Чародейка Поволжья (СИ) - Берестова Елизавета - Страница 2

Девушка вытащила из кошелька две бумажки по пятьсот рублей и придавила своим стаканом:

— Всего доброго, девчата, не исчезайте.

Арина почти не помнила, как добиралась домой. Улыбчивый таксист пытался завести разговор с красивой пассажиркой, но ещё до того, как они миновали объездную дорогу, оставил всяческие попытки. Рина сидела как статуя с прямой спиной и не сводила остановившегося взгляда с плит бетонки.

"Пусть на этот раз всё обойдётся, — повторяла она, словно молитву, — я готова отдать десять лет своей жизни, если только это поможет". Она не знала молитв, бабушка не отличалась религиозностью, да и в храм не ходила. Хотя с отцом Викентием общалась, даже в чём-то там ему помогала.

Автомобиль лихо спустился с холма, миновал новый мост через Алтанку и, петляя по старым улицам, привёз девушку к старым липам парка Центральной больницы.

Корпуса терапевтического отделения белели впереди. Рина почти вбежала на крыльцо.

— Вы к кому? — строго сдвинула светлые бровки медсестра, выглянувшая из ординаторской.

— К Воронцовой, — на ходу бросила Рина.

— Халатик накиньте!

Не попадая руками в рукава, девушка поспешила дальше. Оказавшись в светлом коридоре, она остановилась. С обеих сторон — ровные ряды дверей, похожих как однояйцевые близнецы, с ничего не говорящими ей номерами палат. Рина так торопилась, что даже не спросила, в какой палате лежит её бабушка.

Тут последняя дверь с правой стороны отворилась, и показалась знакомая фигура Виктора Николаевича Макарова. Мужчина махнул рукой, показывая, куда идти.

— Быстро ты, Риночка, — проговорил он привычным бодрым врачебным тоном, — метла не подвела? — пошутил он по своему обыкновению.

Почему-то Арина у него упорно ассоциировалась с булгаковской Маргаритой. Он даже их чёрного кота Прошку именовал исключительно Бегемотом. Тот, естественно, игнорировал свежеобретённое имя, но доктора это не останавливало.

— Как она? — после поспешного приветствия спросила Рина.

— Плохо, — откровенно ответил Виктор Николаевич, мгновенно посерьёзнев. Он был подтянутым и спортивным, а седые волосы и элегантная щёточка усов придавала ему неуловимое сходство с американской кинозвездой прошлого века, — организм изношен. Я сделал всё, что мог. Ну а дальше, решит судьба.

— Прасковья Григорьевна, — проговорил он, отворяя дверь пятой палаты, — к вам тут посетитель рвётся. Пускать?

— Аринушка? — улыбнулась женщина в кровати, — пускай, как же. Я давно жду.

— Бабуль, ты как? — проглотив комок в горле, спросила Рина. Она присела на корточки возле кровати и взяла бабушкину руку.

— Нормально, всё нормально, — Прасковья Григорьевна похлопала внучку по руке. К её кисти тянулась микротрубка от капельницы, — держусь. Витенька, — синие глаза пожилой женщины взглянули на стоящего у двери врача, — оставь нас. Мне с Аринушкой посекретничать нужно.

— Хорошо, только, тётя Паша, умоляю, без глупого геройства. Не садиться и не пытаться демонстрировать торжество духа над бренной плотью.

— Какое уж тут геройство, — усмехнулась больная, — отгеройствовала своё. Ну, ступай.

Когда шаги завотделением стихли в коридоре, Прасковья Григорьевна велела запереть дверь. Арина послушно повернула защёлку в золотистой круглой ручке и вернулась к бабушке. Они остались вдвоём в одноместной палате. Несколько лет назад больницу реконструировали, отказались от общих палат, завезли современное оборудование и кондиционеры. Даже картины местных художников над кроватями развесили.

— Как защита? — спросила бабушка, чуть приподняв голову, вопреки запрету доктора.

— Отлично, красный диплом, — ответила Рина, с горечью видя, как осунулась Прасковья Григорьевна.

Рина часто думала, что в старости она станет похожа на бабушку. Они обе были высокие и стройные. Бабушка даже после девяноста не утратила прекрасной осанки. Обе они имели чёрные с лёгким каштановым отливом волосы, гладкие и абсолютно прямые. Носы тоже были похожи — изящные с выраженной горбинкой. Только вот глаза у бабушки отливали предгрозовой синевой, а у внучки кошачьей зеленью.

Сейчас же бабушка была очень бледной, щёки ввалились больше обычного, под глазами залегли тени.

— Другого я и не ожидала, — прокомментировала она информацию о защите. Ты — Воронцова, хвалить не стану. Не хвалят за то, что поступила как должно, — и, видя, что внучка еле сдерживает слёзы, твёрдо сказала: — возьми себя в руки. Разговор серьёзный будет. Не так и не сейчас я его планировала. Но, видно, судьба распорядилась по-своему. Сегодня вечером я умру.

— Бабуль! — не выдержала Рина и заплакала, — ну что ты!

— Утри сопли и слёзы и слушай. Выслушай до конца, какими абсурдными не показались тебе мои слова. Я — потомственная чародейка. Мне около двухсот лет. Если быть совсем точной — двести сорок семь. Наш род Воронцовых многие столетия стоит на страже Порядка в Поволжье, а я являюсь главным хранителем порядка в регионе. Срок моей службы подходит к концу. Я передам силу и все полномочия тебе.

Арина была готова услышать всё, что угодно, только не это. Двухсотлетняя чародейка? Порядок! Стражи! Всё это настолько не вязалось с привычным образом Почётного библиотекаря Городской публичной библиотеки, эрудированной, знающий несколько языков (гувернантка настойчивая попалась) и начитанной бабушкой, что девушка невольно подумала о душевном расстройстве. А что? Упала, травмировала голову, или микроинсульт, а, может, даже инволюционный психоз. Возраст всё-таки.

— Баба Паша, — как можно более будничным тоном проговорила Рина, — я с самого Саратова в туалете не была, отлучусь на минутку?

— Ступай, деточка, — бабушка прикрыла глаза, — а я пока отдохну.

Рина опрометью бросилась в ординаторскую. Там она застала уже знакомую белобрысую медсестричку с бокалом кофе в руке. Виктор Николаевич сидел за стареньким компьютером с сигаретой в зубах и двумя пальцами заполнял истории болезни.

— Уже поговорили? – он поверх очков глянул на Рину.

— Дядя Витя, — обратилась Рина, — у бабули с головой всё в порядке? Инсульт, там или инволюционный психоз?

Виктор Николаевич замер, держа руки над клавиатурой:

— Девушка, напомните, вы какой диплом получили?

— Преподаватель русского языка и литературы, — привычно ответила Рина.

— Так вот, Аришенька, рассуждай спокойно о ваших точках с запятой, синонимах — антонимах, а диагнозы предоставь ставить другим, более компетентным в данных вопросах согражданам. Успокойся. У Прасковьи Григорьевны с рассудком полный порядок, с ручательством. Такой памятью и пятьдесят лет немногие похвастаться могут. Ей хуже не стало? — девушка отрицательно мотнула головой, — вот и славно. Не волнуй и не утомляй её.

— Ну как, — бабушка отрыла глаза, как только Рина вошла, — поговорила с Виктором Николаевичем относительно моей нормальности? — и, не позволив открыть рот для вежливого успокоительного возражения, продолжила, — не бойся, не сержусь я. Понимаю, насколько абсурдными показались мои слова! Это в двадцать-то первом веке: чародеи, хранители порядка. И всё же поверить придётся, каким бы сложным тебе это не показалось. Хотела я сделать это в другое время и в другом месте, подготовить тебя. Собиралась этим летом начать. Ведь пока ты училась, мы по выходным да каникулам виделись. Как тут подготовишь! Но не судьба. Придётся тебе в ускоренном темпе и по большей части своим умом до многого доходить. Но ты — моя правнучка, в тебе есть сила Воронцовых, справишься. Я — главная чародейка Поволжья. Моя цель – сохранение равновесия и порядка между нашим миром и миром духовным. Ты даже не представляешь, насколько не похожа на то, что обычно видят люди. Но как увидишь — поймёшь. Дай мне минералки, пожалуйста.

Рина с некоторым облегчением отошла к маленькому холодильнику и налила в стакан минеральной воды. Наблюдать, как единственный бесконечно дорогой тебе человек сходит с ума было больно. "Если бабушка не пускалась с дядей Витей в разговоры о долгой жизни и судьбе чародейки, возможно, он пока не в курсе её безумия", — подумала девушка, подавая питьё.