Право на Одиночество (СИ) - Шамшина Евгения - Страница 16

— Моя дорогая! — Начал он говорить едва только появился в поле зрения. — Твой звонок… Я на секунду подумал, что рехнулся. Но ты здесь… — Развел он руками. — Господи, я не могу поверить своему счастью. Как я мечтал об этом.

Теперь он был совсем близко. И вновь его сила, уверенность… Аня ощутила себя ланью загнанной в угол. Сердечко ее пошло в пляс. Пульсирующая злоба. И рвущие мысли о том, что Астахов все это может/должен видеть. Это был спектакль в его честь.

— Я здесь… Сейчас…

Ответила она таинственным шёпотом, от которого все волосы на теле Сокольского встали дыбом. Девушка легко развязала пояс, и трикотаж кардигана беззвучно скользнул на пол. Она стояла в полуметре от хозяина дома в одном белье, чёрных чулках и туфлях на высоченной шпильке. Александр захлебнулся возбуждённой слюной в этот момент. Полуобнаженное тело молодой возлюбленной, столь открытое и манящее, как кровавая тряпка для быка. В одно движение он крепко схватил ее в тиски объятий, прижимая к стене. Легко отдавалась его сильным рукам. Целовал жадно, упиваясь ее красотой. Ласкал ее шею, налившуюся от возбуждения грудь. Она сводила его с ума, доводя до точки кипения. Спина ее выгибалась под его натиском, а томные стоны разносились по тишине особняка. Она стонала, извиваясь, в его руках, уже успев позабыть о том, что он был в ее жизни. И в это время где-то в центре города из стакана Астахова выливался виски. Он, не моргая следил за спектаклем. И скрежет его стиснутых зубов оглушал. Он мечтал лишь об одном, удавить ее, как можно скорее. В его сознании пульсирующая ярость: как могла и как посмела. Ноги несли его быстрее, чем мог соображать мозг. Вылетел пулей из квартиры. Нажимал кнопку вызова лифта с периодичностью 20 раз в секунду, но так и не дождавшись, рванул вниз по лестнице.

Спектакль окончен, мелькнуло в голове девушки. Сокольский тяжело дышал. Веки его налились свинцом, и он погрузился в сон, счастливый и удовлетворённый. Его гостья молча, изучала потолок. После поднялась, и не спеша, оделась. Тихонечко отправилась к выходу, боясь разбудить хозяина дома. Она не думала о его жене, о том, где она сейчас. Даже если бы женщина прямо сейчас вышла ей на встречу… Анна не смутилась бы. Гнев придушил в ней все остальные чувства. Она совершила то, чего столь страстно желала. Теперь же появилось мягкое чувство принятия всей ситуации. Смирение. Ей стало легче. Более не волновало, что будет дальше. Равнодушие и спокойствие накрывали сознание саваном. К ней подошёл водитель Сокольского, предложил отвезти. Поймал ее опустошённый взгляд и получил отказ. Попытался настоять, апеллируя аргументами, что ночь, до города далеко, такси не известно приедет или нет. Ей было всё равно. Оказавшись за воротами особняка, медленно побрела по обочине. Не пила сегодня, но по ощущениями была «в доску». Голову то и дело обносило, легкое чувство тошноты, раскоординация. Чёрная машина неслась с бешеной скоростью. Пронеслась мимо неё так, что девушку чуть не сдуло. Подсознательно уже видела исход этого вечера. Машина тормознула, и тут же сдала назад с неприятным свистом. Астахов выскочил на воздух. Кровь пульсировала, желваки ходили по белому от злости лицу. Глаза просто горели в темноте. Схватил ее, как тряпичную куклу. Ни тени страха, лишь пустота в ответ. Тяжёлый удар по лицу, а за ним ещё. Она не чувствовала боли, из неё выкачали душу. Секунды беспамятства. Сколько ненависти в его глазах, словах. Стальная хватка. В какой-то момент Аня не выдержала, ноги подкосились сами собой. Мужчина ещё держал ее то ли за ткань кардигана, то ли под локоть. Так или иначе, но она оказалась на земле. Слышала, как отъезжает его машина. Открыла глаза. Во рту вкус крови и придорожной пыли. Уперевшись ладонью в землю, попробовала встать. Неудачно. Вновь лицом в пыли. Сдалась. От обиды и некоторого разочарования. И сейчас закрыв глаза, просто лежала на обочине, абсолютно расслабившись, бросив всяческие попытки подняться. И именно в этот момент одинокая мысль: что же будет, если она сдохнет? Ответ она не успела себе дать. Потому что машина, взявшаяся из ниоткуда (так показалось Анне) притормозила. Сильные руки небрежно, без церемоний подняли «тело» с земли. Этот едва уловимый мужской запах с древесными ноткам. Впервые она была не рада ему, он уже не пьянил, не дурманил и не сводил с ума, как прежде. Глаз не открывала сознательно. Чем ближе к городу, тем больше рецепторов начинало работать. Боль раскатывалась по телу, даря неприятные ощущения разбитости. Захотелось жалостливо постонать, или хотя бы покряхтеть. Но больше всего на свете девушке хотелось выпить. Много. Чтобы до беспамятства. Максим продолжал выдыхать собственную злобу, хотя ему стало значительно легче после того, как он «выпустил пар». Занёс девушку к себе. Его квартира-студия встретила их тишиной. После посадил ее на край ванны и вышел, включив свет. Ему было нужно это время, чтобы включить мозг и начать мало-мальски соображать трезво. Аня скинула кардиган, который стал ненавистным в этот вечер. Включила воду, склоняясь над раковиной. Из зеркала на неё смотрело чужое лицо, она не узнавала его. Так паршиво она себя не чувствовала, даже когда Сокольский изнасиловал ее… и даже, когда она очнулась в больнице после ножевых ранений. Смывала пыль и кровь, наблюдая, как окрашенная вода уходит в слив. Разбитая губа, рассеченные брови. Ссадины на одной щеке, и менее заметные на скуле. Волосы в стиле: я у мамы дурочка. «Отлично выглядишь»— произнесла она вслух, обращаясь к отражению. Тело неприятно поднывало, сложно было определить источник боли. Макс слышал, что бежит вода. Плеснул виски в стакан, поднимая его в пола. И выпил залпом. Он не знал себя таким, никогда не сталкивался. Сегодня же он хотел душить ее собственноручно, пока не посинеет. Это было настолько сильно, что мужчине в какой-то момент стало по-настоящему страшно. Страшно не от этого гневно-ревностного желания, а от того, что он способен это сделать. Поставил стакан на стол. Рванул к дверям ванной, распахивая их. Мысль резкая о том, что она могла с собой что-то сделать. Но девушка стояла у раковины в белье, чулках и туфлях на шпильке. Выглядела жалко. Потому что ощущала себя именно так, как побитая собака. Выключила воду. И сейчас посмотрела прямо в глаза успешному адвокату. В них не было уже ни злобы, ни ненависти, ни гнева. Перегорела.

— Понравилось кино? — Уела она его.

И только сейчас до мужчины неожиданно дошло, что гостья всё знала о его подпольной, низкой слежке. Теперь Карты сложились сами собой. Он понял и осознал, что все это было выстроено в ровную цепочку. Ещё полчаса назад, он считал, что она трахается с ним и одновременно с депутатом. Сложно искать виновных и виноватых, когда у всех рыльца в пушку. Максим вернулся к виски. Это было слишком для одного тихого вечера. Достал второй стакан и налил его через край. Аня, цокая каблуками по паркету, подошла. Осушила предложенный алкоголь залпом, захлебываясь. Он разливался теплом по телу. Адвокат налил ещё. После отошёл к кровати. Закрыл лицо рукой. Во второй бутылка. Как все закрутилось подобным образом… искренне не понимал, как всё это произошло. Голые и неуправляемые чувства и эмоции. Снял галстук, бросив его на кровать. Расстегнул ворот рубашки. Бросило в жар, от одной мысли, что он мог убить. Мог и был готов сделать это. Посмотрел на неё. Сделал большой глоток из горла. Оба этим вечером летели со скоростью двести, пытаясь что-то доказать. Поставила стакан. Хмель был хорошим другом. Расслаблял. Отодвигая всё на задний план. Ощутила, что алкоголь побудил в ней те самые инстинкты, тело ее командир. Где-то внизу живота появились колющие ощущения, по телу разливалась горячая волна, подогреваемая виски. Разум тщетно старался взять верх над ситуацией. Но тело, возбужденное, разгоряченное уже всё решило. Рубильник отключился. И последняя планка пала. Анна шагнула в бездну своего желания. Максим поймал ее взгляд. Он узнал бы его из тысячи, наверняка зная его значение. И сейчас все исчезло. Померкло. И потеряло смысл. Что было до. Что будет после. Одурманивающая власть их животной страсти. Здесь и сейчас. Глоток виски. Она так непреодолимо близко. Эта власть… Каждой клеточкой своего тела ощущал возбуждение. В глотке пересохло. Коснулся ее атласной кожи кончиками пальцев, проваливаясь в омут ее чар. Алкоголь мягко кружил комнату в танце. Медленно опустилась на колени, понимая, что сгорает. Инстинктивно расстегивал брюки, закрывая глаза. И уже было не важно… всё не важно. Только жажда пленительной страсти. Ласкала его с неподдельным удовольствием, обхватывая губами. Именно этого она так сильно желала. В это же время понимая, что уже настолько близка к оргазму, и ноги становились ватными… тяжело дышал, отхлёбывая из бутылки и не открывая глаз. Не было больше сил. Одним движением поднял ее и повалил на кровать. Снимала с него рубашку, сгорая от нетерпения, раздвигала ноги, притягивая его к себе. Сжимал ее грудь, целуя так, как в последний раз. Ее тело манило его, притягивало и сводило с ума. То выгибалась под его натиском, то откидывалась назад на подушки. Ему было мало, не мог остановиться. Движения резкие, отрывистые. Ее стоны, срывающиеся на крик до искр из глаз. Рвала его спину, как дикая кошка. И снова отдавалась полностью. В этой ночи было что-то неестественно сумасшедшее. В какой-то момент Максим понял, что готов на всё, и делает сегодня всё, чтобы быть лучшим… Для него мысль об Александре была больной мозолью, ударом по самолюбию. Голова девушки уже мало, что соображала. Она теряла своё сознание и связь с реальностью, познавая понятие быть затраханной до полусмерти. Мужчина же не останавливался, лишь наращивая темп. Пот стекал ровными струйками по его вискам. Глаза бешено горели. Резким рывком поставил девушку на четвереньки. Продолжал. Сам, не сознавая, как в его руках оказался галстук. В полуобморочном состоянии ощутила, как петля затянулась на шее. С каждой секундой удавка становилась все туже. Но Астахов не останавливался, лишь ускоряясь, казалось, он хочет разорвать ее изнутри. Не могла сопротивляться. Воздуха практически не осталось. Мир вокруг для нее исчез, вместе с самым сильным оргазмом в ее жизни. Затягивал петлю сильнее, феерически кончая одновременно с гостьей. Рухнул без сил на кровать, понимая, что это был секс века. Ничего подобного в жизни ни у того, ни у другого. Перед глазами прыгали цветные пятна, комната кружилась. Ноги и руки непривычно дрожали, постепенно становясь ватными. Это был наивысший пик удовольствия.