Индустриализация (СИ) - Нестеров Вадим - Страница 61

Чтобы было понятно – в те годы Лев Сосновский был если не главным журналистом страны, то близко к тому. Это было чрезвычайно влиятельный большевик с дореволюционным стажем, вхожий в самые высокие верха. Вот он – слева, рядом с Лениным, на закладке памятника Марксу на Театральной площади.

Статья Сосновского в главной газете страны – это было равносильно залпу главного калибра. Тем более, что тема вскоре получила «артиллерийскую поддержку» - в «Молодой гвардии» та же Софья Смидович выпускает два программных материала: «О «кореньковщине» и «О «давидсоновщине».

И вот этот переход в заголовке от фамилии к явлению в статьях Смидович – чрезвычайно важен.

Если Сосновский клеймил Коренькова, то Смидович – кореньковщину.

По сути, Коренькова судили, по меркам нынешнего УК, за «доведение до самоубийства». И, судя по всему, это именно оно и было, причем в чистом виде – вплоть до собственного револьвера времен Гражданской, оставленного униженной и брошенной подруге Риве перед уходом. Но пока Константин Кореньков с братом и другом не "ломанул" кассу Горной академии (с убийством кассира и его жены) - ни о каком серьезном наказании речи не было.

Поэтому Софья Николаевна ставит вопрос гораздо шире – не о преступлении, а о явлении:

«Но Кореньков не один, и кореньковщина только потому нас и занимает, что издевательское, бандитское отношение к женщине, принимая характер общественного явления, не вызывает должного отпора со стороны окружающей среды.

Вот Моргунов—тоже бывший кандидат ВКП (б) и кандидат ВЛКСМ с 1920 года, правда, с большим кандидатским стажем (с 1921 года), 23 лет, женат, имеет ребенка. Дело об использовании Моргуновым служебного положения «путем вымогательства половой связи от нуждающихся в работе и обращавшихся к нему девочек-подростков» привело его к исключению из партии и к отдаче под суд».

По сути, две статьи Смидович – это своеобразный манифест тогдашних властей с предупреждением. «О «кореньковщине» обращена к мужчинам и говорит достаточно простую вещь: «Мужики, хватит беспредела. Кончилось ваше время, отныне и навсегда в этой стране – женщина тоже человек». А «О «давидсоновщине» - это такая очень убедительная прокламация для женщин. «Бабы, прекращайте быть забитыми овцами, - говорит им Смидович. – Не для того мы революцию делали. И не бойтесь, если будут эксцессы – государство вас прикроет».

Умные сделали выводы. Дураки сели.

А вот теперь возвращаемся к Киршону и его пьесе.

"Ржавчина"

Как я уже говорил, первый раз пьеса Киршона была напечатана в 1926 г. в журнале «Молодая гвардия» под названием «Кореньковщина». Но настоящая популярность пришла, когда в Театре имени МГСПС вышел спектакль под названием «Константин Терехин (Ржавчина)».

Для спектакля соавторы немного переделали журнальный вариант пьесы и ушли от буквальных повторов перипетий уголовного дела братьев Кореньковых.

В итоге получилось примерно следующее.

В Коммунистическом университете имени Свердлова учится откомандированный партией простой рабочий парень, демобилизованный красноармеец Костя Терехин.

Уже не первый год он живет с интеллигентной девушкой, дочерью зубного врача Ниной Верганской. Та очень устала от частых загулов Кости «налево» и от постоянных абортов. Но все ее попытки родить ребенка и создать с Костей нормальную семью встречают яростное сопротивление «мужа», которого, в общем-то, все и без того устраивает, а одной Ниной он точно не намерен ограничиваться.

Спектакль «Константин Терехин (Ржавчина)». Театр имени МГСПС, Москва. 1927. Сцена «В спортзале».

Девушек у него – с избытком. Однажды из деревни приезжает законная костина супруга с 4-летним сыном, которую едва не спалившийся Дон Жуан лихорадочно выдает за сестру.

Потом на сцене появляется адептка свободной любви Лиза: «Это, знаете ли, мещанские девицы создают себе уютные квартирки. Я свободна от этой дряни. Я к мужчине отношусь, прежде всего, как к товарищу. А с кем я жить буду - для меня роли не играет. Сегодня один понравится как мужчина, завтра - другой. Я не самка, чтобы на этом строить отношения».

Костя уходит к Лизе, но и Нину от себя не отпускает, держит на коротком поводке. Потом он западает на Манечку, которая мила, свежа и простодушна…

Заканчивается все выстрелом из костиного револьвера и смертью Нины. И тут любовная драма превращается в детектив – что это было? Убийство или самоубийство? Результат оказывается неожиданным как для зрителя, так и для героев пьесы.

Успех «Ржавчины» был оглушительным и тому было несколько причин.

Во-первых, очень талантливая и идеально сделанная пьеса. Драматургия – один из сложнейших жанров, попробуй одними диалогами нарисовать десяток живых и узнаваемых персонажей, потом три часа поддерживать интерес зрителя, не снижать драйв, сохранить цельность композиции, и удержать баланс между завлекательным и важным. Авторы «Ржавчины» справились почти идеально. При всех своих недостатках Киршон совершенно точно не был бездарем, а уж в своей дебютной драме они с Андреем Успенским выложились на 150%.

Во-вторых, это была очень актуальная пьеса на невероятно злободневную тогда и популярную при любом строе «клубничную» тему. Московские студенты видели на сцене самих себя, со своими разговорами, проблемами, заботами, приколами и мемами, как сказали бы сегодня. Вот как выглядело начало пьесы:

На сцене совершенно темно. […] Вдруг кто-то протяжно мяукает.

ГОЛОС ЛЮТИКОВА. Брысь, кто это?

АНДРЕЙ. Это я, кот профессора Николаева. Пришел справиться, подготовлено ли студенчество к зачетам?..

(пауза)

ГОЛОС БЕЗБОРОДОВА: Именем Российской Советской Социалистической республики!..

ГОЛОС ЛЮТИКОВА: Что?

ГОЛОС БЕЗБОРОДОВА: Убери свою проклятую ногу с моего живота!

Спектакль «Константин Терехин (Ржавчина)». Театр имени МГСПС, Москва. 1927. Сцена «Неудавшееся самоубийство Петра».

В-третьих, и главных, при всей своей актуальности «Ржавчина» и близко не была тривиальной агиткой, клеймящей разложенцев и прославляющей политику партии.

Напротив – это была очень глубокая вещь, и на поставленные пьесой вопросы однозначного ответа просто не было – ни у авторов, ни у зрителей.

К примеру, все было бы гораздо проще, будь Терехин классическим отрицательным героем, блудливым «альфонсом» и пройдохой. Но нет – в пьесе это невероятно обаятельный герой, не зря к нему бабы липнут. Причем герой во всех смыслах этого слова, запутавшийся в женщинах Костя – действительно герой Гражданской войны, и подвиги у него – не поддельные и не придуманные. Достаточно его рассказы послушать, чтобы понять, что это точно не Шариков с пресловутыми «колчаковскими фронтами»:

«Стали подлетать к городу. Я, полк — лавой. Летим. Тут уж все забываешь: и кто ты, и что ты, только орешь, как пьяный. А, сволочи, мать вашу так и вашу в бога мать! На лошадках шерсть дыбом. Шашки свистят. С пулеметов хотят остановить нас. Куда тут! Летим. Сволота белая бежит. Скачешь за ними и только (размахивает рукой, как бы ударяя шашкой) раз, раз, раз… А наутро парад. Солнце наяривает. Народу!.. Девчонки в белых платьях. Цветы. Поют все. Музыка. Подымешься на стременах… (Командует очень громко и протяжно.) «Полк, смирно! К церемониальному маршу, справа по шесть, на две лошади дистанцию, рысью ма-а-арш!..».

Так что же нем поломалось, откуда вся эта дрянь взялась?

Единственный намек на разгадку дает самый неприятный персонаж пьесы – циничный нэпман Панфилов, который всегда «говорит шутовски, кривляясь; так усвоил этот тон, что подчас не разгадаешь, шутит ли он или говорит серьезно»: