Курсант: назад в СССР 9 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 9

Сам не знаю, откуда у меня проявился актерский талант. Последнее мое выступление на «сцене» было еще в детдоме. Но там роль была без слов. Я изображал на утреннике елочку, вокруг которой сказал трусишка-зайка серенький.

— Ладно, — тренер недовольно поморщился. — Переодевайся. Раздевалка там. Меня Лев Палыч зовут. Можно просто Палыч. Посмотрим, что ты можешь, как у тебя с физподготовкой. Если совсем мертвый — не обессудь. Пойдешь шахматами обратно заниматься.

— Спасибо, Лев Палыч, — закивал я китайским болванчиком. — Я быстро учусь… Постараюсь вас не подвести.

Я отправился переодеваться. Раздевалка оказалась слишком по-советски спартанской. Вместо шкафчиков — длинные, явно стыренные из какого-то спортзала лавки, вместо крючков для одежды — пристреленные в бетон дюбеля. Пахло ЖЭКом и носками.

Выбрал себе свободный гвоздик, бросил под ним на лавку сумку с формой. Все уже переоделись и о чем-то оживленно гоготали в зале.

Федя оказался прав. Спортсменчики какие-то специфические. Возраста не среднего коммуниста. На комсомольца здесь только я тянул.

Я скинул башмаки и стал расстегивать рубашку, когда почуял за спиной запах пота.

— Здесь занято, — пробубнил низкий голос с нахальной хрипотцой.

Я обернулся. Сзади скалился прокуренной желтозубой улыбкой дзюдоист в светло-сером (когда-то оно было белое) кимоно. Морда, как кусок гранита. Угловатая, зернистая от застарелых оспин и немого красная. Роста сам невысокого, но в плечах квадратный, как плита, отчего совсем не казался маленьким, а наоборот. Я даже сперва подумал, что мои стандартные метр восемьдесят пониже его будут.

— Простите, — продолжал я изображать студента-Шурика, передвинув вещи под соседний гвоздик.

— И здесь занято, — хмыкнул гранитомордый, презрительно скрестив на груди волосатые руки.

— А где тогда свободно? — пожал я плечами, по-прежнему с недалекой щенячьей улыбкой на лице.

— Вон там свободно, — гоготнул квадратный, кивнув на закуток, где примостились ржавое ведро с накинутым на него куском мешковины вместо тряпки, деревянная швабра и облезлый веник.

— Но там нет лавочки, — развел я руками. — И миролюбиво протянул руку. — Меня Андрюша зовут, а вас?

Такое поведение обезоружило «гопника», он зло плюнул мне под ноги, что-то буркнул и направился к выходу.

— Так как вас зовут? — крикнул я вдогонку.

— Называй меня дядя Альберт, салага, — процедил он и скрылся в зале.

Я наспех переоделся и вышел следом. Там уже тренер всех построил в одну линию на татами. Мужиков навскидку около десятка. Я встал во главе строя.

Присутствующие тихо заржали.

— Тишина! — гаркнул тренер и повернулся ко мне. — Новенький, встань в конец шеренги!

— А, понял, — закивал и перепорхнул на нужное место. — Я просто думал, что конец там.

Среди присутствующих я смотрелся в каратистском белоснежном с иголочки кимоно, как цапля среди серых гусей.

Тренер дал отмашку, и строй побежал по кругу на разминку. Что ж, все побежали, и я побежал.

— Перешли на гусиный шаг! — гаркнул Палыч.

В позе пингвинячьих самцов, которые высиживают яйца прямо на ходу, таская их под брюхом, мы затопали по кругу.

Я отчаянно халтурил, приседал до неполного «гуся». Оно и понятно, я же цапля.

— Новенький! — ткнул в меня узловатым пальцем тренер. — Жопу ниже! Ползешь, как беременная муха!

Зал опять заржал. Мне здесь явно были не рады. Вот только почему тогда Палыч разрешил мне остаться? Почему сразу не дал от ворот поворот? Наверное, хочет, чтобы сам ушел. Если каждого отфутболивать просто так, то спорткомитет могут жалобами закидать, дескать, что за секция такая у вас, закрытая. Ведь пока в СССР все секции государственные. Да и помещение казенное. Значит, тренер ждет, пока сам сольюсь. Ну что ж… Посмотрим.

Стандартная разминка включала в себя махи ногами, руками и мотание другими выступающими частями тела, в том числе головой. В заключение — отжимание от пола и непременно, по заветам Шаолиня, на кулачках.

Выполняя это упражнение, я отклячил задницу повыше, приняв позу буквы «зю», и халтурно отжался десять раз. При этом локти мои дрожали, а сам я пыхтел, а на десятом разе так вообще мордой в ковер уткнулся, типа, все, сдох Бобик. В общем, продолжал играть роль хорошего шахматиста. Ни в коем разе нельзя, чтобы во мне эта спортбанда мента разглядела. В каждой спортивной секции есть отстающий лошпед. Таких всерьез не воспринимают и не опасаются. Вот я под такого и косил. Ведь мне еще инфу нужную как-то раздобыть надо. Для этого нужен информатор. Вот Альберт — подходящая кандидатура. Сразу видно, что давно здесь, и «шишку» держит. После тренера — второй человек в секции. Жаль, что с твердолобым не заладилось.

После отжиманий перешли к отработке навыков самостраховки. Перекаты вперед-назад, вбок и с переподвыпертом. В конце каждого вида кувырка — обязательно хлесткий хлопок рукой по ковру для антуража и гашения инерции.

Я катался неуклюжим долговязым колобком, иногда застревал на полпути, болтая в воздухе ногами. Тренер морщился, а «коллеги» хихикали, но шуток в мой адрес не бросали, потому что «тишина должна быть в зале».

Все-таки борьба — это не мое. Возюкать потного мужика по ковру, пытаясь просочиться сквозь его подмышку, совсем не по мне. Брезгливый я для борьбы, по крайней мере, в таком помещении и в такой сомнительной компании. Вентиляцией здесь служила просто распахнутая настежь дверь. А зимой тут вообще, наверное, все ароматы Франции собираются.

— Закончили! — хлопнул в ладоши Палыч. — Разбились по парам! Отрабатываем ёко-вакарэ.

Что, блин? А по-русски нельзя сказать? Я суши не очень люблю и по-японски не понимаю. Остальным же явно никакого перевода не требовалось.

Это, конечно, оказалось название одного из приемов дзюдо. Ну, для такого броска мне пока рано, естественно, я стоял и наблюдал в стороне, как другие выполняют переднюю подножку на пятке под одноименную ногу. Любят дзюдоисты техничные приемчики, это вам не курес, где захват только один — за пояс.

После этого упражнения выполняли банальный бросок через бедро, тренер и его как-то витиевато назвал. Ну, его я могу делать. База во всех единоборствах (кроме бокса, конечно). Мне даже напарника выделили, мужичка тощего (самый худосочный из них оказался), но юркого, как выдра. Даже усики такие же, как у водного зверька — реденькие, но длинные. Я корячился, изображая бой дона Кихота с ветряной мельницей. Выдра между тем меня несколько раз швыранул о ковер, чему сам очень возрадовался, аж усишки мерзкие задергались. Очевидно, что кроме меня, до этого момента он никого не мог одолеть. А тут такой «инвентарь» пришел — есть на ком душу отвести.

После этого отрабатывали еще кучу «бесполезных» бросков… По-японски они все назывались по-разному, а по мне так все одно — «пятки в небо, а спиной об пол».

Я приглядывался к борцам, но те, зараза, ни о чем не переговаривались, ничего постороннего не обсуждали, только честно потели и скрипели матами. Я так и не понял, что связывает таких великовозрастных дядек, кроме спорта.

По идее, должно быть еще две вещи — водка, бабы, ну или рыбалка, на худой конец. А тут прямо все с таким усердием тренируются, будто на олимпиаду готовятся. Но таких не берут в космонавты, возраст не тот. Дзюдоисты потели, пыхтели и сопели, и лишнего не болтали. Снова летя на ковер, я недоумевал. Может, я их смутил? Есть что скрывать? Первое правило Бойцовского клуба: никому не рассказывать о Бойцовском клубе.

Наконец, дошли до поединков. Расселись по квадрату татами в позе лотоса.

— Ну как? Жив? — тренер смотрел на меня с пренебрежительной усмешкой. — Может, все-таки в шахматы вернешься?

— Да нормально я, — обмахивался я полами кимоно. — Привыкаю. Мне даже нравится. Буду, наверное, к вам ходить. Хочу научиться бороться, как дядя Мольберт.

Зал прыснул от смеха

— Меня зовут, Альберт, салага, — прошипел гранитомордый. — Еще раз так меня назовешь и…