Бумажные души - Сунд Эрик - Страница 22

Олунд кивнул и взглянул на Жанетт.

– Наверное, на этом наше участие в расследовании заканчивается. В истории “Каспара” не исключена травма, связанная с насилием. Дело забрал Ларс Миккельсен из Оперативного управления, он вызвал эксперта со стороны. Управление с ним уже работало, результаты неплохие.

– Луве Мартинсон? – спросил стоявший в дверях Шварц. Олунд повернулся к нему:

– Да. Откуда ты знаешь?

– Просто предположил. Прошу прощения за опоздание. В гипсе не побегаешь. – Шварц, хромая и опираясь на костыли, подошел к столу и сел, скрипнув гипсом.

Жанетт протянула маркеры Олунду.

– Основные моменты я в общих чертах набросала. Продолжай… А я посижу, послушаю.

Первым делом Олунд приписал красным маркером рядом с именем Лолы Юнгстранд, для которой Жанетт выбрала синий маркер, несколько важных примечаний. Причина смерти, наркомания, предположительная дата убийства.

Потом он тем же маркером записал несколько фактов, касавшихся Бундесона. Жанетт тут же стала путаться в цветах и фактах. Олунд явно не старался придерживаться относительно простого принципа записывать факты двумя разными маркерами и тем самым делать запись понятной, но Жанетт не стала вмешиваться. Она откинулась на спинку стула, предоставив Олунду возможность продолжать так, как ему привычнее.

Несмотря на цветовую кашу на доске, общие знаменатели проступали отчетливо: и Лола, и Йонни были наркоманами, убийства произошли с интервалом всего в два дня, и, что немаловажно, неустановленный Владимир побывал на обоих местах преступления.

– Есть риск, что этот Владимир сбежит из страны, поэтому делать его портрет достоянием общественности мы не можем, – сказал Олунд. – Пусть и дальше не знает, что нам про него известно.

Задания Жанетт распределила меньше чем за минуту.

– Частным лицам запрещено покупать инсектициды, такой яд вообще редкость. Надо разобраться, кто и что покупал в Чехии в последние несколько лет. Шварц, займешься?

– В Чехии? – Шварц поерзал.

– Да. Свяжись с компанией, которая продает яд. Там наверняка говорят по-английски, так что проблем не возникнет. Потом можно будет обзвонить компании, которые производят санацию помещений, спросить, не было ли у них краж или списаний. Начни со Стокгольма и двигайся к периферии. Далее. Следует тщательно изучить биографию Лолы, а также записи с камер видеонаблюдения рядом с ее домом в Бергсхамре. Справишься?

Жанетт надеялась, что не задела самолюбия Шварца. Он, конечно, небезупречен, но коллег поддерживает на сто процентов.

– Дальше. Проверь, кому звонила и кому писала Юнгстранд, а вы, – Жанетт кивнула Олунду и Оливии, – поедете со мной в Бергсхамру. Потолкуем с Томми Юнгстрандом. Сыновья у бабушки в Хёкарэнгене, с ними поговорим позже. Потом осмотрим квартиру Лолы. Мне передали список того, что там есть.

Совещание кончилось. Шварц похромал к своему кабинету, Олунд с Оливией отправились готовиться к выезду, а Жанетт некоторое время посидела в одиночестве.

В Хёкарэнгене сейчас два мальчика, которые потеряли маму, в Мэлархёйдене, в приемной семье, – девочка, ставшая круглой сиротой. А в камере предварительного заключения сидит мальчик, про родственников которого ничего неизвестно. И все – за какие-нибудь два дня.

“Дети, – подумала Жанетт. – Черт меня возьми. Везде дети”.

Томми Юнгстранд был здесь самым низкорослым. В большинстве компаний он, вероятно, тоже оказывался самым мелким – факт, с которым Томми, похоже, так и не смирился.

И поэтому хочет выглядеть помассивнее, подумала Жанетт.

Они сидели на кухне трехкомнатной квартиры. На столе были разложены фотографии Владимира.

– Что-то знакомое в лице, – заметил бывший муж Лолы.

Голос был неестественно низким – казалось, что Томми сильно напрягает связки, и голос без резонанса звучит плоско и зажато.

– Знакомое? – спросил Олунд.

– Взгляд знакомый. Кажется, я его где-то видел. Борода только мешает. Может, на работе встречал. У меня память на лица, как у шпиона.

Вымученный бас был лишь одной из попыток Томми подчеркнуть свою мужественность. Многочисленные татуировки слились в гигантскую иллюстрацию, на которой разевали пасти волки и медведи. Томми явно старательно качался, но, подобно некоторым мужчинам, увлекся торсом и забыл о ногах, отчего мускулатура распределилась как-то странно. Как бельгийский бык на двух палочках, подумала Жанетт. Бык, измученный геморроем.

Хотя, может, он не зря хвалится памятью на лица.

– Встречали на работе. Можно поподробнее?

Жанетт знала, что сейчас Томми безработный – во всяком случае на бумаге.

– Я с двадцати трех лет электрик, – заговорил Томми. – Работать начал почти двадцать пять лет назад, так что много народу успел повидать. Вот этот… – Он постучал по фотографии указательным пальцем, украшенным кольцом в виде черепа. – …вполне может оказаться из давних заказчиков или кем-то, с кем я работал. Потом я пятнадцать лет оттрубил на шельфе, работал с парнями из не знаю скольких стран. Еще работал на месторождениях Слейпнир и Тролль, но четыре года назад “Шелл” закрыла старые платформы, и мне указали на дверь. Так это та сволочь, что убила Лолу?

На последнем слове – “Лола” – голос у него сорвался, и перед Жанетт на миг открылся другой Томми Юнгстранд. Человек, который пытается жить дальше после того, как кто-то убил мать его сыновей.

– Мы не знаем, – сказал Олунд.

– Чем вы занимаетесь с тех пор, как остались без работы? – спросила Жанетт.

Томми растерянно посмотрел на нее.

– Так, перебиваюсь случайными подработками. Дома с мальчишками сижу.

“И пьешь”, – подумала Жанетт. Нет, сейчас от Томми алкоголем не пахло, но Жанетт знала, что за последние несколько лет он не раз попадал в вытрезвитель. На полу у холодильника виднелись темно-красные пятна, на кухонном столе красовались следы от стаканов и бутылок, на липких кругах скопились пыль и грязь. Жанетт потерла пальцем один такой след.

– Вам известно, кто продавал Лоле таблетки?

– Нет. Мы с Лолой общались, только когда она бывала в состоянии встретиться с детьми. Вы же понимаете, что она потихоньку съезжала с катушек? Она даже о себе не могла позаботиться, не говоря уже о мальчишках.

Ты почти четыре года отец-одиночка, подумала Жанетт. Двое сыновей, одиннадцати и тринадцати лет. Ты безработный алкоголик. И все же ты где-то находишь деньги на выпивку и спортзал, а еще на стероиды и татуировки. Не исключено, что Томми водит знакомство с дилерами.

– Имя Йонни Бундесон вам о чем-нибудь говорит? – спросила она.

– Йонни Бундесон? Нет… вроде нет.

Жанетт нажала пару кнопок на телефоне и показала фотографию Томми. Тот пожал широкими плечами.

– Никогда его не видел. Уверен на сто процентов.

– У вас, вы говорите, память на лица, как у шпиона?

– Это все мои знакомые знают.

Жанетт краем глаза увидела, что Оливия скорчила Олунду скучливую гримасу.

– Давайте вернемся к Владимиру… – Жанетт указала на лежавшие на столе фотографии. – На сколько процентов вы уверены, что видели его?

Томми снова пожал плечами.

– Трудно сказать… Может, на девяносто пять. Можете оставить мне фотографию?

– К сожалению, нет, – ответил Олунд. – К тому же она вам вряд ли нужна. У вас же отличная память на лица, да?

По выражению на лице Томми Жанетт поняла, что тот уловил намек.

– У меня тоже неплохая память на лица, – сказала вдруг Оливия, которая до этого сидела молча. – Однажды я уже была дома у Лолы. Семь лет назад, в ноябре две тысячи двенадцатого.

Жанетт взглянула на Оливию и позвала ее с собой в прихожую. Закрыв за собой дверь, она спросила:

– Ты что делаешь?

– Ну, я не собиралась об этом заговаривать – та история, скорее всего, ни при чем, – зашептала Оливия, – но если Томми что-то скрывает, она может вывести его из равновесия.

Дальше она тем же шепотом рассказала, что как только увидела присланные отделением “Север” фотографии Лолы, в голове у нее прозвенел звоночек, а когда она уточнила, где именно произошло убийство, память прояснилась окончательно.