Троцкий. Мифы и личность - Емельянов Юрий Васильевич - Страница 50
- Предыдущая
- 50/152
- Следующая
Связь между общественными потрясениями и расцветом ораторского искусства давно была замечена. По этой причине еще Мишель Монтень сурово осуждал ораторское искусство, заметив: «Это орудие, изобретенное для того, чтобы волновать толпу и управлять неупорядоченной общиной, применяется, подобно лекарствам, только в нездоровых государственных организмах… Красноречие процветало в Риме больше всего тогда, когда его потрясали бури гражданской войны, подобно тому как на невозделанном и запущенном поле пышнее всего разрастаются сорные травы».
Не случайно французская революция выдвинула целую плеяду знаменитых ораторов, таких как Марат, Робеспьер, Дантон. В начале XX века блистательные ораторы появились прежде всего в тех странах, которые переживали острые общественно-политические кризисы.
Троцкий всю свою жизнь тщательно изучал особенности красноречия многих замечательных ораторов своего времени. Он начал изучение ораторского искусства еще в кружке Швиговского, когда, подражая своему кумиру Лассалю, обнаружил свое желание стать первоклассным оратором. Тогда он тщательно изучал приемы ораторского искусства по книге Шопенгауэра «Искусство ведения дебатов». Дейчер писал, что, кроме этой попытки овладеть красноречием с помощью Шопенгауэра, Троцкий не пытался специально обучаться ораторским приемам. Однако это не означало, что он не думал об ораторском поприще. Даже рассказ Мухина о том, как тот убеждал рабочих в необходимости начать борьбу против царского строя с помощью горсти фасоли, был взят Лейбой Бронштейном на заметку в качестве примера удачного выступления в массовой аудитории. Впоследствии он умножил свои наблюдения, собрав на протяжении своей жизни целую коллекцию из личных впечатлений об устных выступлениях различных ораторов. В своих зарисовках с натуры Троцкий старался обращать внимание на малейшие детали в их речах, нередко подробнейшим образом описывая жестикуляцию, мимику, речевые особенности оратора.
Вот как описывал Троцкий выступление Ленина: «Первые фразы обычно общи, тон нащупывающий, вся фигура как бы не нашла равновесия, жест не оформлен, взгляд ушел в себя, в лице скорее угрюмость и как бы даже досада – мысль ищет подхода к аудитории. Этот вступительный период длится то больше, то меньше – смотря по аудитории, по теме, по настроению оратора. Но вот он попал на зарубку. Тема начинает вырисовываться. Оратор наклоняет верхнюю часть туловища вперед, заложив большие пальцы рук за вырезы жилета. И от этого двойного движения сразу выступают вперед голова и руки… Руки очень подвижны, однако без суетливости и нервозности… Голос смягчался, получал большую гибкость и – моментами – лукавую вкрадчивость».
«Но вот оратор приводит предполагаемое возражение от лица противника или злобную цитату из статьи врага. Прежде чем он успел разобрать враждебную мысль, он дает вам понять, что возражение неосновательно, поверхностно или фальшиво. Он высвобождает пальцы из жилетных вырезов, откидывает корпус слегка назад, отступает мелкими шагами, как бы для того, чтобы освободить себе место для разгона, и – то иронически, то с видом отчаяния – пожимает крутыми плечами и разводит руками, выразительно отставив большие пальцы. Осуждение противника, осмеяние или опозорение его – смотря по противнику и по случаю – всегда предшествует у него опровержению. Слушатель как бы предуведомляется заранее, какого рода доказательство ему надо ждать и на какой тон настроить свою мысль. После этого открывается логическое наступление. Левая рука попадает либо снова в жилетный вырез, либо – чаще – в карман брюк. Правая следует логике мысли и отмечает ее ритм. В нужные моменты левая приходит на помощь. Оратор устремляется к аудитории, доходит до края эстрады, склоняется вперед и округлыми движениями рук работает над собственным словесным материалом. Это значит, что дело дошло до центральной мысли, до главнейшего пункта всей речи».
Совершенно ясно, что столь подробный анализ поведения оратора на трибуне мог делать либо автор пособия по красноречию, либо человек, который стремился постигнуть это искусство самостоятельным наблюдением. Подобным же образом Троцкий разбирал и выступления других ораторов начала XX века. Вот рассказ Троцкого о лидере французских социалистов Жоресе: «На трибуне он кажется огромным, а между тем он ниже среднего роста… Как оратор он несравним и несравнен. В его речи нет той законченной изысканности, иногда раздражающей, которой блещет Вандервель-де. В логической неотразимости он не сравнится с Бебелем. Ему чужда злая, ядом напоенная ирония Виктора Адлера. Но темперамента, но страсти, но подъема у него хватит на всех их… У французов ораторская техника – общее наследство, которое они берут без усилий и вне которого они немыслимы, как «культурный» человек без платья. Всякий говорящий француз говорит хорошо. Но тем труднее французу быть великим оратором. А таков Жорес. Не его богатая техника, не огромный, поражающий, как чудо, голос его, не свободная щедрость его жестов, а гениальная наивность его энтузиазма – вот что роднит Жореса с массой и делает его тем, что он есть».
Троцкий умел найти сильные стороны в самых разных ораторах и подробно анализировал их. Разбирая особенности ораторского искусства Виктора Адлера, он замечал: «Оратор Адлер совсем особенный. Кто ждет от оратора живописных образов, могучего голоса, разнообразия жестов, бурного пафоса, пусть слушает Жореса. Кто требует от оратора изысканной законченности стиля и такой же законченности жеста, пусть слушает Вандревельде. Адлер не даст ни того, ни другого. У него хороший, внутренний голос, но не сильный, и притом голосом Адлер не владеет: неэкономно расточает его и под конец речи хрипит и кашляет. Жесты его не богаты, хотя и очень выразительны. Нужно еще добавить, что Адлер довольно сильно заикается, особенно в начале речи. Но в то же время это один из самых замечательных ораторов Европы».
В чем же сила Адлера как оратора, по мнению Троцкого? «Сильнейшее орудие Адлера – его ирония, глубокая, ибо исполненная нравственного содержания, и в то же время общедоступная, житейски-меткая. Как оратор-полемист, Адлер недосягаем. Он не пренебрегает, разумеется, и случайным, второстепенным промахом противника, но главная его задача всегда – вскрыть основную капитальную глупость. Именно глупость… И когда он говорит, подбирая для своей мысли слова и сопровождая свою работу игрой лица, которое освещается вспышками иронии, тогда даже и органический дефект его речи кажется необходимостью: короткие паузы, уходящие на то, чтобы совладать с заиканьем, как бы приближают слушателя к творческой работе оратора, – точно материал упорствует, не сразу поддаваясь резцу».
В этих заметках Троцкого читатель не узнает почти ничего о содержании речей или их идейной направленности. Хотя в этих зарисовках можно узнать о тоне, тембре голоса, даже заикании ораторов, но не приведено ни слова из их речей. Очевидно, что содержательная часть речи не очень интересовала Троцкого. Это не случайно. Троцкий пришел к убеждению, что оратор должен произносить речи, которые дадут импульс не к мыслям, а действию. Он писал: «Разве в речи ценна какая-либо другая логика, кроме логики, понуждающей к действию?» «Логика, понуждающая к действию» присутствовала, по его мнению, прежде всего в жестах, ритме речи, ее эмоциональной окраске.
Опыт собственных выступлений убеждал Троцкого в том, что необходимые слова оратор находит интуитивно. Для этого было необходимо достичь эмоционального контакта с аудиторией. Позже, вспоминая свои выступления на митингах в 1917 году в петроградском цирке «Модерн», Троцкий писал: «Моментами казалось, что ощущаешь губами требовательную пытливость этой слившейся воедино толпы. Тогда намеченные заранее доводы и слова позабывались, отступали под повелительным нажимом сочувствия, а из-под спуда выходили во всеоружии другие слова, другие доводы, неожиданные для оратора, но нужные массе. И тогда чудилось, будто сам слушаешь оратора чуть-чуть со стороны, не поспеваешь за ним мыслью и тревожишься только, чтобы он, как сомнамбула, не сорвался с карниза от голоса своего резонерства».
- Предыдущая
- 50/152
- Следующая
