Целитель 10 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 29

Набрав высоту, советско-индийская эскадрилья взяла курс на юг — там, на самом краю синего моря, ломал горизонт «Энтерпрайз». Серая громада авианосца едва угадывалась в блеске вод и мути испарений.

— Явились, не запылились… — забурчал замполит.

— Нейтрализуем, товарищ капитан третьего ранга! — ухмыльнулся мичман.

Вторник, 27 мая. Утро

Новосибирск, проспект Науки

Лабораторию Браилова пригрели в Институте ядерной физики, и это было удобно, комфортно даже. Крупнейший НИИ, тысячи ученых, маститых и начинающих — затеряться не трудно. А уж секретность «тахионного проекта» точно никого не смущала. Когда это физики-ядерщики работали в открытую?

С утра я малость опаздывал, но не занимал подъездную дорогу в гордом одиночестве — ученая братия и обгоняла меня, и отставала, кучкуясь, чтобы обмозговать проблему, недоступную простецким умам.

Мне понравился главный корпус ИЯФ — выступающие простенки на серой пятиэтажке издали напоминали колоннаду, и здание в точке перспективы гляделось величественно. Туда же сходились темные еловые аллеи, обрамляя подъезд; они подчеркивали и статусность, и сибирский шарм.

Мишка перед отъездом долго и нудно инструктировал меня, пока я не озверел окончательно, но помогло же! Не спалился, всех сличил — и фигуристую Лизу Пухову, и солидного Ипполита Георгиевича, и развеселого Витю Бубликова.

Да и кто бы меня заподозрил? Лицо — Мишкино, и пропуск его, и паспорт, если что. Я усмехнулся, второй раз в жизни минуя проходную «Института ядерной физики СО АН СССР», как значилось на доске у главного входа.

Не такие уж мы и двойники, как оказалось. Внешне — да, а внутренне… Оба Миши Гарины эволюционировали, но время по-разному корежило нас.

Интеллигентские замашки слупило с меня, как шелуху, я приспособился к прошлому, став жестче, тверже, пусть даже злее, безжалостней и беспощадней, а вот Мишка не растратил былую мягкость. Хотя… Но ведь стрелял же он по «суперагентам», прикрывая мою спину!

«Все равно мямля», — улыбнулся я, начиная воспринимать «дубля», как младшего брата, трогательного ботана-недотепу.

Сейчас, правда, из-за разлада с Ритой, он меня больше бесил — неуверенностью своей, дурацкими рефлексиями…

Нет, я и сам люблю порассуждать, задуматься о чем-то, распереживаться даже, но — потом, после решительных действий, а не вместо них.

Растет во мне смутное подозрение, что точку невозврата мы с ним прошли вовсе не на «картошке», когда они с Инкой вдвоем лишились девственности, а гораздо раньше. Возможно, в первые дни после заброса из две тыщи восемнадцатого. В Одессе.

Спасая Марину, я тогда впервые открыл счет умертвиям, убив парочку уголовников — одного застрелил, чтобы не обижал девочек, другого «Волгой» растер по «Москвичу»… И всё! Вернуться к прежнему Мише, задроту с кучей комплексов, уже не выходило. А вот ездил ли на рынок в Бугаёвке мой двойничок?

Или тоже «не получилось», как с Барухом?

«Спрошу!» — пообещал я себе, и резво зашагал в лабораторию.

* * *

Толстая медная жила пружинила, но мне все же удалось наживить болт. Зазвякав ключом на тридцать два, я туго, до скрипучего визгу, затянул гайку.

— Нормально! — заценил седоусый Ипполит Георгиевич, сменивший выглаженный белый халат на синюю спецовку. Тоже, впрочем, аккуратненькую — на широченных штанинах даже стрелки наведены.

Отшагнув, я охватил взглядом грузный диск эмиттера, охваченный индикаторными кольцами, как бочка обручами.

А молодец Мишка! Так резко поднять мощность — это надо уметь! Пока я мусолил новую триггерную схему, он ее довел до ума — там еще, у себя, и не понятно, где.

По будням, видать, припахивал, по выходным, в перерывах между заполошной беготней — с работы в детсад, из садика к бабе Римме или к бабе Лиде, по магазинам… М-да… Отец-герой.

Я вспомнил самый первый эмиттер, занимавший две комнаты в Центре НТТМ. Под его громыхавшими кожухами светилась каскадная чересполосица лазерных лучей, выбивавших из нелинейных кристаллов запутанные фотоны.

Ничего особенного, всего лишь «умноженный» опыт Аспэ. Тысячи спутанных квантов мгновенно обмениваются информацией, а переносят ее тахионы. Вопрос: как их уловить, эти чертовы сверхсветовые частички? Как их собрать в один пучок?

Вот вам и ответ… Рукой в нитяной перчатке я любовно огладил панель эмиттера. Уметь надо!

Завтракавший всухомятку Георгиевич добирал чернушкой с салом — упоительный аромат дразнил мои ноздри, и мысли сразу приняли иное течение. Вспомнилась здешняя столовая и прославленное «блюдо Вексмана» — гуляш с гречкой.

Организм возбужденно заслюноточил…

— Привет, Мишенька! — ласковый Лизин голос обволакивал, проникая до глубин естества и щекоча подкорку. — Что к нам не заходишь? Девчонки специально больше чая заварили! И пирожки были…

— С чем? — живо заинтересовался я, поворачиваясь.

Невысокого роста, Пухова обладала идеальной фигурой и, похоже, стеснялась своей, чрезмерно «бидструповской», женственности. Меня самого, стоило приметить Лизу, посещали «мультяшные» ассоциации — то с Джессикой Рэббит, то с гиноидом Сикс…

Девушка стыдливо не затягивала халат пояском, иначе проявилась бы немыслимая узина талии и амфорная линия бедер. Зато белая ткань отыгрывалась на «верхних девяноста», еле обтягивая высокую грудь.

Перехватив мой нескромный взгляд, Пухова дразняще улыбнулась.

— С луком-яйцом были, — замурлыкала она, прижимаясь ко мне как бы невзначай, — с капустой…

Бесцеремонно обняв Лизу, я приник губами к нежной шее.

— Я, как кошка, лащусь… — пролепетала девушка, задыхаясь. — А ты так и не пришел…

— Да, — ответил я невпопад, заставляя себя думать о таинственном мужике, якобы угрожавшем Пуховой.

— А сегодня зайдешь? Ну, пожа-алуйста! Очень тебя прошу…

Я развернул ослабевшую и покорную девушку, и крепко поцеловал. Даже губы у нее упругие…

— Зайду после работы. На часок. М-м?

— Да-а! — жарко выдохнула Лиза.

Немного отвлекшись от известных переживаний, я ощупал не тело ее, а душу. М-да…

Никакой любовью тут и не пахло. Девушка относилась ко мне с огромной симпатией, но не более того. Страсть, правда, наличествовала, но объяснялась просто — Пухова отличалась не только сексуальностью, но и пылкостью. Моих грубых ласк хватило, чтобы кровь в ее прекрасном организме начала закипать.

— Я на проспекте Строителей живу, — сбивчиво заговорила девушка. — Вот, я тут на листочке накарябала…

Сложенную записку я сунул в карман, созерцая, как вздрагивавшие Лизины пальцы поправляют волосы.

«Если это не свидание, то что? — роились варианты в голове. — Засада? Или подстава? Спрыснем радость, а в бокале — клофелин…»

— Приду ровно в пять, — пообещал я, излучая обаяние, как эмиттер — тахионы.

Тот же день, позже

Новосибирск, проспект Строителей

Проспект Строителей еще пуще напоминал о сибирской тайге, чем улица Терешковой — здесь дома выстроились исключительно по нечетной стороне, а на четной вставал лес густой. И не какие-нибудь хилые осиннички, да квелые ольшаннички, нет — высоченный брутальный сосняк.

Застройка не шибко впечатляла, будучи малоэтажной в стиле пятидесятых, но в отдалении уже взбирались на небо хрупкие «конструкторы» — строительные краны, торжественно обещая сложить высотки из панелек.

Миновав дворец молодежи «Юность», я вышел к Лизиному дому, чей фасад прикрывал ряд тонконогих елей. Подъезд оказался шумным, бездумно расточавшим молодую энергию — в любой квартире пели либо смеялись, испуганно пытались перекричать детский рев или воинственные кличи разбушевавшихся малолеток.

Постучав, я приоткрыл незапертую дверь Лизиной двушки, и просунул голову в темноватую, не слишком загроможденную прихожую: