Полудержавный властелин (СИ) - Соболев Николай Алексеевич - Страница 1

Шемякину бомбарду разорвало на третьем выстреле.

Грохнуло так, что заблажил не только внутренний Васенька, но и старые, опытные вои с испугом присели и клали крестные знамения, глядя на летящие над шатрами головни и столб огня над бывшей позицией.

Стоило пороховому дыму развеяться, как я вскочил в седло и помчался к месту взрыва — выжил ли кто из пушкарей? Увиденное оправдывало самые мрачные ожидания: разорванные железные обручи и полосы густо усеивали окрестности, в наполовину разметанном частоколе торчало нечто, некогда бывшее дулом, вокруг горела трава и не было людей.

Совсем.

Ни одного человека из тех тридцати двух, что приставлены к бомбарде.

Даже ни кусочка.

Ошеломленно оглядывая воронку и куски разбитого вдребезги дубового основания, на котором покоилась князь-пушка, я пытался сообразить, как вышло, что вокруг нет ни тел, ни оторванной ноги, ничегошеньки? Органика испарилась при взрыве? Но где тогда остатки оружия и прочего железа, коим обвешаны пушкари?

Пока я изображал Джона Траволту и морщился от кислой вони, легкий ветерок сдул дым в сторону, а из щелей и овражков понемногу полезли наружу пришибленные люди и боязливо, по шажочку, двинулись к месту катастрофы.

И тут из земли высунулась рука.

Обычная такая человеческая рука, только предельно грязная.

Она ощупала пространство вокруг себя и уперлась во вроде бы твердое. Супесь вздрогнула и подалась, разваливаясь на комки.

Зомби, простигосподи…

Мои рынды кто вцепился в сабли и бердыши, кто шептал молитвы, кто попятился.

Грунт осыпался и явил нам Збынека из Нимбурка, флагманского артиллериста Московского княжества.

Вытряхая землю из волос и одежды, он поднялся сперва на четвереньки, помотал головой, затем с кряхтеньем уперся в колено и воздел себя на ноги. Оглядел орудийную площадку, заторможенно перекрестился и, бормоча не то молитвы, не то ругательства, попытался отойти в сторону.

Его повело и, кабы не Васька Образец, Збынек рухнул обратно на землю, Добрынский-младший подхватил пушкаря под мышки и со всем бережением усадил на траву. Вернее, на гарь, оставшуюся от травы.

Да, нефиговый порох Дима спроворил. Надо будет срочно объявить, чтобы заряды уменьшили.

Я подал Ваське баклажку с водкой, он приложил ее к губам Збынека. Чех гулко глотнул, закашлялся, но при попытке Васьки убрать руку вцепился в емкость и сделал еще пару глотков.

— Если здесь так, то страшно подумать, что в Казан содеяло, — то ли шутя, то ли серьезно проговорил Улу-Мухаммед, подъехавший со своими нукерами посмотреть на последствия.

Его орда держала южную сторону осады, вправо от главных ворот города.

К моему удивлению, нынешняя Казань стояла вовсе не на берегу Волги, но хотя бы на той речке да на Казанке, только сильно вглубь, примерно в дне пути, от великой и пока еще не очень русской реки. А в ожидаемом месте, там где была столица Татарстана в моем XXI веке, выше слияния с Камой, торчала даже не крепость, а деревянный замок местного бека.

Впрочем, стена и этой Казани тоже деревянная.

Точно такая же, к какой я привык — дубовые городни под крытыми лемехами острыми крышами и набитые землей клети-прясла между ними. И потому безвременно погибшая бомбарда даже двумя выстрелами свою задачу выполнила на отличненько — первое ядро снесло верхушку правой воротной башни, второе ударило в стену и проделало немалую дырищу.

В городе засел местный князь или эмир, хрен поймешь, которого татары звали Али-бей, а русские Лебедий. Несмотря на средненькие стены, взять город оказалось весьма непросто: его поставили на высоком холме над полноводной Казанкой и насыпали немаленькие валы, так что башни и прясла лишь добавляли защиты.

Збынек шумно выдохнул и еще раз огляделся более осмысленным взором. Не иначе, пришел в разум.

— Все целы? — спросил я пушкаря.

— Цо? Неслышим… — потряс он головой, поковырял грязным пальцем в ухе и снова спросил:

— Ась?

— Целы все? — уже громче повторил я.

— А, ныне, глядам…

Он неуклюже поднялся и побрел к собравшимся, сзывая их хриплыми возгласами и движением рук. Из толпенки выбирались и мужики в домотканом и зелейные мастера в сукне, и даже парочка сынов боярских в бронях.

Збынек пересчитал их, сбился, плюнул, начал по новой, но только после третьей попытки просиял и вернулся ко мне:

— Всихни живе! В прикопах се сховавали!

— Добре. А сам-то где был?

— Был где… на указ великого князя пожистку делал фитилем в три сажени, стойно из прикопа, — он показал на ту ямку, из которой и выбрался ранее.

Обалдеть. Техника безопасности в действии — я сразу приказал никаких пальников не юзать, поджигать по шнуру издалека, а расчету перед выстрелом сидеть в отрытых поодаль канавках, ибо опасался именно такого развития событий. Не зря, выходит, опасался, и не зря троих подручных Збынека выпорол, когда они удумали стрелять по старинке.

— В ушах шумит? Голова кружится? Блевать не тянет?

Збынек замер и прислушался к организму.

— Яко не… — чех выдохнул и размашисто перекрестился. — Свят наш Бог!

— Иди, полежи в тенечке, тут без тебя разберутся.

Вокруг уже распоряжался Кассиодор — мужики тащили новые бревна для частокола, а подъехавший Шемяка отозвал Морейца в сторону:

— Строй еще три таких же частокола под бомбарды.

Грек задал естественный вопрос:

— Зачем, княже? У нас нет больше бомбард.

Он говорил гораздо чище Збынека, наверное оттого, что язык ему пришлось учить серьезно, а не полагаться на близость и понятность старорусского и старочешского.

— Бомбард нет, но ты представь, что есть, — улыбнулся Дима.

— Не уразумею…

— Ну вот если у нас есть три бомбарды, ты бы их как поставил?

— Хм… здесь, там и во-он там.

— Вот и ставь, и делай так, чтобы Али-бей это увидел и решил, что к нам бомбарды еще подвезут.

— А-а-а! — расцвел механик. — Стратиотико техназма![i]

— Она, родимая.

Такой странный состав осаждающих Казань — русские вперемешку с татарами и вкрапления чехов и греков — стал следствием подписанного докончания между великими князьями московскими и Улу-Мухаммедом с сыновьями. Драматическое стояние под стенами Белева с занесенными над головами саблями закончилось все-таки переговорами и поиском приемлемого компромисса.

Судили, рядили, даром что шапки оземь не бросали, но все-таки придумали. Хану возвращатся в степи — нож острый, его как раз оттуда и выперли, союзников там нет, только враги. А нам он в Белеве нафиг не сдался, особенно после того, как верховские княжества трудами Шемяки пришли под руку Москвы. А вот на Волге есть где порезвиться…

Тогда решили так — один из сыновей Мухаммеда идет на службу великим князьям и получает удел с центром в Городке-Мещерском. Остальные вместе с папой и поддержкой московского войска идут брать Казань и садятся там править. А мы строим крепости в Чебоксаре и у впадения Свияги в Волгу, а также на Каме, сильно выше Казани.

Ну и собственно Казань будем переносить с ее нынешнего места на более мне привычное на берегу Волги, где сейчас крепостица Алтын-бека. И строить там русскую цитадель и татарский город. Мухаммед разумно решил, что лучше такой компромисс, чем с голым задом в степи зимовать и считать, хватит ли овец до весны, или придется подыхать с голоду. В конце концов, мы с татарами в одном государстве уже двести лет живем, и сто лет после того, как они в ислам перешли, так что попритерлись малость. Вон, сколько служивых в Москве от татарского корня — Юшковы, Разгильдеевы, Арсеньевы. Даже совсем русские по имени Ртищевы происходят от Ослана-мурзы, что отъехал к деду, Дмитрию Донскому.

Так что не особо много и поменяется, разве что наверху теперь будет на Сарай, а Москва — так сколько раз такие кульбиты в истории свершались, когда бывшие вассалы становились сеньорами? А уж после наших с Димой кульбитов, когда одного банкира и одного писателя занесло в XV век, так сам бог велел. Междуусобную войну в Великом княжестве Московском мы задушили, а в Литовском, наоборот, подогрели и ухитрились откусить старые русские княжества — Смоленское, Полоцкое, Витебское и еще несколько, на которые пару десятков лет тому назад наложил лапу ныне покойный Витовт.