Ведьма, пришедшая с холода (сборник) - Коллектив авторов - Страница 97

И все же, не желая дразнить Носителя, Дом сказал:

— Я понимаю, правда, весь этот исторический пессимизм. Полезный навык, особенно там, где вы жили. Но вы на пути в лучший мир, друг мой. — Не снимая перчатку, Дом вынул изо рта сигару и указал зажженным концом на край летного поля, где стоял грузовой борт, разогревая двигатель. — Видите? Вот наш самолет.

***

Пустая квартира — не то слово. Пустой нужно оставлять конспиративную квартиру, когда покидаешь ее. Однокомнатную квартиру Дома явно вычистили. Полы сверкали. Ни пылинки в углах. Голый матрас вонял хлоркой. Никаких картин или фотографий на стенах. Никакой одежды в ящиках. Едкий запах паленых волос наполнял помещение. Гейб отследил этот запах до сверкающе белой ванной. Зубная щетка, набор для бритья — ничего нет, будто их и не было. И занавески над ванной тоже. Пепел лежал на дне ванны, несколько угольков еще тлели. Гейб ткнул их носком ботинка: остатки одежды и простыней. Костюм из верблюжьей шерсти, который носил Дом. Все, что нельзя забрать.

Из-за огня ванна должна была бы треснуть, но этого не случилось. Судя по копоти, языки пламени поднимались вверх на треть метра, а потом будто встретили невидимую стену.

Гейб осторожно вышел из ванной в комнату, миновав плиту.

— По крайней мере, он оставил нам подарок. — Алистер поднял с подоконника сигару, будто она могла его укусить. — Не его марка, хотя вполне могу ошибаться. Не сомневаюсь, что это шутка, учитывая его тщательность в остальных делах.

— Это ненормально, — сказал Гейб, — все это.

— А что нормально? — Алистер покрутил сигару между пальцев. — Так бы я и поступил, если бы хотел, чтобы волшебники меня не нашли. Тщательно все зачистить. Убрать все следы, с помощью которых можно установить симпатическую или... — с ноткой юмора, который Гейб не разделял в этот момент, — синекдохальную связь, как вы говорите.

— Они сожгли простыни в ванной. — Он не мог заставить себя сказать «он», но сигара ведь была посланием? — Больше ничего не осталось.

— Пламя любит дешевые фокусы. — Алистер вздохнул и сунул сигару в карман.

После всей этой дрожи, всплеска адреналина, спешки Гейб теперь стих, замер. Он представил, будто Дом стоит сейчас перед ним, курит эту чертову сигару в отброшенной ракушке квартиры — притворство на притворстве.

— Он... — Гейб не закончил.

— Есть много возможных объяснений, — сказал Алистер. Он понюхал постель. Поморщился от запаха хлорки. — Если служители Пламени схватили вашего агента, они могли после вернуться в его квартиру и замести следы, чтобы мы не нашли его магическими средствами.

Но Дом в воображении Гейба только ухмыльнулся, держа сигару в зубах, и покачал головой. Гейб с ним согласился.

— Если бы они схватили Дома, то не оставили бы его в живых, а если он мертв, им не нужно беспокоиться, что мы его найдем. Пуля в голову, труп в реку — все это менее рискованно, чем зачистка квартиры. Они знают, что за квартирой следят. И даже если бы он оказался им чем-то полезен — зачем оставлять сигару? Это издевка. Это магия. Магия Дома. Он ведь не один из нас?

Алистер повернулся к Гейбу:

— Нас?

Проклятье. Его это бесило, но он сказал:

— Из Льда.

Левая бровь Алистера дернулась вверх совсем чуть-чуть, и Гейб поверил бы, что это произошло нечаянно, если бы она не опустилась слишком медленно. Гейб ждал, что британец подколет его, укажет, что Гейб теперь причисляет себя ко Льду, и отметит, какое это замечательное событие, как это все забавно и чудесно. Ждал, что Алистер ткнет в него этим.

Алистер не был добрым человеком, и Гейб это знал. Но, по крайней мере, он оказался добрее, чем Гейб ожидал.

— Нет, — ответил он. — Боюсь, что нет.

***

В салоне самолета Дом установил на пустом ящике шахматную доску. Соколов, пристегнутый напротив, сжал руки и посмотрел налево и направо — в сторону кабины и на взлетную полосу. Неловко одернул рукава тяжелого пальто, поправляя незаметный залом.

— Вы в безопасности, док. Теперь нас уже ничто не остановит.

— Я больше никогда не увижу Ленинград. Санкт-Петербург, — произнес Соколов, будто проверяя старое название на слух и решая, нравится ли оно ему. — Теперь начнут допрашивать моего сына, проверять, не скрывал ли он мой побег. Он ничего не знает. Я не общался с ним много лет.

— С ним все будет хорошо. — Дом не удержался бы на своей работе, если бы не умел скрывать неуверенность в своем голосе. Непроизвольно он вспомнил множество способов причинить человеку боль. Загнать бамбуковые палочки под ногти. Просто выдрать ногти. А как там называют прием, когда человеку заламывают руки за спину, чтобы вывихнуть плечевые суставы? Это страппадо или страппадо — это про ноги? Огонь, разумеется. У огня много преимуществ. Например, фантомные боли.

Он вынул новую сигару из кармана и предложил ее Соколову, который этого даже не заметил. Дом отрезал кончик сигары поясным ножом — всегда носил его на задания: не угадаешь, когда он может пригодиться. Лезвие прошло сквозь табачный лист и оставило вмятину на большом пальце.

Дом зажег сигару длинной спичкой, подержал дым во рту. Пилот в кабине поднял руку.

— Видите, док? Все чисто. Можем лететь. — Он ткнул зажженным концом сигары в доску. — Сыграете белыми или черными?

***

— Развернуть самолет! — Гейб влетел диспетчерскую ЦРУ, за ним в хвосте бежали Алистер и растерянные сотрудники посольства. — Свяжитесь с пилотом, с Лэнгли, если придется, но нам нужно посадить самолет с Соколовым.

— Сэр? — Диспетчера звали Рослин. Мозг Гейба выдал эту информацию как раз вовремя, наконец-то начав соображать. Где он был все эти месяцы?

— Давай, Кит. Операция рассекречена. Соколов в опасности. Нам нужно их посадить.

Рослин замешкался, держа руку на рации. Транзисторы гудели, жужжали. Морской пехотинец, гнавшийся за Гейбом, поймал его руку, но не потащил прочь из рубки. Он напряженно переглянулся с Рослином. Голову Гейба сводило от боли, и он гадал отчего: виной то ли элементаль, то ли естественная смесь усталости, ярости и кофеина. Гейб старался казаться спокойным и искренним. Это тоже его работа. Можешь предлагать, торговаться, день напролет устанавливать доверительные отношения, но порой не остается ничего, кроме как опираться на свой авторитет.

Рослин снял трубку.

***

В кабине летчика ЦРУ зазвонил телефон. Он нахмурился. Это было не по плану. Он убрал руку с верхней приборной панели и поднял трубку.

— Слушаю? — никаких позывных, никакого опознавательного приветствия. Никто не знал его номер. Он тоже не знал номера тех, кто ему звонит.

Он не злился, потому что не злился никогда. Но он был растерян.

В ухо полились помехи. Мешанина голосов, перекрикивающих друг друга, искажая смысл.

— Повторите. Вас не понял.

Шум голосов стих. Заговорил только один.

Слева от него поднялся в воздух маленький грузовой самолет.

— Я не понимаю.

Повторный вопрос.

— Я не получил посылку. Ваш посыльный опоздал. Мне пришлось уступить свое время вылета грузовому самолету. — Он склонился к правому борту и прищурился. — Хотя не заметил, чтобы он взял какой-то груз. Только двоих пассажиров.

***

В этот ясный холодный день взлет получился таким мягким, что шахматные фигуры едва сместились на доске.

— Хороший ход, — сказал Дом, когда Соколов убрал руку. Слон угрожал слону и коню. Как бы Дом ни сыграл, что-то он потеряет, но если бы он съел слона пешкой перед ладьей и открыл ладью, у него появились бы сдвоенные пешки, а он и так уже прозевал пешку, начав играть глупо и быстро, так что любой размен ему сейчас невыгоден. Поэтому Дом предпочитал шахматы по переписке. Летними месяцами в жаркой южной Флориде дед учил его играть медленно, порой дни напролет, попивая сладкий крепкий кофе на задней веранде с видом на ручей. Старик был терпелив и спокоен. Сидя напротив, Дом не стыдился брать час на раздумья, прежде чем сделать следующий ход. Дедушка курил и ждал, порой напевал себе под нос. Он никуда не спешил.