Чародейка Поволжья (СИ) - Берестова Елизавета - Страница 6

— Очнулась, наконец, — вместо приветствия проговорил незнакомец. И она сразу узнала голос – приятный, с небольшой хрипотцой и характерным растягиванием гласных. Тот самый голос, что выругался в конце вызова, — вторые сутки уже пошли.

Девушка отложила в сторону полотенце и села. К её удивлению, дурнота и головная боль исчезли без следа, она чувствовала себя совершенно здоровой.

— Я уже измаялся тут со скуки, — продолжал мужчина, отправив в рот последний кусок пиццы, — какому умнику пришло в голову провести ритуал, а расхлёбывать последствия отката оставить, можно сказать, ребёнка. Итак, куда подевался твой папа?

Немного растерявшаяся от неожиданного напора Рина наблюдала, как незнакомый парень (а на вид ему можно было дать лет двадцать семь – двадцать восемь) сунул ноги в сапоги и стянул с кресла сюртук.

— Насколько я понимаю, вы и есть героическая душа, откликнувшаяся на мой зов?

— Твой? – замер с шейным платком в руках незнакомец, — я не ослышался? Ты сказала: «Мой»?

— Да, — подтвердила Рина, — никого другого здесь нет и не было. Вас призвала я.

— Катастрофа! – шелковый платок был скомкан и полетел куда-то в сторону, — жуть! Ужас! Меня призвала гимназистка. Слушай, подруга, давай ты отправишь меня назад, а себе подберёшь кого-то более подходящего тебе по возрасту: какую-нибудь Снегурочку или там Золушку-Белоснежку.

На Арину с недобрым прищуром смотрели самые голубые глаза, какие встречались ей за её двадцать один год жизни. К глазам прилагалось смуглое аристократическое лицо, словно сошедшее с картины из Третьяковской галереи. Высокий и крепкий брюнет, волосы вьются непослушными прядями.

— Не получится, — Рина уже полностью пришла в себя, — мы с вами теперь связаны на всю жизнь. Я –ваш мастер, а вы – слуга, героическая душа. Вы ведь заключали контракт?

Мужчина мрачно кивнул.

— Давайте хотя бы познакомимся для начала. Я – Арина Вячеславовна Воронцова, Чародейка Поволжья. И так, к сведению, я – вовсе не гимназистка, а взрослая самостоятельная женщина. Мне скоро двадцать два года стукнет.

Собеседник только скептически хмыкнул в ответ. Затем застегнул сюртук и безуспешно попытался придать своим волосам цивильный вид.

— Граф Фёдор Иванович Толстой по прозвищу Американец, можно – Алеут. К вашим услугам, — мужчина поклонился с издевательской церемонностью, — господи! –пылко воскликнул он, и его сдержанный аристократизм испарился без следа, — чем заслужил я такое наказание! Почему в роду Воронцовых не нашлось ни одного мужика? Почему мне досталась девица отроческих годов, которая изо всех сил пытается доказать, будто она взрослая самостоятельная женщина? А я так надеялся стать слугой чародея моих лет. Ух, с ним бы мы повеселились: вино, карты, жен…, — он осёкся под строгим взглядом зелёных глаз, — получается, про духовную близость, соответствие, внутреннее сродство – всё сказки? Какое у меня может быть соответствие или духовное сродство юным созданием женского пола? Кроме цвета волос – никакого! Эх, Прасковья, Прасковья, подвела ты меня под монастырь.

— Однако ж, как я вижу, вы, граф, вполне освоились, — чародейке надоели сетования. Она забрала свой телефон и кивнула на пустую коробку из-под пиццы.

— Пришлось, — Фёдор уселся на диван, — ещё кошака твоего покормил. Нет, цивилизация в твоём времени на высоте, спора нет. Нашёл пакет корма, насыпал, даже руки не запачкались. У нас обычно котам хлеб в молоко крошили. Что по поводу освоился, — он задумчиво повертел в руке крышку от коробки, где лежала пицца, — я уж не знаю, каким макаром, только мне много чего о вашей жизни известно. Должно быть, во время вызова часть твоих знаний мне передалась. Не взыщи вот, пиццу заказал за твой счёт. В холодильнике ничего порождающего желание съесть не нашлось. Мороженая мелкая рыбёшка, как я понимаю, предназначается коту.

Арина осознала происходящее. В её доме обосновался парень из девятнадцатого века, но после Марфы Посадницы она ничему уже не удивлялась. Вместе с этим накатило чувство утраты. Хоть бабуля и наказала не горевать о ней, слёзы, не спрашивая ничьего разрешения навернулись на глаза.

— Ты колдовать-то умеешь? – в голосе Фёдора слышалось откровенное сомнение.

— Пока нет, — Арина вытерла слёзы, ей почему-то было неприятно признаваться в своей некомпетентности, — но я обязательно научусь. В моём распоряжении бабушкина Волшебная книга, то есть теперь это – моя Волшебная книга.

— Ага, ага, — скривился Фёдор, — научишься, и лет через сто я смогу гордиться своим мастером.

Это замечание было последней каплей.

— Если вы полагаете, будто я в восторге от своей героической души, то глубоко заблуждаетесь, — вспылила чародейка, — даже не знаю, какая от вас может быть польза: дуэли в наше время запрещены, в кругосветное путешествие я пока не собираюсь, в карты играть ни во что, кроме «Дурака» не умею. Вина почти не пью, а мне откликнулся:

Буян,

Картежной шайки атаман,

Глава повес, трибун трактирный…

— Трибун трактирный?! – изогнул смоляную бровь слуга, — это, возьму на себя смелость поинтересоваться, вы изволили процитировать известного поэта по случаю глубокого разочарования в моей персоне?

— Я все лишь, граф, апеллирую ко мнению ваших друзей, — в тон ему ответила немного успокоившаяся Арина, — эти слова вам посвятил Александр Сергеевич Пушкин.

— Сашка? – не поверил он своим ушам, — ну, брат, удружил! Да если б его не застрелили, своими руками бы придушил! Придумал же такое. При жизни никогда не говорил, что эти пасквильные строчки обо мне. Понимал стервец, что ничего хорошего не выйдет. Да, ладно, всё это – дела давно минувших дней. А мы-то с тобой что делать станем, мастер?

— Сотрудничать, — постаралась как можно более солиднее произнести Арина, — плодотворно сотрудничать и работать на благо России.

Американец снова скинул сюртук и завалился на диван, всем своим видом показывая, что ничего делать он не намерен.

— Сказано прекрасно, однако, колдовать ты не умеешь, — мужчина демонстративно загнул один палец, — в чём заключаются твои обязанности, как Чародейки Приволжья, ты представляешь себе весьма смутно. В лучшем случае – в общих чертах, — он загнул второй палец, — и жизненного опыта у тебя – кот наплакал-нарыдал.

Он многозначительно показал все загнутые пальцы.

— Только Поволжья, — по привычке филолога поправила девушка, — и с чего вы взяли, будто я вообще ничего не знаю?

— Легко, — усмехнулся Фёдор, — как правило в пространные и неопределённые рассуждения о сотрудничестве во благо кого-то, либо – чего-то склонны пускаться люди, имеющие недостаток компетентности. Я прав?

— В целом, да, — неохотно признала чародейка, — несколько дней назад я даже не предполагала, что на белом свете есть героические души, волшебство и всё такое прочее. Вы же для меня были исторической личностью, и всё. Теперь вы здесь, и тоже не рады, что вас призвала именно я.

— Не рад, совершенно не рад, — подтвердил Фёдор, мрачно поглядывая на девушку, — я считал, что заслуживаю большего. Хотя бы знающего чародея, на худой конец. С другой стороны, — он чуть наклонил голову набок, — у тебя хватило силы призвать именно меня, значит – потенциал есть, силы довольно. А угробишься по незнанию – освобожусь, пусть контракт и не закрою, получу второй шанс быть призванным приличным мастером.

— Решили от меня избавиться? – зло проговорила чародейка, — не помогать?

Фёдор Толстой задумался, потом его лицо исказила гримаса боли.

— Нет, не смогу я. Контракт не позволит, да и девицу в беде бросать не годится. Поживём – увидим, глядишь, сработаемся. А пока скажи-ка мне Воронцова Арина, на какие средства мы с тобой жить станем? У тебя капитал имеется?

Арина отрицательно покачала головой. Бабулины сбережения она могла получить только к зиме.

— Понятно.

Однако ж, что понятно было графу Фёдору Ивановичу Толстому по прозвищу Американец, услышать Арине в этот раз не удалось, его прервал звонок в дверь. Чародейка сразу поняла, что пришёл отец Викентий. Только он умел так слитно дважды жать не кнопку, отчего отдельные звуки звонка сливались практически в птичью трель.