загнал его в самый дальний уголок подсознательного, а то мешает, честное слово, отвлекает в самое неподходящее время. Интересно другое, эта тройка — всё, или с мадам Маргаритой будет кто-то еще?

Минут через десять всё стало ясно: в кафе зашла этакая живенькая старушка, сухопарая, с весьма неприятным взглядом, острым носом и каким-то неправильным подбородком, весьма неприятная особа, доложу я вам. С нею зашёл… шкаф. Если вы помните фразу про славянский шкаф, так вот — передо мною был оный. Росточком под два метра, широкоплечий, весь — комок мышц, по сравнению с ним миниатюрный Миша Кольцов — плюшевый детский медвежонок. Такого только валить наглухо, и из Магнума сорок пятого калибра, не иначе. В общем, мадам решила сразу же расставить акценты, показать кто есть кто, и за кем сила. Забыла, мать, что сила в правде? Так мы ей сейчас напомним!

— Фрау Фельцман? Знаю, что у вас сдается роскошный номер с видом на холмы.

— Простите, у нас вид из окна самый обычный, вас ввели в заблуждение.

Ну хорошо, паролями мы обменялись. Вижу, что у моей собеседницы губы вытянулись в струнку. Она явно не любит неожиданные ситуации.

— Я чего-то не пойму, господин…

— Для вас Макс Йорген, госпожа Грунди.

Опять неожиданность. Чуть заметно дернулась бровь. Проняло? Замечательно!