За звездным горизонтом (СИ) - Котов Сергей - Страница 4

Под эти тревожные мысли я задремал, а проснулся уже ночью. Началась гроза, сквозь порушенные плиты перекрытий хлестал ливень. В том углу, где я забился, было относительно сухо — но лишь относительно: по стенам текли влажные ручейки, да брызги периодически задувало прямо мне в бок.

Становилось прохладно, и я съёжился, чтобы максимально сохранить тепло.

Несмотря на непогоду, я не забывал бросать взгляды в сторону берега, где среди камней скрывался условленный грот. Меня мучила совесть: я позволил себе уснуть, а что, если как раз в это время приходили наши? Может, они оставили скутер? Пойти проверить что ли… но вылезать сейчас, при такой погоде, из развалин опасно: даже моё тренированное внимание могло не сработать и пропустить какую-нибудь хитрую растяжку.

Наверно, я бы так и не решился выйти до конца грозы. Но во время очередной вспышки ветвистой молнии я отчётливо заметил тёмные силуэты, прямо возле грота.

Наши или враги? Гадать не было никакого смысла: не рассуждая больше, я начал выбираться.

Минут через пять я уже был на месте. Очень вовремя: бойцы уже собирались нырять обратно в море. На них были чёрные гидрокостюмы и маски, так что я не опознал, кто именно пришёл за мной — но в том, что это были наши, никаких сомнений не было: полыхнула молния, и я отчётливо разглядел на плечах парней красный прямоугольник, символ революционных сил.

Увидев меня, один из ребят снял маску. Сказать, что я обалдел, значило не сказать ничего: это был сам Макаров.

— Ну что, студент! — громко, чтобы перебить завывания ветра, сказал он, — одевайся и по коням!

Я увидел, что в гроте стоит ещё один скутер и кислородный аппарат с гидрокостюмом. Быстро поспешил внутрь.

Переоделся я быстро, но аккуратно. Форму и оружие, как полагается, упаковал в герметичные контейнеры и закрепил в специальном гнезде на борту скутера.

Потом подключил кислородный аппарат. Перед тем, как надеть маску, я сделал глубокий вдох. Из-за грозы морской воздух был насыщен озоном.

В тот момент, кажется, я был совершенно счастлив. Меня не бросили, за мной пришли. И не кто-нибудь, а сам командир! Когда выберемся я, конечно, узнаю, что случилось, и почему эвакуация почти сорвалась. Но в тот момент это было совершенно не важно.

Глава 2. Любовь и древности

Разумеется, на корабле не было никакой демократии. Состав экипажа, должностные обязанности и зоны ответственности подбирались индивидуально лучшими социальными психологами, с учётом всех факторов, даже таких новых и необычных, как отсутствие старения и относительно ограниченное социальное пространство. Поэтому состав Управления был неизменным с момента старта. Судя по тому, что «Москва» приближалась к финальной точке своего путешествия без серьёзных происшествий — эта схема была вполне рабочей. Так, по крайней мере, до сегодняшней ночи считал Гордей.

Управление в полном составе собралось в Координаторской — закрытом помещении, имеющем изолированную систему жизнеобеспечения. Тут отсутствовали любые цифровые приборы или датчики, подключенные к цифровым системам. Мера безопасности, которая могла бы показаться параноидальной. Но только не для непосредственных свидетелей событий Революции Сознания, к числу которых относилось большинство членов экипажа.

Всё оборудование тут было аналоговым: осветительные приборы, проектор, магнитофон для протокольной записи. Окна отсутствовали, а входные двери представляли собой настоящий шлюз с ручным управлением. В центре стоял большой круглый стол с гладкой белой поверхностью, на которой были разложены блокноты и приборы для письма. Возле стола стояли кресла из чёрного кожзаменителя с высокими спинками. Кресел было десять — ровно в два раза больше, чем действующих членов Управления.

На месте председателя сидел Координатор экспедиции Григорий Мерецков. Единственный член экипажа, чей биологический возраст превышал возраст Гордея. До вылета он возглавлял кафедру теоретической физики МГУ. Во время Революции работал на заводах Урала, смог подняться по карьерной лестнице до начальника участка и получить путёвку на переобучение по «Программе восстановления научного потенциала», благодаря которой появилось целое поколение учёных старшего возраста, так называемое «поколение дедов», видным деятелем которого он был. Его семья погибла в самом начале Революции, в период городских побоищ. Он чудом выжил, потому что в тот момент был в командировке на севере.

Координатор носил короткий ёжик, отливающий сединой, и такую же короткую седую бороду. На его лбу полегли глубокие морщины, а кожа на шее чуть обвисла. Все эти признаки старения можно было без проблем убрать с помощью косметических средств и небольших подтяжек, но он не делал этого. Наверняка потому, что в людях всё ещё сохранялось глубоко заложенное, инстинктивное уважение к старшим.

— Я верно пониманию, что система наблюдения оказалась каким-то образом выключена именно в период… происшествия? — спросил Координатор у Гордея.

«Забавно, что главный избегает слова „убийство“, — подметил тот про себя, — даже в таком узком составе».

— Не совсем так, — сказал Гордей, — записи были удалены. То есть, съёмка и запись параметров изначально велись.

— Их можно восстановить? — вмешалась Белла. В отличие от Координатора, главный социолог корабля биологически была самой молодой. На момент инъекции ей было всего девятнадцать, и она пожелала остаться в этом возрасте. Сомнительное, на взгляд Гордея, решение — можно было постареть хотя бы лет до двадцати пяти.

— Точно не могу сказать, мы ведь ограничили распространение информации. Поэтому ни с кем из специалистов по информационным системам я пока не советовался. Но, думаю, скорее всего, нет. Я проверил циклы перезаписи на повреждённых секторах — они были не просто повторно использованы. Служебные наноботы заменили их на другие ячейки, как полагается в случае поломки.

— Что ж, это ограничивает круг подозреваемых, не так ли? — заметил Клемент, главный астрофизик экспедиции. Он получил инъекцию в двадцать семь, но к тому времени уже успел обзавестись обширными залысинами, поэтому казался старше своего биологического возраста. Этому способствовали и очки в тонкой металлической оправе. Исправить зрение — уже очень давно вопрос нескольких минут и пары дней на восстановление, но среди учёных после «поколения дедов» очки были в моде, поэтому на борту они не были такой уж редкостью.

— В определённой степени, — осторожно ответил Гордей.

— Почему это «в определённой степени»? — спросила Белла, — это могли сделать только информационщики. Сколько на борту людей этой и смежных, включая дублирующие, специальностей?

— Пятьсот сорок три человека, — сказал Гордей. Разумеется, эту цифру, как и многие другие, имеющие отношение к дознанию, он успел подготовить и принёс с собой в виде записей от руки в бумажном блокноте.

— Много, — констатировал Клемент.

— Боюсь, что даже ими мы не сможем в полной мере ограничиться, — сказал Гордей, — у нас не было предусмотрено никакой системы контроля за факультативным обучением. Любой желающий мог получить нужные знания с помощью информатория и собственного коммуникатора.

За столом повисло напряженное молчание. Координатор глядел перед собой, сосредоточенно хмуря брови. Большинство смотрели на него, ожидая вердикта и дальнейших указаний.

— Почему мы до сих пор не говорили о мотивах? — вдруг спросил Захар, главный биолог. Он до сих пор сидел тихо, смотрел в стол и только вертел карандаш в своих тонких пальцах пианиста. Он и в самом деле был музыкантом. Его концерты пользовались большой популярностью у экипажа, а за прошедшие десятилетия он смог настолько отточить свой талант, что достиг виртуозности, невиданной никогда в прошлом. Правда, давал он такие публичные представления раз в год — во время новогодних праздников. Говорят, для друзей он играл куда чаще — но Гордей не входил в их круг, поэтому был лишен этого удовольствия.