Индустриализация (СИ) - Нестеров Вадим - Страница 28

Один из самых весомых источников финансирования индустриализации - эмиссия бумажных денег. Грубо говоря, советское правительство перестало держать золотой червонец – свою недавнюю гордость и включило печатный станок. Рост денежной массы, не обеспеченной товарами, продолжался в огромных масштабах до конца первой пятилетки. Эмиссия выросла с 0,8 млрд рублей в 1929 году до 3 млрд рублей в 1933-м. Это привело к инфляции в стране, взлету цен, и, как следствие, к резкому ухудшению экономического положения населения.

Эти годы давно стали легендарными, а любая легенда приукрашивает действительность – в ту или иную сторону. Поэтому одни говорят, что индустриализация – это когда тоталитарный режим строит промышленные гиганты на костях сначала сосланных, затем вербованных кулаков. Другие злятся и кричат, что все было не так, был всенародный подъем, песня «Мы покоряем пространство и время, мы — молодые хозяева земли» и героическое выполнение мудрых планов партии по строительству промышленных гигантов.

Истина, как водится, где-то посредине. Подъем был, но не всенародный – а лишь у тех, кто искренне поверил в Великую Мечту. Это не специфика Советского Союза, это общечеловеческое. Настоящих буйных мало во все времена и при всех режимах – тут Высоцкий прав.

Но именно они учиняют любую глобальную движуху, будь то христианство в Римской империи или исламский фундаментализм в постиндустриальном мире. Эти вот буйные десять процентов населения и ведут за собой всех остальных – «нормальных».

Всегда.

А «нормальные», в общем-то, ничего и не хотят, кроме как спокойно жить и мирно работать, никому не мешая. Но нет – «Время выбрало нас!» - говорят им. Задача, решить которую подписались «буйные», как правило слишком глобальна, чтобы у кого-нибудь получилось отсидеться. Вот и приходится «нормальным» становиться полноправными соавторами подвигов, масштаб которых будет поражать людей еще не одно столетие.

И Литтлпейдж в общем-то, о этом же:

«Я провел это время среди рядовых индустриальной армии, потел и напрягался вместе с окружающими рабочими, чтобы удовлетворить возросшие требования к выработке. Мне никогда не казалось, что рабочие станут бунтовать.

Оглядываясь на те времена, полагаю, что люди были слишком заняты, чтобы думать о бунте. Их слишком третировали, чтобы могло организоваться какое-нибудь оппозиционное движение. Правдоподобно звучит, что лишь малая доля населения тогда поддерживала власти. В России было (и до сих пор осталось) много крестьян, большей части которых не нравилось то, что происходит.

Не уверен, что какая-нибудь группа людей пыталась сделать так много сразу в любой другой период истории, разве что в случае войны. То, что происходило, напоминало войну, да и на самом деле ею было. Коммунисты показали, что считают именно так, используя военные термины в газетах и журналах, радиопередачах и публичных выступлениях на шахтах, фабриках, деревнях, докладывая об одной «победе» за другой, на одном «фронте» за другим. Каждый, кто стоял на пути любой коммунистической кампании, получал ярлык «врага», и на этих людей обрушивалась всей своей мощью пропагандистская машина.

Однако сомневаюсь, что московские власти действительно желали проводить эту кампанию настолько жестоко, как получилось. Позднее я встречал немало людей, которых сурово наказали за некоторые принятые ими меры.

Неудивительно, что русские были слишком ошеломлены, чтобы думать о каких-нибудь мятежах. Такого перемалывания людей я никогда не видел раньше и надеюсь больше никогда не увидеть. С одной стороны, миллионы крестьян вырвали из родных мест, где они собирались прожить всю жизнь, и заставили на новом месте заниматься новой работой. С другой стороны, миллионы необученных или частично обученных мужчин и женщин кидали, будто вилами, в промышленность, которая возникала из ничего, под надзором других мужчин и женщин, которые почти столь же мало понимали в том, что происходит.

Последняя фраза – ключевая. При проведении индустриализации главным приоритетом была скорость. Не качество, не дешевизна – только объемы и скорости. Быстрее, быстрее и больше! Потому что даже плохой танк, с плохим двигателем и из плохой стали – все равно лучше, чем отсутствие танка.

И эта ставка на скорость полностью оправдала себя. Проведенную в Союзе индустриализацию, безусловно, есть за что критиковать – я сам ниже расскажу о ней немало неприглядного. Но критики сталинской индустриализации забывают простую вещь – альтернативой этому несусветному бардаку, циничному ограблению народа и идиотскому спусканию в унитаз денег, заработанных тяжким трудом, была вовсе не правильно проведенная качественная индустриализация.

Единственной реальной альтернативой было «взяли его тепленьким, в процессе, со снятыми штанами». На счастье страны - это прекрасно понимали советские вожди, принимавшие стратегические решения. Хотя бы потому, что у них перед глазами был еще не забывшийся пример Российской империи, которую в Первую мировую примерно так и взяли – тепленькой, на этапе незавершенной модернизации. А ведь люди все делали правильно, без штурмовщины и авантюрных решений. Единственный их грех - они просто медленно шевелились, когда возможность еще была, пока окно не закрылось. Получили удар в полуразобранный механизм - и все полетело под откос! Посыпалось так, что не то что остановить – замедлить не удалось.

Напуганные этой перспективой большевики действовали по принципу «лучше перебдеть, чем недобдеть». Утвержденные планы первой пятилетки были столь глобальны и всеохватны, что изначально было понятно – выполнить их в полном объеме невозможно. Выполнить их качественно – тем более нельзя. Но можно было учиться на ходу, учиться методом проб и ошибок, выплачивая за эту учебу непомерную цену – и золотом, и железом, и кровью.

Литтлпейдж: «Правительство тратило большие суммы на современную американскую технику и оборудование для этих рудников, как и практически для всех рудников тогда в России. Но значительную часть денег все равно что выбрасывали на ветер. Инженеры так мало знали об этом оборудовании, а рабочие столь небрежны и бестолковы в обращении с любыми механизмами, что большая часть дорогого импортного оборудования портилась и даже не подлежала ремонту. Например, был установлен великолепный большой флотационный концентратор, но после краткого периода эксплуатации находился в ужасном состоянии.

Собственно, посмотрев на рабочих и управляющих, я изумился, что от рудников вообще хоть что-то осталось. Казахстан — одна из национальных республик Советского Союза, и коммунистические власти некоторое время назад приняли закон, согласно которому все отрасли промышленности в национальных республиках должны нанимать на работу не менее 50 процентов местных национальностей, и на производстве, и в управлении. Это, наверное, очень просвещенный закон, и по душе всяким профессорам и гуманистам во всем мире, но он, похоже, мало помогал в условиях Казахстана 1932 года.

В данном случае к местным национальностям относились казахи и киргизы, пастухи-кочевники, которые привыкли к вольной жизни в степи. Они жили своей жизнью до 1930 года, когда коммунисты начали свою вторую революцию.

<…>

Тысячи казахов, которые никогда не знали другой жизни, кроме кочевого существования пастухов, были привезены на Риддерские рудники перед тем, как меня туда послали, и предполагалось, что управляющие научат их ведению горных работ, не снижая выработки. Также предполагалось, что новички будут получать ту же заработную плату, что и другие шахтеры, а от руководства ожидалось, что прибыль не упадет.

Труднее задания и представить себе невозможно.

Казахи и киргизы никогда даже не видели механизма, прежде чем появились на рудниках. В степях, где нет дерева, они использовали как топливо буйволиный навоз, и никогда не держали в руках даже топора. И в довершение всего, мало кто из них понимал по-русски.

Можно себе представить, до чего нудное занятие: учить таких рабочих пользоваться пневматической дрелью, современным горным оборудованием, а особенно правильно обращаться с динамитом. До сих пор не понимаю, как они не взорвались сами и не взорвали всех до единого. Однажды я пошел в баню и обнаружил целую толпу, которая мылась брикетами цианида, решив, что это мыло.