Саван алой розы (СИ) - Логинова Анастасия - Страница 56

Денис против ее замужества. А у нее, скорее всего, не хватит сил ему противиться. Не сбегать же из дому, как сбежала когда-то мама? Только хуже все станет. А иного способа быть с Кириллом Андреевичем Саша просто не видела.

Взгляд упал на старую фарфоровую куклу на комоде, и Саша, поддавшись порыву, взяла ее в руки. Давно она этого не делала, давно не прикасалась к кукле. И сейчас подивилась, до чего же она пыльная, пожелтевшая, неприятная на ощупь и на вид. Верно, и сама Саша скоро станет такой же, как эта кукла – откровенно старой и неприятной. Волосы поседеют, появятся морщины, кожа высохнет, а ноги, спина и голова будут без конца болеть, как болят у ее теток. И тогда уж точно ею не заинтересуется ни Кирилл Андреевич, ни кто-то другой.

И от внезапного понимания этого – понимания неизбежного своего конца, здесь, в одиночестве, в этой самой комнате – Саше стало почти физически больно. Она сжала тельце куклы, словно старческая подагра уже сейчас скрутила ее пальцы. Даже руки задрожали, каждый мускул ее напрягся, и показалось, что у нее сейчас сердце выпрыгнет из груди, если она немедленно что-нибудь не сделает. И тогда со сдавленным криком, Саша вдруг швырнула куклу в противоположную стену. Изо всех сил, не жалея. Фарфор разлетелся на осколки, а от кирпичной стены, рядом с окном, откололись куски вместе с выцветшими старыми обоями. И лишь тогда, глядя на эту стену с выбоиной, Саша смогла взять себя в руки. Боль отступила.

И Саша совершенно четко осознала, что не хочет состариться и умереть в этой комнате. Не хочет так и остаться любимой тетушкой и сестрой-простушкой – и больше никем. Она хочет жить свою жизнь. Хочет сама нанимать экономку, пусть эта будет и плохая экономка – все равно! Хочет разбивать свои сервизы, а не чужие, и хочет сама выбирать для себя и стол, и комод, и кровать!

И, кажется, единственный ее шанс все это заполучить – быть с Кириллом Андреевичем, а не с семьей брата. А потому нужно сделать что-то. Нужно дать господину Воробьеву понять, что она не обижена за тот разговор в экипаже, и что он тоже ей симпатичен.

Ведь это действительно так! Кирилл Андреевич очень симпатичный молодой человек!

Неточным движением, нервно, Саша выдвинула стул из-за узкого детского стола, отыскала бумагу, чернила и стала торопливо, неровно писать. Кириллу Андреевичу. Благодарить за фикус – для начала.

А что там будет дальше… Бог знает.

Да, у Саши не было безумно ярких чувств к господину Воробьеву. Она не ощущала к нему того же, что ощущала к Гансу. Хотя и чувства ее к Гансу уже несколько недель, как померкли… Может, они были не настоящими, потому и померкли? Должно быть, настоящее зарождается по-другому.

Дописывая последние строчки, Саша, однако, поняла – в чем-то Денис прав. В практической стороне, как всегда. Торопиться с замужеством и правда не стоит, потому как развязаться с опостылевшим браком куда тяжелее, чем в его оковы попасть. А потому со всех ног бежать под венец она не станет. Да ей и не предлагали пока что ничего.

Зато поддаться ухаживаниям Кирилла Андреевича да посмотреть, что из этого выйдет – вполне можно. Фикус, который он подарил, и правда очень хорош. Быть может, вскоре он догадается и цветы ей подарить. Может быть, даже с запиской. А если не догадается, Саше было бы приятно и просто слушать и его разговоры, мудреные, но интересные. С Сашей за всю жизнь никто таких разговоров не заводил. Про бензол, светильный газ и Майкла Фарадея. С ним разговаривать – все равно, что книжку умную читать. И его комплименты. Довольно неуклюжие, не такие как в романах, конечно – но все же довольно милые.

Отведя глаза в сторону от записки, Саша припомнила разговор о ее брошке и невольно улыбнулась…

С той рассеянной улыбкой, босой и среди фарфоровых осколков ее и застала Леночка, без стука ворвавшись в комнату:

– Ты слышала грохот, Саша? Это у тебя? – с круглыми перепуганными глазами спросила она. И лишь потом увидела осколки.

Саша почувствовала, что краснеет. О последствиях безумного своего поступка она, конечно, не подумала. Хорошо хоть, комнаты детей, Дениса и Юлии гораздо дальше, чем Ленина – может, не услышали.

– Кукла… она разбилась… – жалко пролепетала Саша.

Леночка же, обведя острым взглядом комнату, успокоилась. Но, конечно, отметила выбоину на стене и не могла не догадаться, что уничтожение куклы точно не было несчастным случаем.

– Разбилась, значит, – хмыкнула она. – И слава Богу. Более уродливой куклы я сроду не видела. Сейчас веник принесу.

Велев Саше с ее босыми ногами вернуться в кровать, чтобы не пораниться, Лена проворно порхала по комнате, убирая осколки. Тоненькая, гибкая, ловкая, невозможно красивая даже в ночной рубашке, Лена вызвала очередной вздох зависти у Саши. Как бы она хотела быть похожей на подругу!

Впрочем, скоро пришлось вернуться к насущным проблемам: Лена, закончив с уборкой, заметила и теперь с интересом рассматривала нового обитателя хорошо знакомой ей комнаты.

– Фикус? – она прищурилась, – неужто тот самый, который возле крыльца выбросили? А ты подобрала?

– Его не выбросили! – обиделась Саша. Прикусила губу, поняв, что придется рассказывать остальное. Призналась: – его мне прислали, Леночка. Один человек.

– Кто? – пытливо уточнила подруга.

Cама Лена о своих поклонниках – а Саша не сомневалась, что они были, – не распространялась категорически. Лишь стоило завести разговор, что какой-то господин тепло поглядел на Леночку (что случалось довольно часто), та выше вскидывала подбородок и холодком объяснила, что ей некогда о таких глупостях думать, что у нее полно работы и совершенно другие интересы.

А вот Сашу о поклонниках расспрашивали, кажется, впервые. И солгать она не смогла:

– Господин Воробьев, Кирилл Андреевич.

– Тот полицейский? Худощавый и в очках? – Саша кивнула. – Ты уверена в его чувствах?

Саша вспыхнула:

– Как можно быть уверенным в чьих-то чувствах?! Право, я и сама-то не знаю, что чувствую к нему.

– Девушке положено сомневаться, – наставительно объяснила Леночка. Положено оставаться холодной и поступать так, чтобы ее добивались. А потому не вздумай признаваться ему в чувствах, что бы ни испытывала! А лучше бы и вовсе тебе завести второго кавалера, кого-то из его окружения, кого он знает. Мужчины не зря любят охоту: чем труднее словить добычу – тем она ценней для них. А если почуют, что их даму вот-вот уведут из-под носа, станут предпринимать шаги куда более решительные!

– Что ты такое говоришь, Леночка… – Саша даже ладони приложила к щекам, поняв, что они пылают, что печка.

Она допускала, что подруга куда мудрее ее, и опыта у Лены несравнимо больше – но следовать ее советам совершенно точно не собиралась. Лена, догадавшись об этом, покачала головой:

– Ну и зря: недели б не прошло, как твой полицейский влюбился б в тебя по уши и ни о чем другом думать бы не смог! Ты ему писала, когда я вошла?

– Да, благодарила за фикус…

– Все верно, поощрение необходимо при любом воспитании. Но сдержанное! – Лена сделала шаг к столу с недописанным письмом, но прежде спросила: – можно?

Саша с сомнением кивнула. Она и сама хотела просить совета, что писать.

В итоге написанное Леночка забраковала, достала чистый лист и стала писать сама. Саша и не возражала. Тем более что пока Лена молчала, она наконец-то осмелилась спросить то, что хотела спросить уже несколько минут.

– Леночка, милая… будь добра, расскажи, как здоровье Анны Николаевны, батюшкиной сестры?

– Полагаю, лучше спросить у Дениса.

Лена слушала вполуха и старательно выводила красивым почерком – гораздо красивее, чем у Саши – ровные строчки.

– Да, наверное… но ведь ты была компаньонкой при тетушке, когда она ездила в Крым прошлой осенью? Я думала, может, вы переписываетесь с тех пор?

– Нет, не переписываемся, – Лена нахмурилась. – Твоя тетка, должно быть, уже и имени моего не вспомнит, компаньонки у нее каждый год новые.