Укротитель миров: магические твари (СИ) - Рудин Алекс - Страница 3

Возможно, сейчас она рвёт одного из его курсантов!

Капитан выскочил в следующий двор. Из противоположной арки по-прежнему доносился женский визг.

Чёртовы лабиринты питерских проходных дворов!

Бердышев бросился туда, но справа раздался слабый мужской крик, а за ним — яростное хриплое рычание.

Капитан крутнулся на каблуках, вскидывая пистолет, и увидел в тени мусорного бака две барахтающиеся тени.

Захаров?

Лопухин?

Почему не стреляют?

Бердышев прицелился, но тени слились в одну.

Сделав шаг, капитан увидел, как в лунном свете блеснуло длинное стекло. Оно вонзилось в мохнатую шею твари!

Тварь жалобно и пронзительно завыла, а потом завалилась набок, дёргая короткими ногами.

— Жан Гаврилович!

Капитан увидел, как из арки напротив выскочили три тени.

Его курсанты. Все трое!

Значит, целы?

Бердышев коротко ругнулся и бросился к месту схватки.

Тварь зарычала, оскалила длинные жёлтые зубы и кинулась на меня.

Я не стал раздумывать, из какой преисподней взялась эта зверюга. Поджал ноги и рывком выбросил их вперёд.

Получи, гадина!

Крыса легко увернулась. Ударилась боком об угол контейнера и снова прыгнула. Зубы впились в мою руку, разрывая мышцы, и я принялся беспорядочно молотить крысу подошвами кроссовок.

— Отцепись, сука!

Несколько ударов угодили в мягкое брюхо. Крыса дёргалась и рычала, не выпуская моё предплечье.

Чёрт, как же это было больно!

Крысиные зубы вонзались в предплечье, словно тупые иголки. Они не могли резать, зато протыкали руку, превращая её в мочалку из крови и мышечных волокон.

В отчаянии я обхватил крысу ногами и навалился на неё сверху. Когтистые лапы колотили по моим бокам, раздирая куртку и кожу. Под нами хрустело стекло, а контейнер гудел от ударов, словно набатный колокол.

И какого чёрта никто не выбегает на шум? Неужели всем жильцам по хрену, что в их дворе неведомая тварь пытается загрызть человека?

Тварь рычала и грызла мне руку, а я наваливался на неё, пытаясь придушить или раздавить своим весом.

Кажется, я что-то кричал. Или это дыхание с хрипом вырывалось из груди?

Длинные зубы щёлкнули возле самого лица. Я отдёрнул голову, и крыса воспользовалась этим. Она вывернулась и снова бросилась на меня, целясь зубами в горло. Вскочила мне на грудь и опрокинула на спину.

Внезапно время замедлилось. Я видел, как неудержимо приближается ко мне клыкастая пасть. Поднимал изувеченную руку, понимая, что всё равно не успею.

В груди, справа от сердца, что-то дрогнуло. Словно туго натянутая струна проснулась и завибрировала внутри меня. Вибрации мгновенно усилились, и струна зазвучала.

Тварь дёрнулась и заверещала. Звук бесил её и лишал сил. Крыса подалась назад, но вибрации держали её, как сеть держит запутавшуюся рыбу.

Слабое призрачное сияние потекло от крысы ко мне. Оно проникало под одежду и впитывалось в кожу, усиливая резонанс.

Крыса жалобно взвизгнула.

В этот момент я нащупал правой рукой длинный осколок стекла. Схватил его и с размаху всадил в мохнатый бок крысы.

Стекло обломилось. Крыса завизжала, огрызаясь. Но я вцепился в густую шерсть и снова полоснул стеклом — прямо по горящим ненавистью глазам! А затем повалил крысу на землю, заполз сверху и воткнул обломок стекла ей в шею.

Крыса ещё билась подо мной, стараясь вырваться. Но я чувствовал, как слабеют её движения. Наплевав на боль, я давил ладонью на стекло, медленно проталкивая его в крысиную плоть. По изрезанным пальцам текла горячая липкая кровь.

Наконец, тварь судорожно дёрнулась в последний раз и обмякла. Мои пальцы бессильно разжались. Я отпустил стекло и повалился на бок — прямо на вонючий мусор.

В голове звенело, сердце колотилось в горле. Тёмный четырёхугольник неба расплывался в глазах. Мне показалось, что я слышу далёкие тревожные голоса. Тугая струна в груди сыто вздохнула и смолкла.

Я понял, что снова умираю.

— Парень! Парень, ты жив?

Кто-то бесцеремонно потряс меня за плечо, а затем перевернул на спину. Тело пронзила такая боль, что я не выдержал и застонал.

— Он весь в крови! Тварь ему живот распорола!

— Тащите его к фонарю!

Я почувствовал, что меня поднимают и куда-то несут.

— Держись, парень! Слышишь? Сейчас я тебя подлатаю!

Я услышал треск рвущейся ткани и бессмысленно уставился в тёмное ночное небо. Прямо надо мной в чёрной пустоте висел светящийся шар. Желтоватый свет резал глаза, но закрыть их я не мог. Не было сил.

Снова треск. Кожу на животе облизал холодный ветер. А затем горячие руки сильно надавили прямо на рану. Я согнулся от боли, и светящийся шар уплыл в сторону.

— Терпи!

На живот словно высыпали полный совок горящих углей. Я дёрнулся, но кто-то придавил мои плечи к земле.

— Ноги ему держите!

Меня придавили к земле. В животе полыхало пламя, оно сжигало меня заживо. Губы пересохли, я даже заорать не мог. В груди что-то клокотало и булькало.

Это продолжалось целую вечность. Но вот боль ослабела, и я кое-как втянул в себя холодный ночной воздух.

— Хорошо! Отпускайте!

Тяжесть в плечах исчезла, но шевелиться я не мог. Не было сил.

— Что с тварью, Захаров? — спросил кого-то уверенный мужской голос.

Наверняка этот человек привык командовать. В его голосе слышались сила и власть.

— Сдохла, Жан Гаврилович! Он её стеклом зарезал.

Это уже другой голос. Он звучит моложе, и словно оправдывается.

— Учитесь, дебилы! Парнишка в одиночку справился с магической тварью! А вы местность нормально отсканировать не можете! Виктор, почему тварь проскочила?

— Жан Гаврилович, тварь прямо на Марию кинулась!

Жан Гаврилович, надо же! Похоже, у его родителей неплохое чувство юмора.

Парня перебил женский голос — твёрдый и чуточку презрительный. Правда, я сумел расслышать в нём испуг.

— Жан Гаврилович, это была тварь пятого уровня! Я еле успела защиту поставить, а она крутнулась — и обратно в подворотню!

— Помолчите, баронесса! — нетерпеливо оборвал её голос командира. — Десять суток ареста всем! И с рассвета до темноты будете у меня отрабатывать взаимодействие на боевом дежурстве. А после отбоя — драить казарму! Никаких увольнительных!

Баронесса? Необычное прозвище. Но этой девушке оно наверняка подходит. Судя по голосу, у неё манеры настоящей аристократки.

Но о чём они говорят? Какая тварь пятого уровня, какие боевые дежурства?

Где я вообще?

Я чуть повернул голову, и светящийся шар снова появился. Это был фонарь, и на этот раз я понял, в чём его странность.

Фонарь просто висел в воздухе.

Я приподнял голову.

— Очнулся? Ну, парень! Повезло тебе! Ты где живёшь?

Надо мной склонилось незнакомое усатое лицо. Усы подстрижены коротко, аккуратно. По-военному. И форменный берет на голове — малиновый с синим кантом. В свете фонаря блеснула кокарда в виде молнии.

— На Ржевке, — выдохнул я.

Голос был чужой — тонкий и хриплый. Но я этому не удивился. Горло пересохло и болело, словно его скребли наждаком. Странно, что я вообще смог что-то сказать.

Я пошевелил сухим языком и попытался сглотнуть слюну.

— На, попей!

К моим губам прижалось горлышко фляги. Сладкая холодная жидкость потекла прямо в рот. Я сделал несколько глотков, затем опомнился и замотал головой.

— Нельзя!

Я хотел объяснить ему, что при ранении в живот нельзя пить, но сил на длинную фразу не хватило.

Впрочем, военный понял меня.

— Всё в порядке, пей! Раны я тебе затянул, только крови ты потерял много. Тебе сейчас нужно пить, и покой. Так где ты живёшь?

— На Ржевке, — повторил я.

Военный озадаченно посмотрел на меня.

— На дачах, что ли? Ты у кого служишь? Фамилию назови!