За звездным горизонтом (СИ) - Котов Сергей - Страница 9

— Он был женат? — Удивился я, — редкость… безумие какое-то…

— Согласен, — кивнул Коля, — клиника. Тут врачи и следователи должны разбираться. Это уже не наше дело.

Ещё никогда с таким облегчением я не воспринимал эти слова: «не наше дело».

Я обвёл взглядом комнату. И только теперь заметил, что сам хозяин помещения сидит на огромной кровати с балдахином, прислонившись к вороху подушек и накрывшись толстым одеялом. Он выглядел совсем как живой; я даже вздрогнул. И только потом в полумраке вспомогательного освещения понял, что кожа у него неестественно синюшная.

Я хотел подойти к нему. До этого я никогда не видел вечного настолько близко. «Вечного, — подумал я, — какая злая ирония… кажется, они сами себя так называли!»

— Гордь… — тихо позвал напарник, — пойдём отсюда. Откроем проход. Не хочу я здесь…

— Надо проходчика предупредить, — автоматически заметил я, — чтобы не вздумал отводить щит…

— Надо, — кивнул Коля, после чего развернулся и твёрдым шагом вышел из спальни, которая стала склепом.

Я последовал его примеру, но перед выходом не выдержал — обернулся. Кажется, голова бывшей хозяйки посмотрела на меня насмешливо и подмигнула.

Я потряс головой и ускорил шаг.

Глава 3. Первые и вторые

Гордей проснулся в шесть утра по корабельному времени. Необычно рано: как правило, он вставал в половину восьмого, разумеется, безо всякого будильника.

Происшествие подействовало на него сильнее, чем могло показаться. Ему снились тревожные сны. В них была Нина. Она приходила в его каюту и стояла над кроватью, где он спал, глядя на него с немым укором. Гордей словно видел эту сцену со стороны, но не мог пошевелиться или вообще хоть как-то отреагировать. Он будто бы висел в воздухе, связанный по рукам и ногам, ещё и с кляпом во рту.

Когда Нина начала склоняться над ним, приближая своё обезображенное лицо к его груди, он попытался закричать — так, что заболели рёбра. Он поперхнулся, закашлялся и, наконец, проснулся.

После пробуждения Гордей активировал яркое освещение и пошёл в кухонный блок, где выпил тёплый стакан минеральной воды с магнием.

Это помогло. Кошмар постепенно отступал.

Анализируя сновидение, он понял, что какая-то деталь случившегося не даёт покоя его подсознанию. Тот ужас, который случился с Ниной, казался смутно знакомым.

Гордей принял душ. Прохладные струи воды окончательно разогнали сонливость, мозг вошёл в нормальный рабочий режим.

После душа он сделал кофе и сел за большой терминал, установленный на письменном столе. Отхлебнул пару глотков, и активировал машину. Потом зашёл в папку с личными записями и какое-то время растерянно водил курсором по файлам, упорядоченным по времени написания.

Очень многие члены экипажа вели личные записи. Это было совершенно обычным делом — так поступать рекомендовали психологи. Записи давали иллюзию контроля над собственной памятью.

Чем дальше от сегодняшнего момента отстоит воспоминание — тем меньше деталей может воспроизвести человек. Вчерашний день в норме люди в состоянии вспомнить если не по минутам — то по часам точно. Потом точность падает. Через неделю мы помним только одно — два главных события дня. Потом — ключевые события месяца, года и так далее. Постепенно в памяти остаётся то, что вызвало наибольший эмоциональный отклик. Но и эти события стираются, когда человек живёт очень долгую жизнь.

Первые сорок лет полёта Гордей не вёл никаких записей. Он не испытывал сантиментов относительно своих земных воспоминаний, как не верил в их особенную ценность. Больше того, некоторые вещи он был бы совсем не против забыть. Ну а если что-то останется спустя век — значит, как тому и быть.

Однако во время сорок первой весны полёта, гуляя по парку, он вдруг понял, что не помнит, как пахнет летнее море. Эмоции и ощущения остались, при желании можно было бы даже воспроизвести их с помощью глубокого виртуала, там, где эмулируются даже запахи — но ведь это будет уже новое воспоминание, новый опыт. Кто знает — будет ли он отличаться от того, который был когда-то там, на Земле?

В памяти ещё оставались самые яркие моменты летнего отпуска отца, когда они впервые поехали на море. Ему пять лет. Море народа на вечерней набережной в Адлере. Аттракционы, на которые его не хотели пускать из-за ростомера. Детское разочарование, которые быстро стёрлось после шоколадного лакомства в ресторане…

А вот запах — как отрезало. Только отголоски эмоций.

Нельзя сказать, чтобы это открытие очень уж напугало Гордея. В конце концов, он ведь знал, что так будет. Просто он впервые на собственном опыте ощутил поступь вечности, которая маячила впереди.

После этого он начал вести записи. Сначала думал описать самые яркие моменты, сохранившиеся в памяти, в хронологическом порядке. Но потом записи начали прыгать; воспоминания неожиданно цеплялись одно за другое через года, складываясь в странный узор его жизни, вовсе не похожий на прямую как стрела шкалу времени.

Про детство он много писать не мог. Чувствовал, что где-то глубоко, под завалами жизненного опыта, полученные раны всё ещё на месте. Они не зажили и не затянулись — их просто закрыли слои следующих лет. Много слоёв. Тонны. Достаточно, чтобы почти ничего не чувствовать. И раскапывать их было не очень разумно.

Воспоминания юности были куда приятнее. Успешная карьера разведчика, поступление в технологический после объявления мира, радость новой жизни… эти файлы он даже иногда просматривал, для поднятия настроения, если вдруг после очередной прогулки под звёздным небом на внешней палубе накатывала меланхолия.

Гордей собрался было открыть рассказ о поступлении в университет, написанный шестьдесят лет назад, но потом вдруг вспомнил кое-что иное. Это было похоже на вспышку, когда два изображения вдруг наложились в мозгу.

Логово вечного и горы трупов, которые они нашли. Запах крови он, кстати, помнил прекрасно. Как и обезглавленный труп женщины со вскрытыми венами, обвязанный проводами.

От волнения у него даже во рту пересохло. Он открыл доступ к универсальной энциклопедии и нашёл большую статью о гибели Вечных в последние дни Гражданской. Начал просматривать графическую информацию. Обычное сообщение о тяжёлом для восприятия контенте даже не появилось — его приоритет как следователя по-прежнему действовал.

Так и есть. В тех редких случаях, когда в помещениях вечных оказывались женщины — жёны, наложницы, любовницы и даже дочери — их убивали схожим образом: подвешивая к потолку и вскрывая вены. В некоторых случаях им отрезали головы. А однажды следователи обнаружили тело с ранами на шее, будто кто-то неумелый пытался отрезать голову, но у него ничего не получилось.

Расследованию этих смертей было посвящено много сотен томов, а следствия длились годами. Однако итоговый вывод не отличался сенсационностью: понимая, что они проиграли, Вечные предпочли смерть, забрав с собой всех ближайших сподвижников и личную гвардию. Анализ крови у погибших показал наличие психоактивных веществ в сложной комбинации, которая отличалась в разных бункерах. Вывод судмедэкспертов был однозначный: перед смертью они, скорее всего, не страдали.

Гордей достал коммуникатор и набрал Алисию.

— Да, — ответила она после нескольких гудков; её тон был довольно раздражённый.

— Ты одна? — спросил Гордей.

— Да, — повторила врач уже более спокойно, — в изолированном блоке. Мне пришлось проторчать тут всю ночь, читала материалы по секционным правилам. Я всё-таки не патологоанатом и тем более не судмедэксперт.

— Ты очень мужественно держишься, — сказал Гордей, — к самому вскрытию ещё не приступала?

— Пока нет. Начну после отключения движков, когда норму восстановят, — сказала она.

— Ох… оно сегодня? — спохватился Гордей, — совсем вылетело…

— Не удивительно, — тон Алисии смягчился, — на самом деле многие ждут его, теперь расстояние достаточно мало для детального сканирования атмосферы Второй. Уже к вечеру обещают первые данные! Надеюсь, к тому времени управлюсь.