Фараон (СИ) - Распопов Дмитрий Викторович - Страница 21

Тут я обратил внимание, что зашевелились нубийские рабы, лежащие под навесом и все, кроме сильно тяжело раненых, сели рядами на колени и стали биться лбом о землю, произнося какие-то странные слова.

— Чего это с ними? — обратился я к военным, которые через пень-колоду, но частично понимали их язык, зря что ли с ними воевали.

— Сейчас узнаю царь, — один из тех, кто их понимал лучше всего, бросился к ним и минут пять активно жестикулировал с одним из нубийцев. Вскоре он довольный, закончил общение и вернулся к нам.

— Они считают вас богом царь, — самодовольно ответил он, — они вчера сначала думали, что вы их пытаете, а сегодня, когда многим стало легче от ран, они поняли, что вы им помогли. Так быстро это произошло, что они чувствуют ваше божественное вмешательство.

— Что значит считают, что я бог, — возмутился я, распрямив плечи, — я и есть бог! Передай им.

Он бросился опять к пленным, я видел, как с ним разговаривали только два из темнокожих мужчин, и улыбающийся военный вернулся обратно к нам.

— Они не могли поверить Твоё величество, но я им доказал, что ты царь Верхнего и Нижнего Египта, а сейчас к тому же и правда один из наших богов.

— Тот-то же, — я горделиво выпрямился, усмехнувшись при этом, но вот люди кругом принимали всё за чистую монету, так что все низко мне поклонились и рабы это увидели.

— Ещё передай, что им будут менять повязки каждый день, — вспомнил я, — пусть не трогают людей, которые это будут делать, иначе пожалеют об этом.

Пока он ушёл объяснять им суть приказа, мной занялись слуги. Тщательно отмыли, почистили, поскребли деревянными скребками, поскольку других у нас не осталось, мы всё из металла отдали на продажу. Затем побрили всё тело, в том числе и чуть отросшие волоса на голове. Я в отличие от жрецов, которые также брились, не оставлял у себя на голове так называемый «локон юности», чем первый раз и смутил брадобрея, поскольку полностью головы брила только жреческая каста и не так, как повелел тогда я. Мне же было всё равно, поэтому делал так, как считал нужным.

Вышел я из шатра свежим, чистым и мышцы после множественных водных процедур уже не так сильно болели, как утром, когда я только проснулся и это заметили все. Подошедший Рехмир с поклоном спросил, когда он может использовать рабов под те нужды, под которые он собственно говоря их купил.

— Я отберу тех, кто может работать, — ответил я, — остальные пусть пока поправляются, я не хочу, чтобы после стольких моих стараний они умерли.

— Как вам будет угодно мой царь, — он снова поклонился.

Мы пошли с ним к рабам, которые при виде меня снова упали на колени, и я отобрал ему двадцать самых легко раненых.

— Забирай этих.

Он стал их пинками поднимать и погнал на работу, я же направился к госпоже Исиде, которую попросил позвать на улицу одну из её служанок. Когда женщина вышла, я попросил её об одолжении и она с радостью согласилась. Я показал ей как нужно правильно перебинтовывать раненых, предварительно смывая старый мёд и аккуратно обмыв рану вином, наносить новый, а затем заматывать чистым обрезком ткани. Правда обнаружилась проблема, что у части нубийцев раны сильно загноились внутри, поэтому пришлось придумывать на ходу, вставив им в рану тонкие тростниковые стебли, чтобы гной хоть как-то уходил и не было заражения. Этими раненными я сказал госпоже Исиде буду заниматься сам, её дело будет только перевязки. Она кивнула и быстро продемонстрировала, что отлично может обучаться новому, заодно спросив у меня.

— Зачем ты это делаешь? Это ведь просто рабы?

Я задумался, сильно врать женщине, которая, как и я вчера провела весь день на ногах не хотелось, ведь её помощи я попросил только по одной причине, никому другому я просто не мог доверять, так как слуги или другие рабы мало того, что не запомнят моих указаний, так ещё и будут делать всё по-своему, уже были такие прецеденты. Исида же была образованной и умной женщиной, хотя, как мне рассказывали, была простой наложницей в гареме у Тутмоса II, но всё равно на роль медсестры подходила гораздо лучше остальных, кто имелся в поместье.

— Заберу их Ах себе после смерти, будут воевать в моём войске, — тихо, на ушко сказал я ей по секрету и она улыбнулась.

— А ты очень коварен бог Монту.

— Ну зря что ли, столько сил на рабов тратить, — отодвинувшись, я пожал плечами, — ещё раз спасибо за твою помощь госпожа, я обязательно найду способ тебя отблагодарить.

— Я рада помочь тебе бог, — чуть склонила она голову, отправившись звать себе на помощь служанок. Дальше я видел, как она делала всё, как я сказал, а служанки только готовили и подавали ей полосы ткани, мёд и вино.

Довольный тем, что всё идёт по-моему, я направился к военным.

— Ну что? Вы обещали мне показать, как воюют на колесницах, — обратился я к ним.

Они моментально воспылали энтузиазмом и крикнули моих конюхов, которые заботились и об их лошадях тоже. Через полчаса сборы были завершены и мы поехали в саванну, за пределы поместья, где было больше места. Так же, как и с луком, тело Тутмоса действовало на мышечной памяти и легко управляло колесницей, хотя я всё никак не мог понять радости оттого, что ты находишься на прыгающей поверхности из кожаных ремешков, то и гляди чтобы колесо не попало в ямку или на камень. Но хотя бы общие принципы я из их объяснений понял, поскольку они были крайне просты. В начале боя колесницы выезжают и мчатся вдоль вражеского строя или таких же колесниц, осыпая их стрелами и дротиками, а когда боезапас кончается отходят в тыл для пополнения, так повторяют несколько раз пока либо противник не кончится, либо ты сам. А это зависело от выучки возниц, а также меткости воинов, стреляющих из бешено мчащейся колесницы.

Повеселившись таким образом несколько часов, мы обсуждая наши заезды, поехали обратно, увидев, что вернулись Меримаат с Бенермерутом, приведя с собой десять ремесленников. Которые при виде меня, тут же упали на колени, протягивая руки.

— Царь, — мои спутники, загоревшие, пропылившие, низко склонились передо мной.

— Приветствую вас, — я спустился с колесницы, — пусть вас отмоют, накормят и вы расскажите, как и где были. Ремесленников пусть тоже устроят, похоже нужно делать ещё один навес.

Они низко поклонились и Рехмир передал их слугам. Его кстати путешествие, было до безобразия скучное, он пересказал всё буквально тремя словами. Добрался до Фив, зашёл на рынок, сторговался с военными на всех рабов, которых никто не хотел брать, и набрав припасов в дорогу и того, чего не хватало в поместье, вернулся назад. Он только что и успел с дядей перекинуться парой слов, рассказав то в каких условиях меня поселили, и что я не очень доволен заключённой с царём сделкой. Как сказал Рехмир, дядя этому даже обрадовался. Тут я правда скрипнул зубами и он быстро сменил тему.

Пока слуги занимались прибывшими, мы с военными отправились мыться в основной оросительный канал, где была сделана изгородь от крокодилов и смыв с себя грязь и пыль, вернулись обратно. Они занялись колесницами, которые нужно было обязательно осмотреть после наших скачек, я же с нетерпением стал ждать возвращения Меримаата с Бенермерутом. Рабыня принесла мне фрукты и низко поклонившись, беззвучно вышла обратно. Вскоре вошли сами путешественники: чистые, вкусно пахнущие маслом и лавандой, как они признались, не смогли устоять и прикупили себе пару небольших кувшинов. Нам вскоре принесли еды и они, подкрепляясь, стали рассказывать.

— Про путь особо нечего сказать царь, — жуя и разрезая мясо ножом говорил Бенермерут, — пару раз пытались напасть какие-то залётные кочевники, но мы быстро им показали на кого они полезли, поэтому наверно начну с самого интересного — это новости, которые мы узнали в городе.

— Царь Хатшепсут объявила начало подготовки к празднованию своего праздника сед, — перебил его Меримаат, — так что все радуются тому, что царь скоро перешагнёт рубеж тридцатилетнего правления.

— Что за праздник такой? — поинтересовался я.