Зарево - Розбицкий Веслав - Страница 13

Мои товарищи выпячивают грудь, они с удовольствием поддаются патриотическому порыву жителей. Таких огромных пушек, как наши, здесь, пожалуй, еще не видели.

Местечко Пяски. Прекрасная погода. Люблин. Свежие следы сражений. Разлагающиеся трупы лошадей в кюветах, изуродованные остовы машин.

Оставаясь во втором эшелоне фронта, мы как бы специально были предназначены для того, чтобы на нас смотрели, приветствовали, выражали свои патриотические чувства измученные оккупацией соотечественники.

Большие колонны различных родов войск и видов оружия проплывали по шоссе на запад, на Берлин. Тотчас же по свежим следам вырастали дорожные указатели на русском и польском языках, перекрестками овладевали регулировщицы.

Переходим в первый эшелон фронта. Идут сражения за Демблин, Пулавы. Принимали участие в попытках создания предмостных плацдармов. Успехов мало или вообще нет.

Захватываем и удерживаем плацдарм на Висле в районе Казимежа Дольного и Магнушева. Огневые позиции наших батарей располагаются в окрестностях Залесья. Наш наблюдательный пункт находится над Вислой, напротив устья Пилицы. Позиции скорее стационарные, ничего примечательного не происходит. Из коммюнике узнаем о сложной ситуации на переправах и тяжелых боях под Магнушевом и Студзянками.

Разведчикам всегда нелегко. Из-за ровной местности и значительной ширины Вислы наблюдение ведем с деревьев или других высоких объектов. Разведчик-наблюдатель, забравшись на дерево рано утром, слезал с него с наступлением темноты. Кормили бедолагу с помощью котелка, привязанного к веревке, другой конец которой находился на дереве, возле несшего службу.

Все мы рвались в штаб дивизиона, поскольку он размещался в подвале помещичьего дома, где и с девчатами можно было побалагурить и достать кое-какие витамины в виде помидоров, яблок, слив и других фруктово-овощных деликатесов.

Можно было раздобыть и молока, хотя некоторые жители отговаривались тем, что у них немцы забрали всех коров. Одна бабка даже горячо утверждала, что и вода в колодце пропала с приходом немцев, да так и не появлялась после.

Навестил Михала. Парень был в старательно выглаженном мундире, гладко выбритый и улыбающийся.

— Ничего вы здесь устроились, — заметил я.

— Да, живем помаленьку, — ответил Михал. — Уборка урожая, понимаешь. Помогаем людям. Зато вечером едим говядину…

— И телятинкой балуетесь, — добавил я нахально.

— И поем «Синеет море за бульваром, каштан над городом цветет…»

— «…И Константин берет гитару и тихим голосом поет», — подхватил я вслед за ним, стараясь понять причину его хорошего настроения.

— Ну давай, брат, эту фляжку, я тоже попою.

Оказалось, здешние крестьяне не все были скрягами и обладали также немалыми способностями в изготовлении самогона. Особенно хорошо у них это получалось под прикрытием благодарных артиллеристов.

Из военных сводок мы узнали, что высадка союзнического десанта на побережье Франции закончилась успешно. Хорошие дела происходят и у нас. В середине сентября приказом командующего фронтом Маршала Советского Союза Константина Рокоссовского главные силы 1-й армии Войска Польского перебрасываются на варшавское направление.

При взятии Праги наши снаряды не пригодились. Мы вступили в нее во втором эшелоне. Все чаще нас называют иронически берлинговцами, случается, даже стреляют в нас из-за угла. Так был ранен мой товарищ из взвода. Пуля попала ему в ногу, в самую кость. На фронт он уже не вернулся.

Наблюдательный пункт устанавливаем на улице Гроховской, на последнем этаже одного из домов. Здесь я заболел воспалением легких, но, как только кризис миновал, возвратился в строй, на свой наблюдательный пункт.

Варшава горит. Отель «Европейский» на другой стороне Вислы — верхнее окно слева — является моим ориентиром. Такого поля наблюдения у меня не было ни до, ни после. Ничто меня с Варшавой не связывало, никогда раньше ее не видел, не питал к ней особых чувств, однако каждый взгляд в ее сторону — будь то в бинокль или невооруженным глазом — вызывал во мне глубокую внутреннюю боль, чувство ужаса.

Большой город, наша столица гибнет, а мы с Тарнавским, кроме пассивного наблюдения, ничего не можем сделать. Он со стороны кондитерской фабрики Веделя, а я отсюда, оба засекаем цели, то есть ведем так называемое сопряженное наблюдение дивизиона.

— Этот седьмой от башни очаг огня видишь? — кричит мне Тарнавский в трубку.

— Вижу, — отвечаю.

— Тот последний. 36 градусов влево.

— У меня он не последний, — отвечаю. — До последнего еще далеко.

Оба мы видим по-разному, так как ведем наблюдение с разных мест. А пожаров много, очень много. Горизонт затягивают огромные тучи дыма, а ночью багряная луна сверлит врата небесные. Временами темноту прорезают светлые бусинки пулеметных очередей, направляемых в неуловимых «кукурузников». В таких условиях работа артиллерийского разведчика-наблюдателя, даже при применении самых совершенных методов, просто невозможна. Вмешиваются топографы, работающие с картой на основе наших данных.

— Что вы там делаете, черт возьми?! — кричат они из подвала.

Прага постепенно возвращается к жизни. На улице Тарговой идет бойкая торговля. В ларьках помидоры и другие овощи. Вокруг рвутся снаряды, но никого это не пугает, в этом не видят ничего необычного.

На огневых позициях ребята ругаются на чем свет стоит.

— Нельзя ли им чем-нибудь помочь? Перебьют их там всех до одного, этих повстанцев!

Пишут мелом на снарядах: «За Варшаву», «За Родину»,«За свободу», «За народ». Огонь ведем по данным авиаразведки. Наши данные не годятся. Они могут только повредить, поскольку мы не знаем, где расположены позиции повстанцев. С этими позициями настоящая путаница. Мы видим это по частому переносу огня по фронту и глубине.

Но мы не знаем общего стратегического положения. Знаем только, что форсирование Вислы без соответствующей подготовки адски трудная задача. Знаем это по своему опыту форсирования Буга. Однако, несмотря ни на что, очень хотим помочь борющейся Варшаве.

То, о чем мы так сильно мечтали, начинает осуществляться. Наш наблюдательный пункт переносим на улицу Вашингтона, в направлении моста Понятовского. Срочно готовим новые огневые данные. Идем на помощь повстанцам в районе Чернякува. Батальоны дивизии имени Траугутта переправляются через Вислу. «Правда» публикует фотографию польских автоматчиков в действии на чернякувском плацдарме. Там действует группировка повстанцев «Радослав». Действует — слишком сильно сказано, погибает.

Наши и повстанцы молят об огне. Огонь даем непрерывно.

Грузы, сброшенные на парашютах союзниками, не могут попасть к повстанцам, поскольку район их действий быстро сокращается. Гибнут наши саперы на переправе, вместе с повстанцами гибнут наши автоматчики на чернякувском плацдарме. Наступление захлебывается. Плацдарм потерян. Варшава горит и гибнет, исчезает на наших глазах.

В одном из окон отеля «Европейский» замечаем сверкание стекол. Это, очевидно, сверкание линз бинокля, оно означает, что там находится наблюдательный пункт вражеской артиллерии. Докладываю об этом командиру. Прячусь за фрамугу окна, так как гитлеровцы, предполагая размещение наших наблюдательных пунктов во всех больших домах левобережной части Варшавы, в целях профилактики поливают их свинцом. Нужно уметь почувствовать, когда можно вести наблюдение.

Командир бесцеремонно отодвигает меня от стереотрубы, которая направлена на фашистский НП. С минуту смотрит, наслаждаясь целью. Однако, прежде чем он успел схватить трубку телефона, чтобы подать команду, раздался оглушительный взрыв. Дом встряхнуло.

«Опередили нас, черт возьми», — подумал я, очутившись тремя этажами ниже. К счастью, все окончилось небольшими ушибами.

В ЛЮБЛИНЕ

Прага. Начало октября 1944 года. Я сидел в штабе бригады в ожидании приказа о выезде. До передовой было не больше 18—20 километров. С середины июля мне не приходилось находиться на таком удаленном от фронта расстоянии. Я полностью расслабился, иначе смотрел на мир, более рационально оценивал обстановку. Фронт же гудел настораживающе громко.