Ведьма, пришедшая с холода (сборник) - Коллектив авторов - Страница 72

А ведь был еще Лед.

Гейб вцепился в руль «москвича», руки скрипели на дешевой резине. Алистер, Морозова и прочие из Консорциума, притаившиеся в Праге, готовы засунуть любого Носителя в ледяное хранилище. Алистер определенно вызывал опасения. Он гораздо более наблюдателен, чем пытается казаться. Хотя МИ-6 помогла с Соколовым, она не участвовала непосредственно в операции: такой миссии требовалась максимальная секретность. Разумеется, для британско-американских отношений всегда к лучшему, если совместная операция проходит успешно. Но гораздо чаще британцы просто путаются под ногами.

Теперь у Гейба нашлась новая причина не посвящать Алистера в это дело. Едва этот чванливый болван узнает, кем в действительности является Соколов… Гейб поморщился. Неужели Алистер и впрямь испортит Западу серьезную игру, лишь бы помочь своему мелкому тайному обществу? Алистер дал понять, что собрать всех Носителей под защитой Льда — вопрос жизни и смерти. Но в обычном мире ракетостроения, политических маневров и ядерных запасов эта миссия — тоже вопрос жизни и смерти. Америке нужен Соколов. Британцам нужно, чтобы Соколов оказался в Америке. Конечно, Алистер это поймет. Он не станет рисковать своей страной — и, главное, собственным положением в своей стране — из-за одного Носителя.

Оставалась еще Морозова. Она с легкостью отправила несчастную студентку под охрану Льда. Да, Морозова не знала, что Лед с ней сделает, но нельзя быть уверенным, что она не отправит Соколова в глубокую заморозку, решив, что нет иного способа уберечь его от Пламени. Плохо, что Гейб охотился за Носительницей, пытался забрать ее у Морозовой и у Льда. Уже из-за этого она готова выпустить когти. Но как кагэбэшница, которая твердо намерена предотвратить бегство советских граждан любой ценой…

Тогда решено. Гейб не хотел, чтобы Соколов оказался уязвим перед Пламенем, это уж точно. Но он не мог рассчитывать и на помощь Льда. Единственные агенты Льда, которых он знал, — Морозова, Острохина, Алистер. Подсказать Тане, что Соколов — Носитель, все равно что промаршировать перед советским посольством и объявить о планах бегства ученого. Соколов получит пулю в затылок, а карьере Гейба придет конец.

Гейб глубоко вздохнул и повернулся к Джошу.

— Что там у нас?

Джош посмотрел на дальний угол здания гостиницы «Интернациональ Прага», но их разведчика не было видно.

— Ждем.

Гейб улыбнулся и забарабанил пальцами по рулю автомобиля. Ему стало легче, когда он принял решение. Он просто сохранит в тайне, что перебежчик — Носитель. Гейб очень хорошо умеет хранить тайны.

Он надеялся, что Максим Соколов умеет это не хуже его.

— Есть. — Джош закрыл газету, которую якобы читал, сложил ее. — Выходит, направляется за угол…

Гейб пристально смотрел на человека, идущего по тротуару перед гостиницей, наискосок от парковки, где они сидели, частично скрытые грузовиком. Их разведчик одет как обычный житель Праги: черная водолазка, темные брюки-клеш в клетку. У него впалые щеки, настороженный взгляд чеха, но гонорар от американского посольства явно поднял ему настроение. Он оперся об уличный фонарь, помедлил, вынул сигарету из пачки, которую достал из кармана. Зажег.

— Ну же, — пробормотал Гейб.

Мужчина закрыл глаза и склонил голову к столбу. Дважды постучал по сигарете, чтобы сбросить пепел. Медленно затянулся.

— Превосходно. Всего два охранника с южной стороны. Мы готовы.

Один удачный день. Это все, что требовалось Гейбу, чтобы скрыть сущность перебежчика. После Гейба не будут волновать ни Лед, ни Пламя, ни даже КГБ. Он сможет продержаться один день. Черт, даже безбилетник неплохо себя вел. Да раз плюнуть.

Гейб выскользнул из машины и повернулся к Джошу, когда тот появился со своей стороны.

— Теперь твой выход.

***

Джошуа Томс поправил вельветовый блейзер и направился к стойке регистрации в фойе гостиницы «Интернациональ». Возбуждение захлестнуло его, поддерживая в тонусе, как бокал хорошего виски. Его время. Сегодня, на конференции — его выход.

Он быстро улыбнулся Гейбу. Так приятно снова быть с ним на одной волне, работать слаженно, будто они оба — детали одного хорошо смазанного механизма. В Праге запахло весной, и, что бы ни вмешивалось в действия Гейба прежде, теперь это в прошлом.

Может, это просто долгая зима ожесточила душу Гейба, заковала ее в лед. Гейб приехал из каирского штаба — там жарко, сухо, экватор. Такая перемена потрясла бы самого крепкого оперативника. Теперь Джош стыдился, что сомневался в нем. «Анхиз» станет большой победой для них обоих, и вся эта зимняя чепуха — кагэбэшница, пропавшая студентка, все остальное — забудется.

— Томс, — объявил Джош секретарше. — Министерство торговли Соединенных Штатов.

— Конечно, мистер Томс. Вот ваш бейдж и программа конференции.

Джош прикрепил бейдж к нагрудному карману и прошел в лекционный зал вместе с Гейбом.

— Пшеница, — нараспев произнес лектор, вцепившись руками в кафедру, будто та собиралась сбежать. — Без пшеницы нет общества. Без общества мы во тьме.

Джош устроился на стуле рядом с Гейбом. День предстоял долгий.

***

Он увидел Соколова только в конце третьей лекции утреннего симпозиума. У ученого были заметны мешки под глазами, поношенный пиджак сидел как с чужого плеча. Соколов потел, хотя гранитные стены и полы конференц-зала, казалось, еще хранили последний зимний холод.

«Соберись, Макс». Затем Джош посмотрел вниз и обнаружил, что держит папку с материалами так крепко, что костяшки его стиснутых пальцев побледнели. Он глубоко вздохнул и медленно ослабил хватку.

Взгляд Джоша задержался на Алистере Уинтропе. Британский агент сидел всего в нескольких рядах от него, оживленно болтал об инфляции цен на кукурузу, но затем заметил Джоша — и на долю секунды уголок его рта дернулся в ухмылке.

Джош отвернулся, не сумев скрыть улыбку.

— Почти пора. Все готово для нашей информационной сессии? — спросил Гейб.

Джош проверил папку. Двадцать листовок, посвященных фактам о совместных международных предприятиях министерств торговли и сельского хозяйства Соединенных Штатов, аккуратно отпечатанные и размноженные, значимые моменты выделены нежно-сиреневым. И среди этих листков в стопке — тонкая полоска бумаги, исписанная убористым, неразборчивым почерком.

— Полагаю, что да.

Гейб пихнул его в плечо.

— Слава богу. Больше ни минуты не выдержу этой лекции о капиталистических манипуляциях зерном. Идем.

Для информационной сессии им выделили маленький конференц-зал, и сотрудники министерства торговли, не имевшие других должностей в посольстве, уже ждали внутри. Гейб приветствовал их с привычной легкостью, шутил о политике министерства, в которой, как ожидалось, он разбирался, соглашался с тем, какой крутой у них нынче министр труда. Джош надеялся, что не выглядит слишком зажато рядом с Гейбом.

А потом начали приходить слушатели.

Русские, чехи, британцы, немцы — но русские сидели дольше всех, задавали самые трудные вопросы, морщили носы при виде Джоша и распечаток, которые он пытался им всучить. Максим Соколов подыграл ему, за что Джош был ему безмерно благодарен. Ученый подошел и выхватил одну из распечаток из его рук.

— Вы сами это написали? — спросил Соколов на грубом английском.

— Мое министерство, сэр. — Джош сглотнул и сунул узкую полоску бумаги в свою ладонь. — Джошуа Томс. Я работаю в отделе торговли посольства Соединенных Штатов…

Максим уставился на его руку. На мгновенье Джош испугался, что Соколов ее не пожмет. Никто из русских еще не здоровался с ним за руку. Не покажется ли это подозрительным? Может, ему стоило обернуть кружку кофе бумажкой или запихнуть Максиму ее в карман, когда он пройдет мимо…

Это было самое короткое рукопожатие. Максим смял бумажку в кулаке. Отдернул руку. Прежде чем его охрана — широкоплечие громилы, затаившиеся по периметру комнаты, — дала ему знак отойти.

— Поздравляю, у вас отличные навыки пропаганды, — заявил Максим, — уверен, все, что написано на этих листках, — ложь, и все же вы очень складно рассказываете.