Из жизни кукол - Сунд Эрик - Страница 58

Если суды и дальше будут слишком часто смотреть не в ту сторону, то под запретом может оказаться любое произведение искусства, где изображены голые дети. И фильмы по произведениям Астрид Линдгрен, и картины Карла Ларссона.

– Во всяком случае, ничто не указывает на то, что ролики смонтированы, – сказал Лассе. – Их смотрел весь отдел, и…

– Мы все иногда ошибаемся. – Кевин опустил взгляд и вздохнул. – Я хочу посмотреть их сам.

Лассе кивнул и взглянул на часы. Эмилия почувствовала отвращение к тому, что ее ожидает, но Лассе поднял крышку ноутбука и развернул компьютер экраном к ним.

Кевин запустил запись. Когда Эмилия увидела отражение кадров в его глазах, она опустила веки и стала слушать.

Сначала музыка – тихая, фоном, вероятнее всего – старое аналоговое радио. Веселая музычка, и тем болезненнее контраст с агрессивными голосами.

А ну встань, засра…

Девочка послушно встает спиной к камере, наклоняется, отставляет зад; камера снимает ее влагалище крупным планом.

Сколько же грязи.

– Да, это папа. Значит, видео записали пять лет назад? – произнес голос Кевина.

Эмилия вздрогнула и открыла глаза.

Кевин пошевелился, челюсть у него напряглась.

– Неизвестно, – ответила Эмилия – Ее переписали с камеры пять лет назад, и, по словам одного из экспертов, кто-то подкорректировал свет при помощи редактора. Запись могли сделать лет пять-десять назад. Но не больше десяти.

Кевин вздохнул и закрыл крышку ноутбука.

У него изменилось лицо, поняла Эмилия. Теперь Кевин выглядел совсем уставшим и, кажется, постаревшим.

Перед Ботническим заливом, у фабрики в Скутшере, Дальэльвен разделяется на восточный и западный рукава, отчего образуется несколько островов. Самый крупный из них называется Рутшер, южная оконечность острова покрыта лесом, где попадались следы и волков, и медведей.

К двум деревьям у тропинки, которая близко подходит к крутому берегу реки, прислонены два велосипеда. На лесной опушке склонились над чем-то двое мальчишек.

Вообще-то мальчишки заехали сюда поискать бабочку-вампира. Они страшно редкие и во всей Швеции водятся только здесь, а еще они сосут кровь, как самые настоящие вампиры. При случае даже человеческую. Это интереснее, чем какие-то волки и медведи.

Мальчишки искали бабочку почти всю большую перемену, но сдались и на обратном пути наткнулись на могилу.

Твердую землю присыпало снегом, но у них получилось разрыть ее руками. На дне ямы виднелось что-то, по очертаниям похожее на пластиковый пакет.

Возле ямы размером с футбольный мяч был воткнут в землю маленький крест. Две палочки, связанные черной резинкой для волос.

Мальчишки опоздают на физкультуру минут на десять.

Шведы не любят разговаривать с чужаками, однако всегда здороваются с незнакомыми людьми. Их национальное блюдо – пицца, национальный напиток – спиртное. Я выучилась пить, и это стало первым признаком того, что я потихоньку интегрируюсь в шведскую культуру.

Луве отпил кофе, но тут же выплюнул его обратно в чашку. Кофе остыл. Открутив крышку термоса, чтобы налить нового, Луве обнаружил, что кофе кончился.

Луве ушел на кухню и включил кофеварку. Слушая, как пыхтит машина, Луве пытался увидеть мир с точки зрения Мерси.

Мерси возмущает, что никого в Швеции, похоже, не интересует, как обстоят дела в Нигерии. После мятежа “Боко харам” террористическая группа сделалась сильной, как никогда, а ее новый лидер оказался куда харизматичнее прежних. Теперь “Боко харам” обрушилась и на мусульман, на всех недостаточно правоверных, и хотя в боевиков стреляли, они продолжали нападать; под действием наркотиков им все было нипочем. Они как зомби, как и она сама, как Мерси Беспощадная, черный разлом.

В мире Мерси все клокотало, перекипало и исходило бешенством.

Если учуешь в толпе сильный запах духов, надо насторожиться. Террористам-смертникам вдалбливают, что они гарантированно попадут в рай, поэтому они, прежде чем взлететь на воздух, поливаются духами.

Отец говорил Мерси: тот, кто не стоит любви, не стоит и ненависти. Астагфируллах.

Луве поздоровался с уборщицей, потом с медсестрой, которая совершала первый обход. “Ведьмин котел” потихоньку просыпался.

Луве спал плохо, но таблетки ему все равно не понадобились.

Он вышел в регистратуру, проверить почту. Могло прийти несколько новых заявлений насчет возможных насельниц, надо на них ответить. После ухода Алисы и исчезновения Новы и Мерси в интернате освободились три места, а частному предприятию не выгодно, чтобы эти три места пустовали дольше необходимого. Государство платит за каждую койку, и пустые койки означают потерянные деньги.

В почтовом кармане лежал конверт, адресованный Луве Мартинсону. По мнению Луве, в конверте содержалось не заявление от соцслужбы с предложением принять новую девочку.

Похоже, в конверте было частное письмо.

Едва Луве вскрыл конверт, как тут же понял, что там нечто гораздо большее.

Чудо означает, что произошло что-то хорошее, и само собой разумеется, что чудо – дело крайне редкое, в принципе несуществующее по сравнению с какими-нибудь страшными событиями. Катастрофами, например.

У надежды на ядерную аварию больше шансов сбыться, чем у надежды на чудо.

И все же Луве надеялся. Ведь чудо может означать то же самое, что и счастье.

У них похожий почерк, подумал Луве.

Отец Мерси жив.

Эмилия ушла, и Кевин остался в кабинете для совещаний один на один с Лассе.

Некоторое время шеф задумчиво молчал.

– И… Как Луве Мартинсон оказался в программе по защите свидетелей? – спросил Кевин. – По словам следователя, с которым я разговаривал, он сменил имя полтора года назад. Я решил его проверить, потому что мне показалось – с ним что-то не так.

Лассе снова кивнул.

– Понимаю. Но учитывая то, что мне известно, проверка – пустая трата времени.

– И что же тебе известно?

– То, что я знаю, должно остаться между нами.

Лассе сцепил пальцы и перегнулся через стол.

– Луве в программе по защите свидетелей с 1988 года, со своих восемнадцати лет. Он помогал нам в одном расследовании, и я был одним из тех, кто рекомендовал включить его в программу. Когда в 2011 году решение пересматривали и начинали процедуру смены имени, без меня тоже не обошлось. Тогда он тоже давал показания, в рамках совершенно другого дела.

– Значит, Луве и раньше нам помогал?

– Да, и учитывая его профессию, это неудивительно. Еще когда я в первый раз звонил Луве, у меня возникло чувство, что он может оказаться тем самым человеком. Я ведь не знал, как его теперь зовут, но в его манере говорить есть что-то особое. И выбор профессии в его случае совершенно логичен.

– Логичен?

– Да. В детстве Луве пережил сексуальное насилие. Как и ты.

– И когда вырос, захотел помогать другим людям, оказавшимся в той же ситуации?

Кевин представил себе Луве, вспомнил, каким почти болезненно-хрупким он выглядел во время их разговора в интернате неделю назад. Кевин тогда решил, что терапевт воспринял эту хрупкость от девочек, с которыми работает.

Но возможно, она идет изнутри.

Из раны.

Тринадцать месяцев назад, в день, когда Мерси высадилась из автобуса в двухстах метрах от “Ведьмина котла” в сопровождении двух медсестер из Брэкке, в Мальмё, в конторе на Винтергатан, сидел и смотрел на экран компьютера некий мужчина.

Мужчина (он был служащим Департамента по делам миграции) узнал одну фамилию в списке тех, кто ходатайствовал о предоставлении убежища, но получил отказ. Служащий тут же распечатал документы, касавшиеся означенного человека.